Мари-Луиза подала бармену знак, что хочет кофе.
— Мы делили мебель, дорогая, — так же мрачно ответил швед с картофелиной вместо носа.
— Мебель? Так или иначе, вы оба действовали ритмично, а это уже нечто… Как ты, Роберт? Рассказывай скорее о Летиции. Как ее здоровье?
— Плохо. Ничего нового. Я тебе уже все написал.
Мари-Луиза заплатила за кофе и устроилась рядом с Робертом.
— Вот фотография, — сказал Роберт. — Команда несовершеннолетних в итальянском публичном доме. Вторая в первом ряду похожа на мою дочь Руту. Но ведь ты знаешь, как фотография искажает черты лица. Да и времени прошло столько, что она должна была измениться. Как бы то ни было, мне бы хотелось все проверить.
— Проверим, — сказала Мари-Луиза. — Но скажи, Роберт, зачем ты это сделал?.. Зачем ты это сделал? Я имею в виду тех подонков…
— А… Сам не знаю, зачем… Думаю, так было нужно…
— Ты помнишь, как турок стрелял в нашего Папу? Так вот. Первую молитву пришедший в себя Папа посвятил турку. Он помолился за него, чтобы Бог простил ему этот грех. Таким должен быть настоящий католик. А теперь? Твой Коэффициент доброты упал до семидесяти, и тебя удаляют из команды «Идеал». Этап во Франции будет для тебя последним… Ты не станешь чемпионом мира этого года!
— Я уже смирился с мыслью, что единственным романом, который мне предстоит написать, будет книга моих поражений. — Роберт закурил сигарету. — А ты, слышал, идешь в монастырь?
— Не совсем. Я основываю Орден любви к ближнему в государстве Нобль. Потом откроем филиалы по всему миру. Я хочу, чтобы граждане идеального государства заботились не только о собственном благе, о благе своей страны, но и шли в другие народы, сеяли семена добра, участвовали в политической жизни и стремились к тому, чтобы идеалы государства Нобль покорили человечество, влились в разлагающуюся цивилизацию двадцатого века, чтобы эти люди стали Прометеями, а не созидателями счастья под стеклянным колпаком.
— Кто тебя надоумил?
— Нобль посетила мать Тереза. 7 октября 1950 года была утверждена конгрегация Любви к ближнему сестер миссионерок с центром в Калькутте. А теперь в Ордене матери Терезы более тысячи сестер и более двухсот братьев. 6 января 1971 года Папа Павел VI вручил матери Терезе премию мира Папы Иоанна XXIII, миряне же наградили ее нобелевской премией.
— У них тоже есть филиалы, не так ли? — спросил Роберт.
— Да. В Венесуэле, Колумбии, Риме, Нью-Йорке, Танзании, Австралии, Иордании, Бангладеш, Мавритании, Эфиопии, Израиле, Перу, Вьетнаме, Камбодже, Новой Гвинее, Йемене, Мексике, Гватемале и в других местах.
— Я о ней читал в газетах. И какой же у нее Коэффициент доброты?
— Никто этого не определял, но, мне кажется, между ста сорока и ста пятидесятью…
— Опиши мне их конкретную деятельность, — попросил Роберт.
— В орденской регуле говорится, что каждая сестра в лице страждущего встречает самого Иисуса Христа. Чем более отталкивающая работа, тем сильнее должна быть вера. Имеется 335 подвижных лабораторий, 67 клиник для прокаженных на 50 тысяч человек, около 40 домов для умирающих и так далее…
— А какой у сестер, скажем, распорядок дня? Обязанности?
— Встают в полпятого, — говорила Мари-Луиза, — до половины седьмого молятся, затем завтракают. Стирают и приводят себя в порядок перед выходом на работу. В этот промежуток времени новенькие изучают регулу и Святое Писание. Перед принесением обеда они должны выдержать экзамены. Около двух монахини возвращаются на обед. Потом снова уходят на работу и возвращаются около половины восьмого на молитву, потому что это очень важно. Мать Тереза считает, что миссионеры любви к ближнему не должны чувствовать себя всего-навсего работниками социальной сферы. Но в конгрегации, которой хочу руководить я, будет другой распорядок.
— Ты станешь уделять внимание повышению Интеллектуального коэффициента? — спросил Роберт.
— Да. Христианство будет модернизировано. Начнем с нуля. Мать Тереза сначала тоже не знала, куда пойдет и что должна делать. Удобное и гарантированное существование в монастыре она обменяла на неуверенность уличной жизни. Но она знала, что Бог призывает ее и поведет, куда Он желает. Сегодня ее поддерживает множество организаций, а началось с того, что она обходила приходы с жестянкой, прося, чтобы не выбрасывалась несъеденная пища, потому что может пригодиться беднякам. Идя от дома к дому, однажды она увидела у святилища Кали столпившихся людей, — лицо Мари-Луизы приобрело экзальтированное выражение, прекрасные большие глаза засверкали внутренней силой, — так вот, посреди них в луже испражнений умирал человек. К нему боялись прикоснуться — он умирал от холеры. Мать Тереза сама подняла его и отнесла домой, где ухаживала и заботилась. Потом он умер, но счастливой смертью.
— Мари-Луиза, ты уже больше не инспекторша Комиссии доброты?
— Нет, в данный момент я безработная.
— Прощай, Мари-Луиза, — сказал, проходя, картофеленосый швед.
— Чао, малыш, — сказала Мари-Луиза, провожая его задумчивым взглядом.
В «Асторию» ввалилась гурьба подростков. Они с шумом облепили бар и стали заказывать напитки. Алкогольные.
— Я вижу, ты нисколько не переживаешь, что тебя изгоняют из государства Нобль, — сказала Мари-Луиза.
— Что поделаешь, — Роберт уныло улыбнулся, — таков удел. Ты борешься со злом своими методами, а я своими. Я созидаю государство Нобль в той мере, в какой хватает моих рук. Ведь и ты будешь делать то же самое, не так ли?
— Я вспоминаю твой рассказ о Ромасе Каланте, юноше, который совершил самосожжение во имя свободы своей родины. Ты рассказал грубо, совсем не патриотично, очень приземленно и даже с иронией, но ведь, я думаю, ты понимаешь, что каждая жертва имеет смысл и увеличивает Коэффициент доброты человека?
— Я патриот, но я не люблю декларируемого патриотизма. — сказал Роберт.
— В этом рассказе я усмотрела твою заботу о судьбе своего народа и подумала, что, рискуя жизнью на трассах «Формулы-1», ты приносишь жертву во имя государства Нобль, иными словами, во имя новейших достижений гуманизма, или нет?
— У каждого пилота «Формулы-1» своя мотивировка, почему он рискует. Конечно же, не ради пьянящей скорости и не ради блеска, окружающего атмосферу гонок. К скорости привыкаешь очень быстро, а рекламы, трескотня даже раздражают гонщиков, потому что почти все они личности и их угнетает дешевая популярность. Повторяю, у каждого есть своя мотивировка, ради чего он рискует, и она для него единственно правильная и несомненная. В Древней Греции были Ахилл, Менелай, Одиссей и Гектор. В наши дни герои, ежедневно глядящие смерти в глаза, это Ники Лауда, Ален Прост, Айртон Сенна… В выборе профессии не последнюю роль играет присущая мужчине внутренняя необходимость чувствовать себя настоящим героем. В этом есть что-то фрейдистское. Есть даже теоретики, утверждающие, что при стремительной езде гонщик сублимирует половое удовольствие.