площадке было профессиональным?
сц: Зандер знает, как сделать хороший фильм. Если ты режиссер, то это единственное, что имеет значение.
тг: Больше ничего значения не имеет?
сц: С точки зрения киноиндустрии – не имеет. (Пауза.) Думала ли я, что он виновен в… насилии над актрисами? Нет. На него все время модели вешались, никакой силы ему не нужно было использовать.
тг: Как вы думаете, он закрыл глаза на то, что, возможно, произошло с Хьюго?
сц: Том, как бы это назвали в суде – слухи? Домыслы? Я не могу сказать, что, как я думала, знал Зандер. Или что, как я думала, знала Сара. Я могу сказать только то, что знала или подозревала сама – а на тот момент этого было очень мало.
тг: И тем не менее вы говорите… что “могли бы от Хьюго такого ожидать”. “Вот такой вот он был человек”. “Всегда рассчитывает на то, что у него ни с чем затруднений не будет, с женщинами в том числе”. Разве можно такое говорить и при этом его не подозревать?
сц: Потому что ему все легко давалось. Ему и стараться не нужно было – девушки сами падали к его ногам. Ему даже не нужно было работать продюсером – раз! И все: он им стал. Нам, женщинам, годами вкалывать приходится. А если ты мужик вроде Хьюго, с такими деньгами, то просто входишь вразвалочку со своей чековой книжкой, и все всегда делается по-твоему.
тг: Значит, поэтому ему могло годами сходить с рук поведение определенного рода?
сц: “Поведение определенного рода”. Как же вы, Том, дипломатичны. (Смех.) Скажите уж как есть. Что вы имеете виду – трахать вчерашних малолеток? Регулярно нюхать кокаин с подростковых грудей? Не нужно, чтобы такое поведение “сходило тебе с рук”, если все так поступают. В Голливуде эти дела творились с момента его основания. Если ты женщина, то учишься с этим жить, закрывать на это глаза и не сворачивать со своего пути. (Пауза.) Обвинишь Хьюго – найдется пятьдесят таких же. То, что он делал, – отвратительно, но не то чтобы очень уж необычно.
тг: Почему вы это терпите? Раз это так отвратительно?
сц: Потому что что еще делать? Если он чеки выписывает – кому об этом поведении сообщишь? (Пауза.) Кто его обвинит? Кто будет подставляться из-за чего-то настолько распространенного, что на это и указывать-то особо незачем? Я лично не буду. (Пауза.) То есть, может, и надо было – если бы я что-то знала. Но нам вообще много чего надо было сделать, когда мы были помоложе. Мало кто делает.
Глава 42
Задним числом – понятия не имею, как Холли это сделала. Если то, что, как мы все подозреваем, случилось в предыдущую пятницу, действительно случилось, тогда… Я просто не могу себе представить, что творилось у нее в душе в тот день, когда мы переснимали сцену на крыше.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает Том.
Пытаюсь порассуждать вслух.
– Я слышала, что такое насилие оставляет человека в определенном состоянии. По-настоящему травмированным. Холли каким-то образом сумела нас одурачить – мы думали, что она в порядке.
– Как вам кажется, почему она это сделала?
– Потому что профессионализм – это вот то самое. Не переносишь съемку. Приходишь, работаешь. Так Холли и поступила. Она, в конце концов, актриса. Вот и заиграла эту ситуацию.
Мы все это делали, хочется мне добавить. Играли – по-своему.
Следующий вопрос Тома учтивым не назовешь.
– Откуда у вас уверенность, что он ее изнасиловал?
– А не просто облапал?
Я содрогаюсь, вспомнив пальцы Хьюго на своей коже.
– Потому что после этого Холли казалась совершенно другим человеком. Не на вид, нет. Но я за те три месяца неплохо ее узнала – во всяком случае, я так думала. А после того вечера она напрочь закрылась. К ней было не подступиться.
Возможно, больнее всего было осознать именно это. Что она не желала меня к себе подпускать.
– Если бы он попытался облапать ее или поцеловать, она разозлилась бы, испытала бы отвращение. И она бы мне рассказала, и, может быть, мы бы над этим посмеялись. Но изнасилование… было так ужасно, что и слова этого не произнести.
Я снова воображаю ту воодушевленную Холли десять лет назад.
– Быть звездой фильма и обвинить исполнительного продюсера в изнасиловании… Так можно было поставить под угрозу все съемки. А этот проект, эта роль были важны для карьеры Холли. Она это знала. – Том понимающе кивает. – Так что, наверное, в конце концов это был вопрос выживания… Она играла вдолгую. И оказалась права. Посмотрите, чего она добилась.
Несколько секунд я сижу и восхищаюсь железными нервами Холли. Принять такое решение сразу после того, как ты пережила нечто настолько ужасное… Впрочем, моя попытка вообразить – это труд человека, несведущего в этих сценариях. Удачливого, неизнасилованного.
Ведь к этому-то все и сводится, правда?
Та же самая жуткая зачарованность. Мы, находящиеся снаружи, ужасающиеся тому, что может произойти между двумя людьми. Этому действию, о котором невозможно говорить.
– Вы что же, хотите, чтобы я тут строила всякие бесстыжие домыслы о том, через что прошли другие, да? – спрашиваю я c ноткой неприязни.
Меня все это вдруг утомляет. Все эти часы, что я сижу рядком с Томом Галлагером, который дурит мне голову своими голубыми глазами, куртуазным обращением и славной родословной. Не понимаю, чего я добилась, раскрыв перед ним душу. Только боли, стыда и ненависти к себе. И зависти.
Но, если уж говорить начистоту, то зависть была всегда. С того момента, когда я вошла в офис “Фаерфлая” и познакомилась с Сильвией. Или даже раньше – когда я включала телевизор и смотрела “Оскары”, или “90210”, или “Бухту Доусона”, или любой другой сериал, будь он неладен, про белых подростков с блестящими волосами, живущими невозможно привилегированной жизнью в ухоженных пригородах.
Зависть встроена в иммигрантский опыт. Она-то ведь и движет американской мечтой.
Том Галлагер внимательно за мной наблюдал, и, похоже, моя последняя реплика его смутила.
– Это не домыслы. В устах самих жертв – так уж точно. Это свидетельства. Это факты. Вы сами жертва, Сара.
Последних слов я не ожидала. Гляжу на Тома в состоянии приостановленного потрясения.
– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я.
Лицо его выражает непонимание, слово мы вдруг заговорили на разных языках и друг друга не разумеем.
– Сара, то, что произошло с вами на вечеринке у Хьюго… в его доме в