— Эту паутину плетут пауки из Матенхейма. Она очень прочная и упругая, но ее нужно обрабатывать специальным средством, чтобы убрать липкость. Паутина здесь повсюду, она показывает границы дома и не дает упасть.
Я с восторгом потрогала паутину — она была очень упруга. И, прежде чем Скендер успел что-то сказать, я с силой упала на нее. Стена-паутина оттолкнула меня, и я (клянусь, это не было спланировано!) полетела прямо на хозяина дома. Скендер поймал меня за плечи; это прикосновение заставило меня ощутить что-то вроде того «ожога», который я получила во время проверки Ренга, меня словно током ударило, но без боли. Да и Скендер растерялся, пальцы его, вместо того, чтобы разогнуться, только сильнее сжали мои плечи.
— Ребенок! — сердито бросил Скендер, отпуская меня.
— Ученый, — возразила я. — Да брось ты хмуриться, я впервые в таком чудном доме! Дай осмотреться!
— Не будешь хорошо себя вести, выгоню, — строго проговорил сидхе. Видимо, для него я все-таки больше ребенок, чем ученый…
Экскурсия продолжилась. Каждая «комната» была особенной, и это не преувеличение. Гардеробная, например, представляла собой просто ветви, на которых были развешаны вещи Скендера (среди которых были те, которые я ему купила). Под ними стоял скромно тот самый волшебный сундук, подаривший мне гардероб, а на нем — волшебный гребень.
Я перевела взгляд с гребня на волосы Скендера, и с удовольствием отметила, что он пользуется этим гребнем. Зря боялась, что без меня он забросит заботу о своей одежде и внешнем виде…
Сидхе провел меня к площадке, где стоял знакомый стол, и предложил сесть прямо на толстую ветку, удобно «ползущую» рядом со столом. Я присела на ветку и провела ладонью по гладкой поверхности стола. На нем тут же появилась вазочка с фруктами, экзотическими и обычными. Я никакой еды не «заказывала», но, видимо, стол считал мое подсознательное желание полакомиться фруктами, которых зимой не бывает. Я непроизвольно коснулась живота.
— Тебе плохо? — спросил Скендер.
— Наоборот…
Дома меня постоянно тошнило, и так сильно, что я осунулась за считанные дни и пугала своим внешним видом бабушку, дядю и всех, кто меня видел. Даже любимая еда не лезла в горло, мутило и от воды. Я уставала, но не могла спать; хотела есть, но не могла. Но стоило мне оказаться в волшебной стране, как прошли все эти симптомы. Я чувствовала себя сильной и здоровой, и от еды меня не тошнило.
Взяв из вазочки румяное яблоко, я взвесила его в руке, но есть не стала. Я посмотрела на хозяина дома, внимательно посмотрела, ведь он для меня тоже теперь нечто новое.
Скендер был одет в черное; только на повязке вился серебристый узор, в котором можно было угадать воронов. Черная одежда подчеркивала белый шелк его волос, убранных в хвост, и ровную лилейную кожу. Только пунцовые губы своим ярким цветом нарушали эту черно-белую гармонию.
Ох, зря я стала на него смотреть, ведь невозможно перестать созерцать прекрасное…
— У тебя вороны на повязке. Это что-то значит?
— Мне нравятся вороны.
— Я думала, ты скажешь что-то про символизм.
Скендер пожал плечами, и получилось у него это так чувственно, что я смутилась, выронила яблоко на стол, и оно покатилось к моему собеседнику. Он поймал яблоко, и ощущение, что между происходит что-то непристойное, усилилось.
Я видела Ириана почти голым в кузне, я касалась его потных мускулов, но такого эффекта не было. А тут Скендер, весь закрытый, в черном, яблоко поймал — и моя кровь кипит!
— Почему ты вернулась, Магари?
Самый ожидаемый вопрос. И самый логичный.
— Потому что твое пророчество нисколько не потеряло силы. Моя судьба связана с неблагими, а в мире людей меня ждет смерть. Которая, кстати, едва меня не настигла… Только в здесь, в волшебной стране, я в безопасности.
— Я бы не отпустил тебя из холмов, зная, что мое пророчество не потеряло силы.
— Есть один нюанс… — проговорила я, и окинула сидхе взглядом. Я никогда не видела его глаз, и ориентировалась в оценке его эмоций по бровям, по губам, по тому, как морщится тонкий прямой нос. Меж бровями Скендера легка едва заметная черточка-морщинка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я могла бы спокойно и по порядку рассказать ему все и облегчить душу, но не могла, страх разочароваться не давал этого сделать.
Скендер благородный и правильный, он из тех, кто никогда не отступится от правды и не преступит закон. В этом наше главное отличие. Я наплюю на все — на нормы морали, за закон, на чужое мнение, если они пойдут вразрез с моей позицией. А Скендер ставит себя ниже «общего», он никогда не уступит чувству в ущерб правилам. Он однажды уже отказался от меня, не поддержал мой авантюристский порыв остаться в холмах, и если подобное случится второй раз, во мне что-то умрет, моя порывистая душа разорвется на кусочки.
— Мой дом отныне — Файдкамен, — наконец, произнесла я на удивление уверенным голосом. — Я больше не часть мира людей, я часть холма, и буду подчиняться законам фейри.
— Я уже понял это, когда ты сказала, что среди людей тебе оставаться небезопасно.
Какой сухой ответ! Я Скендеру прямым текстом сказала, что чуть не умерла там, в Вегрии, а он даже не изобразил сочувствие! Сидит передо мной, яблоко катает!
— Да выброси ты уже это яблоко! — сорвалась я. — Я беременна! От сидхе!
Морщинка между бровями Скендера разгладилась, а сам он стал напоминать прекрасную черно-белую статую. Немую, естественно.
Я продолжила:
— По вашим законам я должна стать женой того, от кого зачала. Но я не знаю, кто отец, и не знаю, каким образом забеременела — обычным, или меня оплодотворила чья-то суть. Как тебе такое?
Он ошеломленно молчал.
— Ребенок сидхе наследует силы обоих родителей, — добавила я. — Когда ребенок родится и станет ясно, кто его отец, я должна буду стать женой этого неизвестного отца. Неблагие будут в восторге, когда я рожу! — истерически хихикнула я, понимая, что близка к срыву — впервые моя судьба так ясно прорисовалась в воображении. — Даже в благих холмах женщины давно не рожали… Все будут очень, очень рады… а я выйду замуж. За Ириана. Или за Элидира. Или за Маэнуна… Или еще за какого-то сидхе… Элидир хотел меня опорочить на том балу, и любой из его прихвостней мог воспользоваться моим бессознательным состоянием, а Маэнун мог обвести меня вокруг пальца. Вот так… я скоро выйду замуж, сама не зная, за кого — за друга, насильника, обманщика… Хорошенькая перспектива, да? Что же ты молчишь?!
Скендер улыбнулся.
Я ожидала чего угодно, но не этого.
— Да, Магари, — все так же улыбаясь, проговорил он. — Рождение ребенка у нас считается единственным основанием для брака. Тебе придется выйти за отца своего ребенка.
Улыбка Скендера сделалась совсем ненормальной, и он неловко оперся локтями о стол и закрыл лицо ладонями. Его плечи дрожали; он начал смеяться…
Я глазам своим не верила. Я думала, нет — я была уверена, что Скендер по своему обыкновению опустит голову и смиренно проговорит: «Такова твоя судьба». А он… смеется! Ему все равно, что со мной будет и за кого мне придется выйти! Он рад тому, что у неблагих появится ребенок!
Он не любит меня!
В таких случаях гордые женщины уходят молча, но я, видимо, не отношусь к гордым женщинам. Я сняла с ноги ботинок и швырнула в Скендера, этого смеющегося подлеца. Ботинок пролетел мимо цели, но сидхе все равно встал из-за стола и поднял его.
Я швырнула в него вторым ботинком.
Скендер поймал его и, отбросив, пошел на меня. Коктейль из разочарования, злости и желания (вечно оно возникает невовремя, это желание!) сделал меня настоящей фурией, и я бросилась к сидхе навстречу, чтобы задушить голыми руками!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он поймал мои атакующие руки и, склонившись, спросил:
— И ты называешь себя фейриологом?
— Не называю — я им являюсь!
— Значит, ты плохой фейриолог. Но я все равно люблю тебя, Магари, с первого пирожка люблю, и если бы ты знала, что со мной делает эта любовь, ты бы очень удивилась…