озирался Инвар, поднявшийся с оружием наизготовку в полный рост. Неждан, не выпуская из рук меча, неслышно откатился в темноту, готовый отразить любую атаку. Ну, Кум, давай же, давай, милый, покажи мне его! Но серый предатель вместо того, чтобы хватать или щериться, неожиданно по-щенячьи радостно заскулил и, оказавшись в круге света, принялся вертеть хвостом, прыгать, приседать и ластиться, явно приглашая кого-то на игру.
— Отстань, Кум! Да ну тебя! Что еще выдумал!
Меч застыл у Неждана в руке, на язык полезли слова, которые вслух произносить без надобности не стоит. Этот ломкий мальчишеский голос с мерянским выговором он бы узнал среди тысячи. Инвар стоял в той же позе и ругался на родном языке, разом поминая всех горных, лесных и морских троллей и не забывая про старуху Хелль. Все еще невидимый Неждан нырнул на миг в сумрак, и постреленок Тойво, а это был, конечно же, он, пойманным куренком затрепыхался у него в руках.
— Ты как здесь оказался? — забыв о старшинстве, приступил к мальчишке с вопросом Инвар, несомненно зная ответ.
Действительно, очутиться в самом сердце степи вдали от войска и человеческого жилья внучок волхва мог либо колдовством своего премудрого деда, либо, что представлялось более вероятным, при помощи своих двоих. Шел, шел да нашел.
— На север и в горы! — взлохматил вихры Инвар. — Вот попутчик, так попутчик! И что с ним прикажете делать?
— Отправить обратно! — сурово сдвинул брови Неждан. — Раз сюда добрался, стало быть, и назад дорогу найдет!
Услышав такой жестокий приговор, Тойво затрепетал всем телом. Губы его задергались, опушенные светлыми ресницами веки часто-часто заморгали, пытаясь удержать в глазах готовые брызнуть ручьем предательские слезы.
— А на что ты рассчитывал? — невозмутимо пожал плечами Инвар. — Нам с тобой возиться возможности нет! В хазарский плен очень захотел или на встречу со своими любимым батюшкой Велесом?
Тойво невероятным усилием все же удалось совладать с собой:
— Вы с Нежданом несколько раз спасали меня от смерти, — проговорил он почти внятно, только нос продолжал хлюпать. — Стало быть, моя жизнь принадлежит вам!
Инвар уже открыл было рот, чтобы сказать что-то наподобие «ну и катись со своей этой жизнью, откуда пришел». Неждан его остановил. Конечно, Тойво за свое безрассудное самовольство заслуживал хорошей порки, но не более того. То, что мальчишка, пробираясь пешком, догнал двоих конных, не заплутав, не провалившись в какой-нибудь овраг, а главное, не став добычей хищников о четырех или о двух ногах, иначе как чудом назвать было нельзя. А чудеса, как известно, не свершаются дважды. Слишком сильно бывший корьдненский гридень любил и уважал старого Арво, чтобы бросить на произвол судьбы в дикой и безводной степи его плоть. Инвар это, конечно же, тоже понимал. Не для того он в Тешилове спасал мальчишку от огня и меча, чтобы отдавать на съедение рыскучим волкам. К тому же, пока молодой урман не оправился от ран, внучок волхва на пару с Муравой за ним, как за родным, ходил, начисто забросив все детские забавы. Впрочем, воспоминание о молодой супруге вождя вернуло Инвара на сердитый лад:
— А о нашей боярыне ты подумал? — пристыдил он мальца. — Она, небось, тебя обыскалась, вся извелась, испереживалась.
— Да нешто я маленький?! — сердито насупился Тойво. — У юбки бабьей меня держать!
— А еще хвастался, что лекарем хочешь стать! — вернувшись к костру, молодой урман принялся раздувать почти погасшие угли. Нежданного, незваного попутчика не следовало, несмотря ни на что, заставлять голодать.
— Успеется! — легкомысленно махнул рукой Тойво, уписывая за обе щеки нехитрую походную снедь.
Судя по тощему узелку, предыдущие дни он питался исключительно попадавшимися в редких перелесках ягодами и родниковой водой.
— Сначала я хочу воинскому ремеслу как следует научиться! А лечьбой можно заняться и потом. Дед вон мой тоже по молодости в походы ходил, и дяденька Анастасий, хоть людей лечит, а дерется почти не хуже вас.
Неждан с Инваром переглянулись: ну как тут возразить, когда они оба об иной доле, кроме воинской, даже не мыслили.
И все-таки неспроста вещий Арво нарек непоседливому внучку имя Тойво — надежда. Словно шустрый весенний ручей зажурчал меж двух выжженных дотла берегов, вызывая к жизни робкие ростки, казалось, навек похороненные под слоем горького пепла. И дело было не только в том, что их пустые и тягостные прежде вечера теперь заполняли мальчишеские забавы и дурашливая возня, в которой принимал активное участие серый Кум, а дни проходили в несмолкаемых разговорах. Открытый миру мальчуган не уставал удивляться его красе, не забывая высказывать свои впечатления. Собираясь в этот путь, они с Инваром оба знали, что за принесенные ими вести хазары еще как их «отблагодарят», и всеми силами стремились получить эту «благодарность», способную, наконец, пресечь опостылевшую жизнь. С появлением Тойво эти планы пришлось срочно менять: не губить же, в самом деле, ни за что, ни про что мальца.
— Я пойду в город один, — объявил товарищам Неждан, расседлывая Серко и вытаскивая из торока чистую беленую рубаху, — а вы дождетесь новостей, а затем вернетесь и расскажете князю и побратиму обо всем.
Они расположились на ночлег под стенами хазарского Града, на заросшем серебряным ивняком берегу, в том самом месте, где год назад держал неравный бой с эль-арсиями Лютобор, откуда чудом вырвавшаяся из когтей Булан бея Мурава отправилась, чтобы сначала увидеть казнь, а затем подарить возлюбленному жизнь.
Синие глаза Инвара заполнила невыразимая мука:
— А я надеялся, что мы пройдем этот путь вместе! — глухо проговорил он.
— А мальца куда? — кивнул Неждан на притихшего Тойво. — Да и Буланый с Серко вовсе не заслуживают, чтобы ходить под седлом у поганых. Если уж нас Господь миловал и мы прошли через всю хазарскую землю, не встретив ни одного дозора, то не стоит этим пренебрегать.
В самом деле, иначе, чем Божьим промыслом, их удачу он объяснить не мог. Они ведь не особо таились, пару раз даже ночевали у костров пастухов и рыбаков. Но, видимо, пастухи — холопы, присматривавшие за чужими стадами, — не имели оснований дорожить своей нынешней долей, а рыбаки на время прихода руссов намеревались отсидеться в болотах и плавнях, которыми изобиловали низовья Итиля. Во всяком случае, никаким дозорным никто из них ничего не сообщил.
От одного из рыболовов, сморщенного и высохшего, как изюм, путники узнали важную весть. За то время, которое они провели вдали от людей и событий, в Итиле умер каган.
— Туда ему и дорога! — жестко проговорил, на родном языке Инвар. — Дай Бог, и все их собачье племя скоро