кожаном корсете буду… И в перьях, кажется, да? — Мэннинг вновь довольно крякнул. — А в результате сам-то сколько в корсете проходил со своей спиной, а? Осталось только в перьях обвалять, — в голосе хозяина кабинета послышалась явная угроза, — и над городскими воротами повесить. Так что ты там поаккуратнее при манёврах, господин подполковник! Человек — существо хрупкое, по себе знаю, — и он постучал под столом протезом.
***
В этот же день Винтерсблад телеграфировал Анне, что нужная сумма будет через три недели, а на следующий день получил ответ. Анна писала, что деньги не нужны, всё уже решено и свадьба — завтра. А его, Винтерсблада, она будет ждать, как обычно, — по выходным, после наступления темноты, оставив заднюю калитку незапертой.
В исступлённом бешенстве Блад рванул первым же дирижаблем в Хадвилль, забыв хоть кого-нибудь предупредить о своём отсутствии на рабочем месте.
В Хадвилле лил дождь. Ранним пятничным утром на улице было темно и сыро, пахло железом и мокрым камнем.
Поймав кеб, Винтерсблад поехал к бывшему дому Уэлча, но Анну там не застал. В часовне — единственной на весь городок — тоже было пусто, а старенький священник, сверившись с записями в толстой тетради, сообщил, что на сегодня венчаний нет. Значит, свадьба Анны должна быть в Детхаре.
Офицер вернулся на вокзал, купил билет на поезд и спустя два часа был в столице Траолии. Здесь церквей было не в пример больше, чем в Хадвилле. Не оставалось ничего иного, как объезжать все по очереди.
Здесь тоже был дождь, и металлический запах высоких мостов, под которыми пришлось проехать не раз, курсируя по городу в поисках нужной церкви.
Вечерело. Блад нервничал, орал на извозчика и то и дело высовывался в окно, ища глазами очередную церквушку, будто зрительный контакт с ней мог ускорить передвижение кеба по улицам Детхара.
— Вас так ударит насмерть, сэр, — крикнул ему извозчик, — если кто-то обгонять вздумает!
— Тогда езжай так, чтобы не обгоняли! — огрызнулся офицер и вновь вынырнул в окно.
Из-за поворота у них перед носом выехал нарядный экипаж, запряжённый четвёркой белоснежных лошадей, и в его окне, полускрытую приспущенной шторкой, Винтерсблад увидел Анну.
— Обгоняй! — заорал он своему извозчику. — Останови их!
Кэб обогнал экипаж и преградил ему дорогу в самом узком месте — перед очередным мостом. Блад выскочил на мостовую, бросился к затормозившему экипажу. Дождь лил как из ведра, отросшие волосы прилипали ко лбу и лезли в глаза. Офицер распахнул дверь коляски.
— Не делай этого, Анна! — крикнул он, пытаясь перекрыть шум ливня и гул в собственных ушах. — Не делай этого!
— Кто вы, молодой человек? — из-за плеча облачённой в подвенечное платье женщины выглянул сухой осанистый старик в цилиндре.
Анна молчала, умоляюще глядя на Винтерсблада полными слёз глазами, и едва заметно качала головой.
— Не делай этого! — чуть тише повторил он. — Останься со мной! — дождевые струи лились по его лицу, стекали за шиворот; одежда насквозь промокла и прилипла к телу, но он этого не чувствовал. — Останься со мной, Анна! Ты нужна мне! Я люблю тебя…
Слёзы катились по щекам женщины, но её бледное лицо оставалось бесстрастным, застывшим, словно у фарфоровой куклы.
— Я не изменю своего решения, — едва слышно промолвила она, — я всё сказала вам, сэр… И надеюсь, вы сделаете верный выбор.
Блад стоял под ноябрьским дождём, вцепившись в дверную ручку экипажа, и не верил в происходящее. Он даже не сразу почувствовал, что старик в цилиндре осторожно пихает его в грудь своей тростью с золотым набалдашником, пытаясь отодвинуть от повозки.
— Позвольте, молодой человек, мы спешим!
Офицер, словно во сне, выпустил из пальцев дверную ручку, и жених Анны, перегнувшись через её колени, закрыл дверь. Экипаж тронулся. Блад стоял и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду. Рядом маячил извозчик, но ему было заплачено вперёд, и он, так и не добившись ответа от оцепеневшего офицера, тоже уехал.
— Ты не оставила его мне, — едва слышно произнёс офицер, — не оставила мне выбора. Ты сделала его за нас обоих, предпочла стать женой богатого старика…
Винтерсблад рухнул на мостовую, раскинув руки. Перед глазами антрацитовыми тучами клубилось небо. Словно пули, летели в лицо холодные капли. С губ облачками белого пара срывалось дыхание. Вода перебирала его светлые волосы, размывая их по круглым бокам булыжников и вновь собирая в пряди. Лил дождь. Пахло металлом и мокрым камнем. Стемнело.
Кто-то легонько пнул офицера под рёбра мыском сапога.
— Жив?
Блад еле-еле разлепил веки.
— Жи-ив! — над ним склонились двое в штатском. Судя по физиономиям — из госбезопасности.
— Господин Винтерсблад? — уточнил один из них. — Вы арестованы. Прошу, пройдёмте с нами.
Блад безучастно закрыл глаза.
— Господин Винтерсблад! — настойчиво позвали из внешнего мира. — Прошу вас встать! Ваша попытка сбежать из страны провалилась! Вы арестованы по обвинению в растлении малолетних и в неоднократных насильственных действиях интимного характера в отношении учеников кадетского училища!
***
— А дальше ты знаешь, — пожимаю плечами, глядя на священника, — в газетах писали. Заявил на меня пузатый Харрингтон — он оказался пасынком Мэннинга. А потом сторож вспомнил тот случай с Уивером. Отец Уивера рассказал, что домой я его сына в тот вечер так и не привёл. И у него сохранилась эта моя проклятая записка о дополнительных занятиях по выходным раз в месяц… В общем, всё против меня. Харрингтон твёрд в своём вранье, допросы вели люди, связанные с Мэннингом, ничего не доказать…
— А про поддельные деньги ты рассказывал? — интересуется священник.
— Какой смысл? — горько усмехаюсь.
Дед вздыхает.
— Одного не понимаю, — говорит он, — почему Уивер не рассказал о своём отце? Почему врал, что ты помогал ему с учёбой? Почему ты сам говорил то же самое, ведь это выглядит смешно и неправдоподобно!
— Он как мог старался доказать мою невиновность. Он клялся, что я его и пальцем не трогал. Но ему не поверили: решили, что мальчишка просто запуган. Если бы он рассказал про жестокость отца, он мог бы оказаться в приюте, а это — хуже всего. Не закончил бы образование и потерял бы возможность стать военным. Или хоть кем-то,