Читать интересную книгу Крушение антисоветского подполья в СССР. Том 2 - Давид Голинков

Вот почему те же самые, что и прежде, Тимофей Свистун, лавочник Кузьма Дацюк и новые кулаки, народившиеся в годы нэпа, продолжали играть главную роль в селе и теперь.

Во главе потребительской кооперации стоял Василий Любарский — представитель нового кулачества. В прошлом он состоял в банде. С жадностью захватывал он один кусок земли за другим, тайно арендовал землю бедняков и вскоре стал одним из самых богатых крестьян села. Хотя среди пайщиков кооперации было 50 процентов бедняков и только 9 процентов зажиточных крестьян, в правление бедняков не избрали. Председателем стал Василий Любарский, а его заместителем — Тимофей Свистун, который совмещал эту работу с должностью церковного старосты.

Во главе садово-огородного товарищества воцарился кулак Аким Максимов. В сельском Совете, состоящем из двадцати двух членов, оказалось только три бедняка. Председателем сельского Совета был кулацкий подпевала Григорий Ковальчук. Таким образом, записи Евгения Короля о кулацком засилье в селе были правильны.

Во время расследования дела в село вернулся местный молодой человек, Андрей Куценко, отбывший военную службу на территориальных сборах в районном центре. В первый же день он пришел ко мне. Смуглый, загорелый, по-военному подтянутый. Говорил волнуясь, торопливо:

— Я хочу рассказать вам, товарищ следователь, о Жене Короле. Я его товарищ… Я знаю, кто его убил… Я уверен: его убил председатель сельсовета Ковальчук!

Об Андрее Куценко как близком друге убитого я уже знал и ждал его возвращения в село. Но такой встречи не предвидел.

— Спокойнее, Андрей… Расскажите не торопясь…

Евгения Короля хорошо знали в селе. Отец его из местных бедняков, в годы гражданской войны выехал в Одессу, работал там на заводе и вернулся с семьей в село в 1921 г. Спустя пять лет семнадцатилетний Евгений начал работать в канцелярии сельсовета. В 1927 г. его послали в Винницу на курсы секретарей сельских Советов, где он познакомился с основами политики партии и советского строительства на селе. А когда, окончив курсы, вернулся в село, его избрали секретарем сельского Совета. Со всей энергией нерастраченных сил молодости, с увлечением он окунулся в общественную жизнь села, стал преданным и верным Советской власти работником.

За восемь верст ходил он в соседнее село, чтобы присутствовать на собраниях комсомольской ячейки, подал заявление о приеме его в комсомол. Мечтал создать комсомольскую ячейку в своем селе, собирал инициативную группу молодежи. Стал сельским корреспондентом окружной газеты «Червонный край».

Евгений видел, как далека работа сельских организаций родного села от того, чему его учили на курсах. Он горел желанием исправить недостатки.

Началось с малого. Кооперация выдавала пайщикам в ссуду муку. Председатель кооперации Любарский требовал от бедняков, желавших получить ссуду, представления засвидетельствованных сельским Советом поручительств от состоятельных лиц. А председатель сельсовета Ковальчук приказал взыскивать за такое засвидетельствование от бедняков гербовый сбор. Напрасно Евгений возражал против этой кулацкой затеи, пытался объяснить ее незаконность, Ковальчук осадил его:

— Ты еще молодой нас учить. Делай, как тебе говорят…

Евгений наблюдал, как бедняки, приходившие в сельский Совет по своим делам, приносили «магарыч» председателю, как кулацкие заправилы превратили лавку кооперации в трактир. Однажды он зашел в лавку, потребовал книгу жалоб и записал в ней резко и хлестко:

«Кооперация — не шинок!»

В окружной газете появились его первые селькоровские заметки о жизни села Головчинцы. И хотя свои селькоровские заметки, бичующие непорядки на селе, подписывал псевдонимом Зрячий, все, против кого они были направлены, догадывались, кто их автор. Нередко для расследования селькоровских заметок наезжали в село милиционеры из района. Иногда они проводили обыски во дворах кулаков, находили хлеб, закопанный в ямах.

Взаимоотношения между Евгением и кулацкими руководителями села все более ухудшались. Наконец после одного из инцидентов председатель сельского Совета Григорий Ковальчук ожесточенно бросил Евгению:

— Помни, Женька! Если не ты, так твоя семья запомнит! Ты от моих рук не уйдешь!

Это была реальная угроза. Тревожное письмо послал Евгений своему другу. А Андрей, воспользовавшись состоявшимся в территориальном полку собранием, на котором отчитывался председатель районного исполнительного комитета Александр Палыка, выступил и заявил о кулацком засилье в Головчинцах, о борьбе Евгения Короля, об угрозах Ковальчука. Палыка обещал принять меры.

Я рассматривал теперь сохранившуюся переписку. Евгений, узнав о выступлении в полку, писал своему другу Андрею:

«Это сделал ты, и никто другой. Честь и слава террармейцу, который так открыто и смело вскрывает недостатки советского строительства на селе. Если это сделал ты, так у меня не хватает слов для похвалы. Ты — герой в борьбе за строительство новой, социалистической жизни…»

Андрей ответил:

«Ты спрашиваешь, кто это выступил о состоянии нашего села? Это действительно я. Все те безобразия, о которых мы говорили с тобою, тлели внутри меня, жгли меня, и когда я высказался, то мне легче стало. Товарищи говорили, что я буду отвечать за такие слова, но я сказал: хорошо, буду отвечать!»

Продолжая поиски материалов, я пересмотрел в районной милиции папку бумаг о преступлениях в селе Головчинцах за последние месяцы. И наткнулся на короткое заявление, написанное уже хорошо знакомым мне острым, режущим почерком:

«Заявляю, что в случае, если меня когда бы то ни было убьют в нашем селе, то виновником моей смерти будет председатель сельсовета Григорий Ковальчук. Я мешаю ему и его компании проводить кулацкую политику в селе. Он прямо грозил убить меня, устранить со своего пути».

Это было свидетельство самого Евгения Короля, как бы вставшего живым, чтобы изобличить своего убийцу…

Как следователь я знал, что надо делать. Но был один пункт, который я должен был согласовать, — вопрос об ответственности должностных лиц района и округа. И я выехал в Винницу для доклада прокурору.

Исполнявший тогда обязанности окружного прокурора Деревянко в прошлом был горняком, на лице его и шее еще сохранились следы работы в шахтах — въевшиеся в кожу осколки угля. Простой, может быть недостаточно образованный, он нутром, классовым сознанием рабочего человека разбирался в сложных вопросах, был мудр и прост в решениях. Выслушав доклад, просмотрев материалы дела, он согласился с моими предложениями и пошел вместе со мною в окружной исполнительный комитет.

Председатель окружного исполнительного комитета Чабай внимательно выслушал мой доклад. Но когда я заявил о необходимости ареста и привлечения к ответственности не только сельских работников, но также и Михаила Ковальчука, он перебил меня:

— Моего заместителя? Понимаете ли вы всю ответственность вашего предложения?

— Да, понимаю, — ответил я.

— Мы обсудим, — сказал он после некоторого раздумья.

В тот же день меня снова вызвали к председателю окрисполкома.

Чабай встал из-за стола и сказал:

— Мы обсудили и согласны с вашим предложением. Мы верим вам. Помните об ответственности, которая лежит на вас и на нас! Вы должны показать, каким образом кулаки сумели пробраться к руководству советскими организациями села. Мы поможем вам. Свяжемся с Харьковом и согласуем с правительством вопрос об отстранении Ковальчука от должности… и тогда вы сможете его арестовать. Через несколько дней мы сообщим вам…

Я возвратился в Головчинцы, полный решимости выполнить намеченный мною оперативный план следствия.

В первый же день я арестовал председателя сельсовета Григория Ковальчука, председателя потребительского общества Василия Любарского, учителя Ивана Сороку, нескольких кулаков.

Прошло несколько дней. Сообщений из Винницы не было. На пятый день я в сопровождении милиционеров отправился к Михаилу Ивановичу Ковальчуку.

— А, товарищ следователь, пожалуйста, пожалуйста, садитесь, — сказал он, встретив меня, как знакомого… Но я прервал его:

— Я буду производить у вас обыск…

— Что? Разве вы имеете право на это? Вы, наверное, забыли, что я заместитель председателя окрисполкома? Где разрешение на обыск?

Я присел к столу и чернильным карандашом на чистом листе бумаги написал постановление о производстве обыска у гражданина Михаила Ковальчука.

— Вот постановление об обыске, — сказал я, вручая Ковальчуку бумагу.

— Вы будете отвечать! — воскликнул он.

Но я уже в присутствии понятых и милиционеров начал обыск.

В одном из ящиков стола я нашел два заявления, подписанных группой крестьян села на имя районного исполнительного комитета. Крестьяне писали, что Михаил Ковальчук в прошлом был экономом у помещика Дербикандера, а в годы гражданской войны участвовал в кулацкой банде Трофима Козули. Что, скрываясь под личиной лояльного, старательного крестьянина, он проник на работу в сельские и волостные организации и его выдвинули на ответственный пост заместителя председателя окружного исполкома, что он поддерживает местное кулачество.