Следует заметить, что растяжение слова при слогорасчленении в определенных речевых ситуациях может усложняться и усиливаться накладывающимся на него растяжением гласных. Это явление (см. о нем специально в работе [Пеньковский 1974: 118–120]) имеет, например, место в призывах, окликах и окриках на расстоянии и в командах: Ва – ня! → Ва-а – ня! // Ва – ня-а! // Ва-а – ня-а! Кру – гом! → Кру-у – гом! // Кру – го-о м! // Кру-у – го-ом! и т. п. То же в ситуации слогового чтения, где растяжение гласных явно выступает как вторичное, сопутствующее явление: «– Фо – то – гра-а-а – фи – я! – прочел на вывеске плотный человек в коричневом картузе» (А. Чапыгин. Особняк).
(2) Ослабление или полное устранениеконтраста по силе (интенсивности) и длительности междубезударными и ударным слогами (чепуха ‘→ чё – пи – ха), что лишает слово его индивидуальных ритмических признаков и приводит к нейтрализации соответствующих противопоставлений. Ср.: мýка ↔ мукá → мý – ка.
На этом основано использование скандирующего слогорасчленения (в частности, в дикторской практике) в качестве средства разрешения затруднений, связанных с постановкой ударения в незнакомых и малознакомых словах, а в поэтической речи – в качестве выразительного приема, сила которого обусловлена противоречием между стихотворным ритмом и ритмом слова в строке:
Ратник поля КуликоваИ солдат БородинаСвято чтили силу словаВ малом слове: Рд – ди – на!
(В. Фирсов. На Бородинском поле, 1974).
(3) Естественным следствием (2) является «утяжеленность» – увеличение веса – сегментированного на слоги равно– и многоударного, равно– и многовершинного слова. Ср. отражение этих признаков в обычных характеристиках бытового метаязыка: «…у него была манера отчеканивать слоги» (И. Бунин. Деревня, 1); «Она яростно отчеканила это “до-кон-ца!”» (Д. Голубков. Моль); «– По че-ло-ве-че-ству?! – отчеканил он каждый слог» (А. И. Куприн. Олеся); «…отчетливо, с ударением произнес каждый слог» (И. С. Тургенев. Дым); «– Ни – ко – гда! – отчетливо, тяжело нажимая на каждый слог, ска-зал он» (В. Андреев. У озера); «– Помните, дети, этот день никогда не вернется, – на слогах приседает голос…» (А. Цвета-ева. Воспоминания); «…раздельно и тяжело выговорил Лука Иванович…» (П. Боборыкин. Долго ли? 28);«-…очень умного и… бла-го-род-но-го человека, – произнесла она внушительно…» (Ф. М. Достоевский. Подросток, 2, IV, 2); «– Меня у-ва-жать надо, – тяжело и внушительно нажимая на слоги, говорит он» (А. Миронов. Старик); «– Но это же бе-зо-бра-зи-е! – говорит он, тяжело вдавливая каждый слог» (В. Потапов. Лесник) и др. под. Ср. также: «– Что это вы сегодня, Лебедев, такой важный и чинный и говорите, как по складам, усмехнулся князь…» (Ф. М. Достоевский. Идиот, 3, IX).[214]
Отсюда обычное для устной и письменной речи применение слоговой сегментации как одного из выразительных средств «возвышения слова в ранге»: «– И следователь не простой вовсе, а Ю – рист! – вот он кто…» (С. Залыгин. На Иртыше); «Почему она с одинаковым рвением ухаживала за всеми, чувствуя, какой страшной перегрузке и опасности подвергает свой собственный организм? Потому что О – бя – зан – ность!..» (С. Залыгин. Южноамериканский вариант); «– Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную Выс – шу – ю силу…» (В. Шукшин. Верую);«…Скажешь вежливо так: “Ваш пропуск”, потому что учреждение у нас особое – Ис-пол-ком Ком-му-ни-сти-че-ско-го Ин-тер-на-ци-о-на-ла!..» (В. Дмитревский. Товарищ Пятница); «Да ведь есть у него имя! И не просто Родион, а Ро-ди-он! Как скандировали стадионы…» (Смена. 1986. № 19); «Надо же понимать: это не какая-нибудь там физика… Это – И – сто – ри – я!..» (В. Фирсов. Фараоны); «– У вас теперь, я знаю, всё учителя да учителки, а у нас был У – чи – тель!..» (Н. Краснов. А была школа…) и др. под. Ср. также: «… “Они наследье тирании, / А ты – ре-во-лю-ци-о-нер!” / Так разделил он с выраженьем / Все шесть слогов на шесть борозд…» (П. Антокольский. В переулке за Арбатом, 1).
(4) «Рассыпанность» слова на разделенные межслоговыми паузами равноударные фонетические последовательности как интегральный признак результатов слогоделения. Ср. не отмеченное словарями в этом специализированном значении устаревающее с расстановкой: «…проговорил с старомодной расстановкой, что “он о-чен-но будет рад”…» (И. С. Тургенев. Бригадир, VIII); «– Он бог знает из какой семьи, без роду, без племени, без всякого состояния, притом он сумасшедший! – Последнее слово она произнесла с расстановкой: су – ма – сшед – ший!..» (В. Брюсов. Последние страницы из дневника женщины) и др. под. Ср. также единичное расстановочно у Д. Веневитинова и новое раздельно: «– Ни – че – го! – раздельно, с силой выговорил Анисимов…» (П. Проскурин. Судьба, 2, III, 8); «– Че – пу – ха! – сказал Олеша раздельно и внятно…» (К. Паустовский. Встреча с Олешей); «Он проговорил это раздельно, резко и четко: “не-вы-пол-ня-e-me!..”» (А. Иванов. Дом строится) и др.
То же в многочисленных случаях индивидуально-авторского выражения: «…промолвила громко и протяжно, отставляя слог от слога…» (И. С. Тургенев. Новь, 1, XIII); «…в караульной святцы стал доить ефрейтор по слогам…» (С. Черный. В карцере, 1911); «…раздались в тишине шесть распадающихся костлявых слогов» (Б. Пастернак. История одной контроктавы); «– Надоело быть пешкой и говорить себе, что начальство знает больше. Не хочу! На-до-е-ло! – разорвал он последнее слово….» (В. Еременко Вина, 11); «– И куда же ты нацелился? – У-е-ду! У-е-ду! В Ho-вo-cu-бирск у – е – ду! – Давай, давай. Ты, я вижу, уже и дорогу проложил и верстовые столбы вбил» (Е. Андронов. «Aх, дети, дети…»); «– О чем это вы? Право не понимаю. – Тихомиров не склонился, а навис над ним, обмякшим на диване. Навис и раздельно, по слогам, как ударяют железный костыль, вогнал одно лишь слово, расколовшее душу Дегаева: – По-ни-ма-е– те!…» (Ю. Давыдов. Глухая пора листопада, 1, VI, 6); «…В ответ рассыпались резкие и оскорбительные как пощечины слоги: – У-блю-док! У-бью!…» (В. Раменцев. Пожар).
В примерах этой группы (а их легко было бы умножить) обращает на себя внимание характерное и типичное для восприятия, осознания и описания процесса и результатов слоговой сегментации слова использование звуковых ассоциаций и ассоциаций с «звукопроизводящими» действиями. Это, конечно, не случайно.
Отметим прежде всего, что такого рода действия в соответствующем – синкопированном – ритме нередко сопровождают слогоделение, подкрепляя его и усиливая его воздействие. Ср.: «– И ты в это верил? – Тихомиров смешался. – Верил? – повторил Лопатин. И, звякая ложечкой о блюдце, такт отбивая: – Не верил!..» (Ю. Давыдов. Глухая пора листопада, 2, I, 3); «– А ты думал, что тебе это спустят? Нет, брат, не – спу – стят! – выбил он каждый слог, ударяя ребром ладони по столу…» (В. Иванов. Были годы).[215]
И такие же действия (собственные действия субъекта речи и действия во внешнем мире) и вызываемые ими в определенном ритме звуки (звук шагов, удары молота и колокола, стук колес, цокот копыт и т. п.) могут стать внешним импульсом, запускающим внутренний – подсознательный – механизм слогоделения, или добавочным синтагматическим кодом, перестраивающим внутреннее сообщение в автокоммуникации (см. об этой последней в работе [Лотман 1973: 232–235]). Ср.: «…сосед по купе опустил окно, и стук колес стал отдаваться в ушах. “Ты – ку – да? Ты – ку – да?” – выскакивало из-под колес… “По-го-ди, по-го-ди!..”» (Д. Кузовлев. Не поле перейти…); «“Сейчас они сидят и курят, – повторяю про себя… – Ку – рят. Ку – рят. Ку – рят…” – под каждый слог я переставляю ноги и не замечаю ничего вокруг себя…» (С. Крутилин. Окружение); «Я шел и думал, что дело мое – труба, и в такт шагам во мне звучала эта тру – ба… тру – ба… тру – ба…, незаметно превратившаяся в какую-то ба – тру… ба – тру… ба – тру… такую же нелепую и бессмысленную, как и то, что произошло…» (В. Рындин. Солнце сквозь тучи).
Последний пример заслуживает специального внимания, поскольку позволяет понять важную особенность слогоделения – его балансирующую на грани двойственность по отношению к смыслу.