Прошло больше часа, но мы не нашли никакого выхода.
Баркер все больше беспокоился и нервничал.
— В чем дело, Гарри? — наконец спросил я его.
— Я беспокоюсь, сэр, — ответил он. — Не знаю почему. Но у меня чувство, что что-то не в порядке.
Мне показалось это забавным.
— Черт побери, вы правы, — я не мог сдержать усмешки. — Мы все время стараемся навести порядок.
— Нет, — упрямо ответил он. — Я… я необычно обеспокоен. Я никогда не чувствую этого, если не ждет что-нибудь ужасное. Капитан, я думаю, лучше попрощаться и уходить.
Я заколебался. Как я уже сказал, мы ни к чему не пришли. В любой момент у кого-нибудь из нас могла блеснуть мысль, которая откроет дорогу на свободу. Но главное, конечно, то, что мне не хотелось расставаться с Евой. Но не обратить внимания на беспокойство маленького человека тоже нельзя. А если он уйдет и не сможет вернуться, я окажусь в трудном положении. У меня не было ни малейшего представления, где находится моя комната и как туда добраться.
— Мы установили, что именно нам не поможет, — сказала Ева. — Звучит немного по-попугайски, но я знаю, что это прогресс. День принесет новые идеи. Встретимся снова завтра вечером.
— Хорошо, — ответил я. — Идем, Гарри.
По невольному вздоху облегчения я понял, как был обеспокоен Баркер. В комнате стало темно. Я почувствовал руку Евы, затем она обняла меня.
— До завтрашнего вечера так долго, Джим, дорогой! — прошептала Ева.
— Быстрей! — услышал я шепот Гарри. — Быстрей, капитан!
Я осторожно двинулся к стене.
— Боже! — я услышал выдох Гарри.
В голосе его был ужас. Я прыгнул вперед.
Луч света упал на лицо Баркера. Чья-то рука неожиданно появилась из тьмы, как змея, и схватила его за горло. Я видел, как лицо его исказилось от боли, а руки вскинулись вверх в напрасной попытке разжать безжалостный зажим.
Свет ударил мне в глаза, ослепив. Я наклонился и «нырнул» вперед. Прежде чем я мог коснуться кого-нибудь, фонарь упал на ковер и тело Баркера ударило меня, как мешок песка, отброшенный слоном. Я отлетел назад. В комнате зажегся свет.
Прямо передо мной, угрожая пистолетом, стоял Консардайн.
Глаза его были холодны и угрожающи, как будто смотрела сама смерть. Он перевел взгляд от меня к Еве. Лицо его смягчилось, как будто какой-то страх оставил его. Потом на лице появилось выражение удивления, недоверия. Оно снова ожесточилось и стало угрожающим. Ствол пистолета, направленный на, меня, не дрогнул. У моих ног тяжело дышал, поднимаясь, ошеломленный Гарри. Я помог ему встать.
— Что эти люди здесь делают, Ева?
Консардайн говорил спокойно и ровно, но видно были, что он сдерживается с огромным трудом. Я понимал по быстро сменявшемуся выражению его лица, что он подумал. Вначале, что мы проникли в комнату Евы с каким-то зловещим намерением. Потом — подозрение по отношению к самой Еве.
Его нужно развеять. Ева не должна быть замешана. Сыграть на первой карте Консардайна. Прежде чем Ева смогла ответить, я заговорил.
— Вы весьма… стремительны, Консардайн, — сказал я таким же ровным, как и у него, голосом. — Но вам помогает в этом ваш пистолет, нацеленный на безоружного. Мне было не по себе, и я решил вернуться к игре в бридж. Заблудился в вашем чертовом кроличьем Садке. Наткнулся на этого человека, который сказал, что работает здесь. Попросил его проводить меня в мою комнату. По какой-то проклятой иронии судьбы он сделал самую глупую из всех возможных ошибок и привел меня в комнату мисс Демерест. Поверьте, я так же стремился выбраться отсюда, как она — выставить меня. Мисс Демерест, я думаю, вы подтвердите мои слова. — Я повернулся к ней. Я дал ей версию, достаточно правдоподобную. Консардайн не обратил на меня внимания.
— Я спросил, Ева, что эти люди делают здесь? — повторил он.
Ева спокойно смотрела на него некоторое время, потом подошла и встала рядом со мной.
— Доктор Консардайн, — сказала она, — мистер Киркхем лжет, как джентльмен, чтобы спасти меня. Правда в том, что я попросила его прийти ко мне. А мистера Баркера я попросила проводить его сюда. Оба они совершенно не виноваты ни в чем, кроме того, что из вежливости выполнили мою просьбу. Вся ответственность на мне.
На висках Консардайна вздулись вены, пистолет в руках задрожал. Лицо вспыхнуло. Холодная ярость уступила место горячему гневу. Он не стал менее опасен, но мне показалось, что Ева знает, что делает, ее инстинкт в данном случае помогал действовать вернее.
— Так, — хрипло сказал Консардайн. — Вы думали сделать из меня дурака! Одурачить меня! Мне не нравится быть дураком, я не люблю, когда меня надувают. Давно ли вы знаете друг друга?
— Мы никогда не встречались до того, как вы свели нас, — сказала Ева.
— А почему вы послали за ним?
— Я хочу уйти от Сатаны. Зачем же еще? — спокойно ответила Ева.
Он смотрел на нее пылающими глазами.
— А почему вы думаете, что он вам поможет?
— Потому что я люблю его! И потому что он любит меня! — негромко сказала Ева.
Он смотрел на нас. Потом внезапно гнев его рассеялся, глаза смягчились.
— Боже милостивый, — сказал Консардайн, — вы сущие младенцы!
Ева протянула ему руку. Он взял ее и мягко потрепал. Внимательно осмотрел нас, будто мы для него новые и удивительные предметы. Выключил все лампы, кроме одной, затемненной, у постели Евы, подошел к окну и заглянул за занавес. Потом вернулся к нам.
— Давайте обсудим это, — сказал он. — Простите, Баркер, я вас чуть не задушил. Простите, Киркхем, я вас толкнул. Простите также, что я вас недооценил. Я рад, что это так. Ева, я вовсе не шпионил за вами. Я думал о вас. Я подумал, что, может, вы еще не легли. И что разговор со мной — я по возрасту гожусь вам в отцы — поможет вам. Мне нужно… кое-что сказать вам. Несколько минут стоял я в нерешительности. Подумал, что сдвину на мгновение панель и посмотрю, спите ли вы. И когда я уже решил так поступить, панель открылась и я услышал крик Баркера. Так все получилось. Вот и все.
Я протянул ему руку. Баркер широко улыбнулся и откозырял.
— Не лучше ли мне уйти, сэр? — спросил он.
— Еще нет, — сказал Консардайн. — Киркхем, давно ли вы знаете Баркера?
— Он мне спас жизнь, да, спас, — вмешался Баркер. — Вытащил меня из ада. И поскольку мы все говорим правду, доктор Консардайн, я скажу, что готов сделать то же самое для него и для его юной леди.
Я коротко рассказал Консардайну о своем знакомстве с Баркером. Он одобрительно кивнул.
— Прежде всего, — сказал он, — чтобы прояснить ситуацию, я хочу объяснить свое положение здесь. Я слуга Сатаны. Я связан с ним клятвой. Я дал клятву с открытыми глазами, полностью сознавая все, что с ней связано. Я пришел к нему добровольно, в отличие от вас, Киркхем. Я понимаю, что ваша клятва дана под давлением, и потому вы свободны в своих действиях, а я нет. Я не нарушу ни эту добровольную клятву, ни свое слово. Кроме того, я убежден, что если я это сделаю, то не проживу долго. А у меня глупая привязанность к жизни. Конечно, я мог бы лишить Сатану удовольствия наблюдать мои пытки, но — я не верю в существование после смерти и нахожу жизнь временами весьма интересной. Далее, у меня есть определенные жизненные стандарты, аппетиты, желания и пристрастия, которые мой контракт с Сатаной помогает удовлетворять. Без него они, несомненно, не были бы удовлетворены. К тому, же я был преступником, когда пришел к нему. Я все еще преступник, но без его защиты я был бы преследуемым преступником. В общем и целом — такова моя клятва.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});