Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ведь еле тебя нашел, — говорил Малыш. — Торопился, всю округу обежал, деревень десять, наверное. Никто толком ничего не сказал. А я, дурак, все выспрашивал про мечника, про бойца. А надо было спрашивать о дровосеке…
Они шли по старому следу, по лыжне Малыша.
— Только-только… — пробормотал задумавшийся о чем-то Буйвол.
— Что?
— Ты успел в самый последний момент.
— Это точно.
— Еще несколько мгновений, и было бы поздно.
— Висел бы на суку, холодный, как сосулька, — хмыкнул Малыш.
— Но я не умер. Не успел. Ты перебил веревку.
— Отличный выстрел! Жаль, ты не видел.
— Слишком много совпадений.
Малыш наконец-то догадался, чем так озабочен Буйвол. Замолчал, нахмурился. Потом не выдержал, сказал сердито:
— Ты все о том же! А я-то надеялся, что в этой глуши ты обо всем забудешь.
Буйвол не слышал товарища, размышлял:
— Я нужен Локайоху. Моя жизнь важна для него. Неужели и сейчас… Неужели ничего не изменилось?..
— Прекрати! — Малыш толкнул напарника. — Бормочешь, словно ведьмак.
— Что? — встрепенулся Буйвол.
— Хватит тебе бубнить под нос… Одичал ты совсем.
— А… Да… Бывает… Привык разговаривать сам с собой. Не обращай внимания.
Малыш покачал головой.
— Надо тебе уходить отсюда. Перебираться ближе к людям. А то ведь совсем разучишься говорить. Сам не заметишь — покроешься шерстью, когти отрастишь. Поселишься в берлоге с какой-нибудь медведицей. Будешь охотников пугать… — Малыш пытался хохмить. Ему казалось, что друг внимательно его слушает. И даже улыбается. — А я время от времени буду тебя навещать, стричь шерсть и заново учить разговаривать…
— Это бог поставил меня на колени, — вдруг громко сказал Буйвол, и Малыш осекся.
Лес редел.
Друзья вышли на укатанную дорогу — блестели обледеневшие санные колеи, такие гладкие, что хотелось остановиться, присесть и провести по ним ладонью. А то и лизнуть, словно леденец. На обочинах рыжели соломенные скальпы. Крикливые галки и сороки расклевывали комья смерзшегося лошадиного навоза.
Вскоре за деревьями показались жидкие струйки дымов. Выглянули заснеженные крыши — будто нахлобученные меховые шапки на темных срубах изб.
Вымахнула из-за поворота лошадь, фыркнула, заметив людей, выпустила струи пара из заиндевевших ноздрей. Возница, прячущий лицо в воротнике, приветливо махнул кнутом Буйволу. А может, пригрозил? Сани, скрипя, промчались мимо. Пахнуло животным потом, навозом и овчиной.
— Знаешь его? — обернувшись, зачем-то спросил Малыш.
— Наверное, — отозвался Буйвол. — Не разглядел.
Из высоких сугробов торчали неровные гребни похороненных под снегом изгородей. Острыми куполами высились крутые стога, кое-где уже изрядно распотрошенные диким зверьем — оленями, кабанами да лосями. В деревне кого-то облаивала собака, беззлобно и весело, слышались детские голоса, визг и задорные крики.
— Здесь ты родился? — спросил Малыш.
— Да… Но не совсем.
— Как это? Не совсем родился?
— Не совсем здесь. Будто бы… Все очень сильно изменилось. Даже люди, которых я еще помню, стали другими.
— А может, дело в тебе? Может, это ты изменился, а не они?
— Может быть… Не все ли равно?
В деревню они вошли, неся лыжи на плече. Под ноги им бросилась собачонка, заметалась, сердито облаивая и одновременно приветливо мотая хвостом. Дети играли в войну — рубили деревянными мечами снежные комья и куски наста, из рябиновых луков стреляли сухими прутиками, бегали по улице, прятались за домами. Собирались кучками, крались по пятам за путниками, делали вид, что собираются напасть, и тогда Малыш, вдруг обернувшись, хватался за лук, выдергивал из колчана стрелу, страшно вращал глазами, и дети, радостно визжа, разбегались.
Вышел из-за избы селянин с вилами наперевес. От него валил пар, хотя одет он был легко — видимо, работал на дворе, чистил стойла, но услышал шум и решил проверить, все ли в порядке. Увидев Буйвола, узнав его, он кивнул и ушел заниматься своими делами.
Нестарая женщина, мелко семеня на обледеневшей дорожке, напряженно глядя под ноги, несла воду с колодца. Остановилась, поставила в снег ведра, уважительно поздоровалась с Буйволом, улыбнулась Малышу.
На дальнем конце деревни в нескольких шагах от дороги три человека кололи дрова. Один подтаскивал тяжелые чурбаки, другой непрерывно махал тяжелым колуном, а третий, с оглядкой, подбирал разлетающиеся поленья и перекидывал через забор к дому.
Друзья немного не дошли до них. Остановились перед маленькой, словно бы приплюснутой, вдавленной в землю избой.
— Здесь нас и приютили, — сказал Малыш.
— Этот дом я хорошо знаю, — сказал Буйвол. — Он совсем не изменился.
По расчищенной дорожке они прошли к крыльцу. Прислонили лыжи к бревенчатой стене. На ступенях долго и усердно обметали ноги веником-голиком, отскабливали намерзшие комья.
— Побрить бы тебя да причесать как следует, — усмехаясь, сказал Малыш. — Да и вымыть не помешало бы.
— Недавно мылся, — оставаясь серьезным, отшутился Буйвол. — Осенью.
— И причесывался, должно быть, тогда же.
— Ну да.
Малыш передал веник товарищу, потопал ногами, потянулся к дверной ручке, и тут дверь сама отворилась. Из полумрака сеней, кутаясь в шубу, опустив голову, нерешительно выступила девушка. Замерла на пороге, словно чего-то смутившись, не зная, как приветствовать гостей.
Онемела.
— Вот вы и встретились вновь, — сказал Малыш вместо нее.
Буйвол недоуменно скользнул взглядом по фигуре девушки. Посмотрел в лицо. Вздрогнул.
Снова ему почудилось, что происходящее — лишь сон.
Он попятился, словно от вдруг явившегося ему призрака. Оступился на краю крыльца, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, зацепил лыжи и вместе с ними свалился в снег, утонул задом в сугробе, завяз крепко.
Малыш удивленно посмотрел на товарища, потом весело глянул на вспыхнувшую девушку и, хмыкнув, удовлетворенно произнес:
— Вот это я и называю настоящей любовью. В натопленной комнате было жарко и душно. От раскаленной печи веяло горячей сушью. На закопченном потолке колыхались черные тенета.
Старый Тек — хозяин избы — сидел и, блаженно щурясь, разглядывал обедающих гостей. Он был туг на ухо и ничего не мог разобрать в их негромком разговоре. Но ему нравилась собравшаяся у него компания. Ему казалось, что в его дом вместе с молодыми людьми вернулось и доброе прошлое.
— …Они пришли ночью, когда их никто не ждал… — Айхий ничего не ела, она смотрела в тарелку и тискала ложку, словно хотела ее сломать. — Если бы у нас были собаки, то, может быть, все вышло бы по-другому. Может, мы успели бы… Но… Сначала загорелся дом Тарума. Кто-то выкрикнул — “Меченый!”, и люди проснулись. Выбежали тушить пожар и попали под стрелы. Они закричали страшно, с хрипом, успели предупредить остальных о нападении. Но никто ничего не видел. Было темно. Мы бегали, а огонь тушить было нечем. Кидали снег, но его было так мало. Дети бегали. Кричали. И стрелы. Летели. Из темноты. Никто ничего не видел…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});