его
нос. Зоя понимала, что ее незадачливый жених прав, но убеждать профессоршу брать его в инвесторы она не намеревалась.
Ни за что не намеревалась.
– Рыбка моя, не говори преждевременно нет. Ты же не хочешь, чтобы весь мир узнал о твоем даре? Тогда, как я тебе сам когда-то предсказывал, за тобой начнется подлинная охота. А так ты будешь сотрудничать только со мной.
И превратится в его вечную олфакторную рабыню.
– И ты ведь не хочешь, чтобы с твоей милой дочкой что-то произошло? Вот твой сынок, увы, утонул, а дочка может, скажем, стать жертвой похищения…
Смерив Павлика ледяным взором, Зоя сказала:
– Беру свои слова о том, что твоей жене повезло, обратно. Сочувствую ей. Она вышла замуж за монстра.
Павлик даже обиделся.
– Ну, я же не заставлю тебя трудиться бесплатно, рыбка моя. Получишь свои полпроцента, это очень много. Потому что «цифровой нос» для Паркинсона – это только начало. Потом будет онкология. Потом болезнь Альцгеймера, потом…
Ну да, и этот тоже хочет создать свою империю, могущественнее «Гугла» и «Фейсбука», вместе взятых.
– Остановись! – закричала Зоя. – Я не буду на тебя работать! Я ни на кого не стану работать, а буду делать то, что мне нравится и что я считаю нужным. Но только я и никто другой.
Павлик усмехнулся:
– А дочка у тебя и правда прелестная. Не лишай ее будущего, рыбка моя. Ну, на выходных пораскинь мозгами, а в начале недели мы подпишем с вами договор о взаимовыгодном сотрудничестве. И, смотри, без глупостей!
Зоя, ворочаясь бессонной ночью в кровати с боку на бок, все думала. Если она сбежит, то Павлик ее найдет. И, чего доброго, разгласит ее тайну всему миру.
Этот дар, будь он неладен, вся проблема в нем. И почему он у нее взялся, и как от него избавиться?
Не лечь же на выходных на операцию к нейрохирургу?
Мысль видоизменилась, и Зоя, схватив мобильный, принялась строчить сообщение профессорше.
…Павлик ворвался в палату бледный и взволнованный, в руке у него был огромный нелепый букет желтых роз на невероятно длинных стеблях.
Как будто предложение пришел делать – ну да, предложение заключить договор с дьяволом.
И этим дьяволом был он сам, этот невысокий мужичонка с животиком, залысинами и непомерными амбициями, ради осуществления которых он был готов на все.
И с дисками под матрасом.
Почему ей в жизни так не везло с мужчинами?
Хотя отчего же? Вполне себе везло. Просто все, кого она любила, умерли. А вот Павлик был вполне себе жив.
– Рыбка моя, ты так меня напугала! Когда я узнал, что у тебя в воскресенье была экстренная операция, чуть со страху не отдал концы.
– Мог бы уж поднапрячься и приложить побольше усилий, – заявила Зоя, мило глядя на Павлика. – Прошу, не суй мне под нос свой жуткий веник, я равным счетом ничего теперь не чувствую.
Уставившись на повязку у нее на носу, Павлик в волнении спросил:
– А что произошло? Несчастный случай? Бытовая травма?
Зоя, кивнув на лежавшие на столике документы, сказала:
– Ты же у нас кандидат медицинских наук, правда, диссертацию наверняка купил, но общее представление имеешь. Почитай, тут хоть и на итальянском, но анамнез на латыни.
Схватив документы, Павлик принялся лихорадочно листать их.
– Nervi olfactorii… Bulbus olfactorius… Tractu olfactorius…
Зоя любезно заметила:
– Вижу, с латынью в меде ты не особо дружил, еще бы, тебе, как сыну профессора, автоматом ставили. Сам видишь, полная резекция обонятельных нитей, соединяющих обонятельную луковицу с обонятельным трактом…
Листы посыпались у Павлика из дрожащих рук, он завизжал:
– Какая такая полная резекция, рыбка моя? Почему?
Зоя ответила:
– Потому что я попросила. Конечно, медицинских показаний никаких не было, более того, эта операция может привести тех, кто ее провел, за решетку, но ради меня эти люди были готовы на все.
Павлика била крупная дрожь, а Зоя вздохнула:
– Не нравится мне твоя треморная симптоматика. Раньше я могла бы, принюхавшись, сказать, есть ли у тебя Паркинсон или нет, а теперь не могу. Потому что я лишена обоняния – раз и навсегда. Восстановить уже не получится. Я не чувствую и никогда больше не почувствую ни единого запаха. Но если бы чувствовала, то, готова поспорить, почуяла бы, как ты себе в штаны наложил, мой без пяти минут повелитель зловоний.
Павлик, бухаясь на стул, уставился на нее.
– Ты с ума сошла!
– Нет, наоборот, я поступила крайне рационально. А с ума сошел ты, желая заставить меня работать на тебя, чтобы стать самым богатым человеком в мире, и угрожая жизни моей дочки. Нейрохирурга, согласного удалить мне ту самую внутричерепную гематому, виновницу моего дара, мы так быстро не нашли. Да и опасно это, а умирать я пока не намереваюсь. А тут раз-два покопошились будто раскаленной спицей у меня в носу, и все, я теперь ничегошеньки не чувствую и никогда уже не смогу: обонятельные нити никак не восстановить.
Швырнув ей розы в лицо, Павлик завизжал:
– Тебя убить мало! Что ты наделала, гадина?
– Ах, уже не рыбка моя? Я всего лишь обезопасила себя и дочь от посягательств со стороны подобных тебе мерзавцев. Раз и навсегда решила проблему оперативным путем. Конечно, ты можешь от злости убить меня прямо здесь, но не советую тебе пытаться сделать это…
Она нажала на кнопку экстренного вызова, и в палату вошли два исключительно дюжих санитара, которые, молча подхватив под руки Павлика, поволокли его, обмякшего и всхлипывающего, прочь.
– И передавай привет жене и своим дискам под матрасам от уже не твоей рыбки! – попрощалась с ним Зоя и откинулась на подушку, понимая, что видела это ничтожество, которое едва не стало ее мужем, последний раз в жизни.
Через несколько минут в палату заглянула профессорша.
– Твой Паоло как угорелый помчался в аэропорт. Наверняка летит обратно, но мы с него глаз не спустим, пока не покинет пределы страны. А ты как, в порядке?
Зоя, снимая с носа повязку, сказала:
– Фу, убери эти розы, они ужасно пахнут поясничным спондилоартрозом. Да, мой, как ты говоришь, Паоло поверил, еще бы, он ведь троечник в медицине, стоило сунуть ему липовый отчет о не имевшей места операции, и он поверил.
Профессорша, собирая раскиданные розы, сказала:
– Но если он узнает, что ты продолжаешь работать в проекте…
И смолкла.
Она все поняла правильно.
Зоя мягко произнесла:
– Моя помощь вам больше не нужна. Инвесторов хоть отбавляй, «лягушонок» появится на рынке через полтора-два года и спасет миллионы человеческих жизней. Мне