вздох. Кончиком ядовитого языка прошлась по раскрытым губам, увлажняя.
Её зрачки были расширены. Они почти полностью съедали и без того тёмную радужку. Кира смотрела на меня. Именно на меня, а не сквозь. И это... лишало рассудка. Потому что каждая близость была испытанием не только для неё, но и для меня. Потому что... чем ближе я к ней был, тем дальше она была от меня. Но не сейчас.
Меня бросало в жар. Грудь горела огнём. Везде, где были её руки... все мысли выбивало из башки ударной волной похоти и странной непривычной нежности.
Приподнявшись над ней, я встал на колени и, дёрнув за молнию, избавился от брюк. Остался в боксёрах, хотя, сука, в них уже было нестерпимо тесно. Скрипнув зубами, снова прижался к ней. Разведя стройные ножки в стороны и прижимаясь налитым кровью членом к её горячей киске. Сквозь ткань почувствовал слабую вибрацию, и вжался сильнее. Слегка потираясь об неё, и наблюдая за тем, как Кира задирает голову, подставляя мне шею. Выгибается, отрывая спину от кровати. Не сдерживает равного дыхания. Тихо ахает от близости.
Я бы наблюдал за этим вечность... но желание как можно скорее оказаться внутри неё было в стократ сильнее.
Опускаюсь, пробираясь ладонями ей под спину. Дёргаю на себя, и Кира моментально обвивает меня своими руками и ногами. Все понимаю... поэтому переворачиваюсь на спину, позволяя ей оседлать себя. Завороженно смотрю на неё и ловлю себя на мысли, что эту картину я бы повесил в своей спальне. Когда она уйдёт. Вечерами бы дрочил, как юный школьник...
— Смелее, — прохрипел, когда заметил в её глазах неуверенность, — Ты лучшее, что у меня было...
Провожу ладонями по её шее. Спускаюсь, обводя ключицы... ниже... подхватываю груди и поднимаюсь, чтобы дотянуться губами до стянутых и твёрдых сосков. Таких притягательных и сладких на вкус. Кира стонет, снова задирая голову, а я едва не вою, когда мой стояк плотнее прижимается к её ничем не прикрытой промежности.
Спускаю руку ещё: по животу и дальше... нахожу сосредоточение похоти и, повернув руку для удобства, нащупываю пульсирующий клитор. Мягко сжимая тот, перед тем как начать массировать. Мой взгляд мечется между её лицом и моей рукой. Верх... вниз...
Растираю набухшую горошину и ловлю с её губ прерывистые стоны. Ещё... быстрее... пока её бедра не начали сильнее стискивать мои.
Отпускаю... углубляюсь. Такая влажная. Мокрая.
Опускаю боксёры и с лёгкостью вхожу в неё. Громкий стон срывается с моих собственных губ. Кира так же громко втягивает раскаленный воздух и полностью насаживается на мой член.
Обхватываю округлые бедра, направляя свою маленькую бестию. Ловлю каждое движение. Дышу вместе с ней. По моей шее пробежала дрожь, забираясь на затылок и заставляя короткие волосы шевельнуться.
Потянулся к ней, набрасываясь на сладкий рот. Въедаясь в полные губы и рыча от ощущения тесноты. От того, как её стенки сжимают мой член. Кровь в венах закипала от вида Киры... влажной, открытой и готовой мне поддаться.
Возможно, первый и последний раз. Пусть так.
Сейчас я просто наслаждался. Смотрел на то, как её влажный язык то и дело облизывает дрожащие губы. Сминал бархатистую кожу... и чувствовал. Её.
...
Когда я открыл глаза, стрелки на часах уже перевалили полуденную отметку. Я снова закрыл глаза и перекатился со спины на бок.
Рукой провел по холодной простыне и тут же взбодрился, осознавая, что нахожусь в постели один. Что за хрень? В глотке образовался ледяной ком, и я поднялся, осматривая комнату. Прислушался, но ничего, кроме пения птиц за окном, до меня не дошло.
Выглянул в окно и снова ничего. Только Глеб, бросающий палку собакам. Где Кира, черт возьми?
Я проверил уборную и, убедившись, что и там её нет, натянул на себя трусы и вышел из спальни.
— Где Кира, — перегнувшись через перила, спросил одного из ребят.
— На улице, — ответил Максим, пожимая плечами и кивая в сторону прихожей. — На крыльце.
— Что делает? — выдохнув, растёр сонную морду и поспешил вниз.
— Да, ничего... с котом возилась, вроде бы.
— Завтракала?
— Да. С Петровичем, кажется.
Это хорошо. Хорошо, что не одна. Петрович тоже не стал вчера возвращаться домой. Остался здесь, как и Виктор. Кстати, о нём...
— А Виктор?
— Уехал. За ним приехал его врач и они уехали в десятом часу.
Это даже хорошо. Не знаю почему, но я испытываю необъяснимую и совершенно неуместную ревность, когда Виктор хорохорится перед Кирой.
Кивнув, я направился на кухню. Выпил стакан воды и пошёл на поиски своей маленькой колючки. Интересно было посмотреть на её поведение после этой ночи. Почему-то, я был уверен, что она будет краснеть и прятать от меня глаза. Взрослая и такая маленькая. Даже смешно.
Руки бы мне сломать за то, что ударил её тогда...
— Вот ты где? — спрашиваю с ходу, когда застаю её на крыльце. Сидя на скамье, она листала какую-то книгу. Где она её взяла вообще? Не припомню, чтобы делился с ней своей небогатой библиотекой. — Доброе утро.
— День, — Кира закрывает книгу, вкладывая в неё берёзовый лист вместо закладки.
— Давно не спишь? — подхожу ближе и опускаюсь на корточки возле её поджатых ног.
— Часа два как...
И... о да...
Она и правда краснеет. Прячет взгляд и стискивает пальцы на твёрдом книжном переплёте.
— Откуда книга? — стараюсь немного отвлечь её и перевожу тему.
— Сергей Петрович подарил, — её губы украшает лёгкая улыбка и я пытаюсь запечатлеть это в своей памяти. Так красиво... как рассвет в зимнем небе.
— И что там? — моя рука тянется к её чтиву, чтобы прочесть обложку, — Диккенс? "Большие надежды"? И как тебе?
Очень символично...
— Неплохо, — быстро проводит языком по губам, пробуждая во моей голове воспоминания об этой ночи.
— Расскажешь потом?
— Тебе нужна рецензия? — нахмурилась, продолжая улыбаться, — предлагаю тебе прочесть это самому.
— У меня не так много времени на чтение, — руками обхватываю её коленки и, лаская гладкую кожу большими пальцами, опускаю взгляд на её руки. Костяшки на них побелели от того, с какой силой она стискивала книгу.
Целую её голые и худенькие колени и прижимаюсь к ним щекой. Мне хотелось растянуть это мгновение. Наслаждаться им, запоминая то, что испытываю. Не припомню, чтобы чувствовал хоть что-то похожее к какой-либо женщине. Разве что, мать...