Читать интересную книгу Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Александр Артёмов

Возвращаясь после полетов на базу, Шершер писал очерки, стихи, рассказы. Его корреспонденции публиковались в «Известиях» и «Комсомольской правде», рассказы — в «Новом мире». Почти в каждом номере газеты «За правое дело» появлялись его стихотворения, песни, подписи под карикатурами.

Выполняя боевое задание командования, Леонид Шершер погиб 30 августа 1942 года в полете.

501. ПИСЬМО О ПОЧТАЛЬОНЕ

В облаках табакодымаУ косых моих окон,Песен мимо, солнца мимо,Часто ходит почтальон.Он проходит, грубоватый,В рыжеватых сапогах,Тихий, смуглый и горбатый,С бандеролями в руках.Он проходит, и из окон.Перевитых кисеей,Видит он кудрявый локон,Обесцвеченный весной.Недосказанные речи,Недопетые слова,Недорадостные встречи,Неземная синева.Голубые сны и ночи.Дни. Молчанье. Тополя.Васильки. Дороги. Впрочем —Вся огромная земля.Птицы, радости, закатыУ него в больших руках…Он проходит, грубоватый,В рыжеватых сапогах.Он проходит через селаС непокрытой головой,По-весеннему веселый,По-весеннему хмельной.На него с тяжелым стономПсы несутся на цепях…Вот таким вот почтальономЯ мечтаю быть в стихах.И нести ветрам навстречу,Хоть дорога и крива,Недосказанные речи,Недопетые слова.И пройти с огромной ношейЧерез тучи и громаМимо девушек хороших,Ожидающих письма.Постучать у дальних оконИ, укрытый тишиной,Увидать кудрявый локон,Обесцвеченный весной.

Январь 1935

502. «Видишь, брызги на окне…»

Видишь, брызги на окне, —Это очи светятся.Гулко бродят в тишинеЗвездные Медведицы.

Я не знаю, сколько ихВ этой звездной бездне.Лишь мечтаю про твоиТеплые созвездия.

И возможно, как-нибудьСинелунным вечеромЯ по ним узнаю путь,Чтоб дойти до встречи нам.

7 октября 1935 Москва

503. ТЫ

(Из весенних стихов об осени)

Широколистые клены с ветвей осыпают лето,Первой хрупкостью льдинок утро встречает пруд,Над миром, маем умытым, над миром, июнем согретым,Августовские созвездья, в ручьях не дрожа, встают.

Осень. В такое время хочется выйти к двериИ первому встречному ветру вылиться через край.Но он, не поняв, уходит, а может быть, не поверивИ не сказав, расставаясь, ласкового «прощай».

За эту весну и лето мы старше и выше стали,Но мы пронесли под солнцем солнечную мечту.В глазах твоих серых вёсны ни разу не отцветали,И лето в твоих улыбках и в первом еще цвету.

Мы снова с тобою вместе, мы снова с тобою рядом.Долго или недолго не виделись мы с тобой,Ведь, кроме тебя, дорогая, мне очень немного надо:Работы, стихов и неба, не вянущего зимой.

1935

504. НАДГРОБНОЕ СЛОВО ВЕТРУ

Выплакал звезды в тучевой твердиГлаз луны с поднебесья на нас.Качаются, как корабли на рейде,Улыбки в морях твоих теплых глаз.

Ты дремлешь. И сон твой неровен и зыбок,Как блики луны на распутье окон.Я жду, как рассвета, твоих улыбокИ с боку на бок ворочаю сон.

Мне часто не дремлется на рассвете,Небо проткала багровая нить.Приходит к кровати простуженный ветерПо-человечески поговорить.

Я знаю — ему до молчания пусто,Он ходит невылюбленный в небесах,И мне становится очень грустноОт слез на синих его глазах.

Он песню опустит, как вымпелы с мачты,И руки поднимет под небо, как плети.Ветер, не надо!                            Ветер, не плачьте!Будьте мужчиной, ветер!

Я руку поглажу, нежен и ласков,—Ветер, забудьте про все неудачи!Хотите, я расскажу вам сказкуИли спою кукарачу!

А утром, шаги отчеканя гулко,От зорь обеих горяч и рыж,Он сходит и топает в переулкахНад мелочьем небоскребных крыш.

Он спускается с поднебесьяИ дальше идет, разгорланя песнюВ улицы, не расплескавшие тишь…

…А после войдет, не стучася, в дверцы,Сядет к кровати угрюмо и быстро,Тихий, немного рассеянный, злой…Я знаю большое и нежное сердцеВетра, покончившего самоубийством,Ветра, упавшего вниз головой.

16 декабря 1935

505. ПОЛНОЧЬ

Ночь спускается сразу,Искренняя, как злоба.Зарю за собой сжигает,И ей отступления нет.Двенадцать часов. Полночь.Встает барабанщик из гроба,Со стульев встают пианисты,Заканчивая концерт.

Прожекторов бледные луныБросают последние блики,Они поднимаются к ложам,Выбрасываясь из окон.Дамы приносят розы,Дамы приносят гвоздики,Пахнущие садами,По сорок копеек бутон.

Жаль, увядают розы!Я бы их поднял снова,Я б расцветать поставилПод синие пальцы гроз.Я не люблю Паганини,Я не люблю Норцова.Я бы поднес швейцаруБукетище теплых роз.

«Возьмите, поставьте дома,Чтоб не было дома серо,А если имеете дочку,То передайте ейОт зрителей амфитеатра,От зрителей из партераЗа исполнение маршаНа барабане дверей…»

…А может, мне просто грустно,Сердце в лирической тине!Правда, ведь может быть так,Мой теплоглазый друг?!Я полюблю Норцова,Я полюблю Паганини,Ставших немного теплееОт обжигания рук.

И, обогнув билетеровИ многопудие дамы,Я ухожу из залаИ к почте пути стелю.Примите, телеграфистка,Местную телеграммуС текстом: «Моя дорогая!Я тебя очень лю!»

17 декабря 1935

506. СНЫ

Я не знаю, надо иль не надоСны свои рассказывать в стихах.Только возле города ГренадыЯ сегодня ночевал в горах.

Я видал, как проходили грозы,Слышал — толпами издалекаПроплывали верхом бомбовозы,Низом проплывали облака.

После снов тяжелых, после боя,После гулких вздохов батарейНебо над Испанией такое,Как весной над Родиной моей.

Я хожу по улицам суровый,Сплю под дребезжанье гроз.В комнате моей шестиметровойЗапах пороха мадридского и роз

Из садов распахнутых Гренады,Не увядших на крутых ветрах…Я не знаю, надо иль не надоСны свои рассказывать в стихах.

Если звездными ночами снится,Как расходятся во тьму пути,—Значит, сердцу дома не сидится,Значит, сердцу хочется уйти.

Но оно не скажет мне ни слова,Я пойму его по слуху сам —К опаленным подступам Кордовы,К астурийским рослым горнякам

Рвется сердце. Сквозь дожди и ветрыПуть его протянется, как нить……На пространстве в шесть квадратных метровРазве можно сердце уместить?

Пусть выходит сердце, как победа,Как луна к раскрытому окну,К черноглазым девушкам Овьедо,Отстоявшим пулями весну.

И они, уверенны и ловки,Проходя сквозь орудийный дым,Зарядят тяжелые винтовкиСердцем сокрушающим моим.

1936

507. «Ты ложишься спать, моя родная…»

Ты ложишься спать, моя родная,Под подушку руку положив.Город полуночный засыпает,И, луну прозрачную разлив,Облака уходят. Ветер резкийПоднимает тихо занавескиИ идет, ступая по ковру.Я тебе, как жизни, не совру,Не скажу неправильного слова,Как стихам. Вечерняя пораНам показывает в новом светеОблака, большие звезды, ветер,Виденные иначе с утра.Мы с тобой живем одним дыханьем,Связаны любовью и стихом.Никогда не скажем «до свиданья»,Друг от друга в жизни не уйдем.(Я сижу и думаю о том,Как в кривом Ростокинском проездеТы бумажки крутишь за столом.)Помнишь сказку про Тильтиля и Митиль?Мы с тобой во МХАТ тогда ходили,Вместе хмурились и улыбались вместе,Спорили, мечтая об одном,Помнишь сны, что видели ребята:Над кривой избушкой небогатойСчастье птицей пролетало, не задев…В Гамбурге не спит ночами Тедди,И друзья его почти не спятИ о счастье, о большой победеДо зари до самой говорят.Им на жестких тюфяках приснится:В городе, в котором мы живем,Пролетают флаги, точно птицы,Распластавши крылья над Кремлем.Нам с тобой намного это проще.Что другим приснится только сном,Красную торжественную площадь,Просыпаясь, видим за окном.Ели наклоняются, старея,Над гранитом гулким мавзолея,Солнце легкокрылое в зените —Слово различим издалека:«Ленин» начертала на гранитеРодины могучая рука.Это к счастью — говорит поверье, —Так шумит знамен высоких шелк,И ногами открываю дверь я,Чтобы ветер в комнату вошел.

Посидим, подумаем немного,Как нам жить и что нас ждет с тобой?Есть на карте дальняя дорогаВ дальний город, самый молодой.Дорогая, скоро, очень скоро,Мы с тобой поедем в этот город,Обязательно поедем мы с тобой.Жизнь лежит большая, как дорогаОт Москвы до города того,Много песен и невзгод довольно многоОт Москвы до города того.Будем тверже. Мир большой, как глобус,На столе стоит в дыханьи дня,И, как шар земной, нигде не вторясь,Ты одна, родная, у меня.Я пройду сквозь все на свете муки,Чтобы видеть: поздно — ровно в пять,Положивши под подушку руки,Ты ложишься, дорогая, спать.Я пройду сквозь всё, сквозь паклю дымаПод неровным ветром батарей,Чтоб невзгоды проходили мимоГоловы растрепанной твоей.

1938

508. ДЕВУШКА ПЛАЧЕТ