месяцами. Вложив за полгода так много сил в Холли и “Яростную”, я со скрипом переключалась на наш предыдущий фильм. Но продюсеры и должны заниматься несколькими проектами разом: куда направляется внимание зрителя, туда и мы. А внимание зрителя тогда было в основном приковано к “Твердой холодной синеве”.
С этим фильмом мы в следующем месяце отправлялись на церемонию вручения “Золотых глобусов”. Нам предстояло посетить легендарный банкет, сесть за круглые столики, ужинать и глушить вино с голливудской элитой. Там будет красная ковровая дорожка с камерами и телеведущими, звезды первого ряда будут подниматься на сцену и говорить слова, а я буду находиться в одном с ними помещении. Может быть, даже сидеть за соседним столом.
Позже на той неделе, когда Хьюго прилетел из Лондона, Сэмми Левковиц позвал нас на ужин. Это было шикарное чванливое действо в некоем чинном заведении в мидтауне. Сильвия и то хватила текилы, словно сидевший в ней дух соперничества требовал показать, что она может повеселиться и загулять не хуже Хьюго.
Я держалась от него подальше и в какой-то момент, уже поздним вечером, переместилась поближе к выходу – проветриться или хотя бы выйти из-под гнета окружающих. Первоначальный восторг, вызванный номинацией на “Золотой глобус”, понемногу спадал. Номинация эта означала, что у меня будет больше работы – больше разговоров с нашим пресс-агентом, больше организации показов и разъездов наряду с текущим постпроизводством “Яростной”. Отчасти я просто хотела от этого всего отдохнуть. Голова у меня закружилась, и я закрыла глаза.
Тут я почувствовала у себя на запястье чью-то руку…
Широко раскрыла глаза. Прямо передо мной стоял Хьюго с непроницаемой ухмылкой на лице. Он произнес дежурные фразы – бессмысленные любезности и слащавые комплименты: все мы-де имеем полное право хорошенько поразвлечься на церемонии вручения. Я стояла молча, волновалась.
– А ты уже придумала, что надеть?
Это был такой неожиданный вопрос, что на лице у меня, наверное, отразилось удивление.
– Золушка думает, что не попадет на бал?
Ответа Хьюго не стал дожидаться. Придвинулся ко мне с напряженным лицом.
– Ты же понимаешь, что столики на “Глобусах” не резиновые, да? Вот за каким-таким хером Сэмми Левковицу приглашать двадцати-с-чем-то-летнюю ассистентку продюсера?
Меня вдруг пробрал страх. Я исходила из того, что, поскольку я работала над фильмом с самого начала, меня обязательно на эту церемонию пригласят.
Я наконец сумела заговорить – голосом, в котором звучало негодование.
– Хьюго, ты этот фильм впервые увидел в мае. А кое-кто не один год над ним работал.
Он пожал плечами.
– Ну, дело-то не в этом, правда?
Лицо его выражало фальшивую жалость. А может, в ту минуту он и вправду жалел меня за мою наивность.
Через секунду его лицо расплылось в улыбке, угрозы как не бывало.
– Не волнуйся, милая, – он протянул руку и провел пальцем по моей щеке. – Я приложу все усилия, чтобы тебя пригласили на “Глобусы”. Ведь больше-то никому до этого дела нет.
Неприятно это признавать, но Хьюго оказался прав.
Неделю спустя я высидела тягостный ланч с Сильвией: мы вдвоем, крахмальная белая скатерть, официант, раз в двадцать минут исправно наливающий нам пино. Сильвия поблагодарила меня за все, что я сделала на съемках в Лос-Анджелесе, а потом извиняющимся тоном сообщила, что не уверена на сто процентов, что я в январе пойду на “Глобусы”.
– Мне очень жаль. Я знаю, что для тебя это огромное разочарование. – Сильвия покачала головой.
Она объяснила, что за столик нашего фильма платит Сэмми, один из самых влиятельных прокатчиков в киноиндустрии, поэтому он и должен был решить, пригласить ли меня или еще кого-нибудь из съемочной группы. Сама она, Зандер, Пит (наш режиссер монтажа, которого номинировали) и Хьюго, разумеется, шли.
– Послушай, я понимаю, в каком свете тебе это видится. Я знаю, что ты работала не покладая рук. Но Хьюго сейчас – главный инвестор в нашей компании. Ему очень важно быть на “Глобусах”.
Голос у меня зажало, горло перехватило, и я почувствовала, что слезы грозят помешать мне говорить.
– Сильвия… – начала я. Едва не сказала: Я заслужила право там быть. Это я поправила Зандеру сценарий. – Вместо этого я сказала: – Я всю себя в эту работу вложила.
Я хотела прибавить:
– У меня больше ничего нет. У вас у всех есть семьи, собственные хорошие дома, и если с карьерой в кино у вас ничего не выйдет, то жизнь не кончится. Потому что у вас есть не только это. А у меня нет. Это все, что у меня есть. Я сама – и моя кинокарьера.
Но Сильвия этого не поняла – да, наверное, и не понимала никогда.
Расшифровка разговора (продолжение):
Сильвия Циммерман, 17.10
тг: Но, Сильвия, в киноиндустрии есть успешные высокопоставленные женщины. Вы сами много чего добились, когда были руководительницей.
сц: Конечно, нам кое-что удалось сделать. Но посмотрите, чего нам это стоило. У многих женщин-агентов с громкими именами нет семьи. Всю себя этой карьере отдаешь, и что в результате? Мужчины всегда на шаг впереди.
тг: И Хьюго Норт, на ваш взгляд, – яркий тому пример?
сц: Разумеется. Он возник из ниоткуда, без всякого опыта кинопроизводства, и полностью изменил мою компанию. Из воздержанной, преданной своему делу команды, сосредоточенной на том, чтобы как можно лучше сделать фильм со скромным бюджетом, мы стали этим заплывшим жиром, развратным цирком. Она превратилась в “Шоу Хьюго Норта” – а нас задвинули на задний план. Меня задвинули на задний план. И Сару тоже. (Пауза.) Я могла бы и сообразить, что этим кончится. Но в итоге я не смогла соперничать с его чековой книжкой. Возобладал этот идиотский мачизм, и когда это случилось, я не смогла ему противостоять.
тг: Какие чувства вы испытываете в связи с тем, как все кончилось?
сц: Разумеется, мне горько. Как иначе? Слушайте, я все понимаю. У мужчин больше денег, поэтому они правят миром. Я не пришла бы к тому, к чему пришла, если бы не более чем приличная зарплата моего мужа. Я это признаю. Но это не значит, что им можно править всем. Наши дела шли хорошо, пока не появился Хьюго. Вот Сара Лай: она подавала большие надежды. И мы могли бы хорошо вместе поработать, сделать вместе много фильмов. Кто знает. (Пауза.) Я все думаю, насколько другой была бы киноиндустрия, если бы в ней женщины работали только с женщинами. А мужчин бы там не было. Никто не соперничал бы за чековую книжку какого-нибудь мужика, за