63
Нельзя сказать, что, добравшись до постели в собственной квартире, Дортмундер уснул как младенец. Скорее, он спал как взрослый человек, на долю которого выпали тяжкие испытания. Он лежал навзничь, разинув рот и порой всхрапывая, раскинув руки и ноги и смяв простыню. Ему снились и добрые сны (солнечный свет, груды денег, роскошные автомобили, легкомысленные женщины), и кошмары (связанные с водой). Время от времени он проваливался в такой глубокий сон, что ему позавидовал бы даже аллигатор.
Это случилось, когда он, судя по всему, пребывал в полудреме. Внимание Дортмундера привлекло еле слышное царапанье и скрежет, словно кто-то копался в замке входной двери. Затем этот кто-то вошел в квартиру под скрип старых половиц и прикрыл за собой дверь, издавшую негромкий щелчок. Дортмундер уже хотел проснуться, но почему-то решил, что это Том вернулся из очередного ночного похода за деньгами. Доносившиеся из прихожей тихие звуки навевали воспоминания о шуршании легких волн, и в этом сне Том представлялся ему в виде огромной рыбы с зубами, от которой Дортмундер спасался вплавь. Он плыл, плыл, плыл, но рыба никак не отставала.
В обычных условиях незваному гостю было бы очень трудно сориентироваться в темной, практически лишенной окон квартире, однако на сей раз, памятуя о своих недавних подводных похождениях, Дортмундер оставил свет в ванной, что дало возможность пришедшему найти дорогу и, убедившись в том, что кроме спящего Дортмундера в квартире никого нет, отправиться на кухню и соорудить себе бутерброд с ореховым маслом и желе. Скрип ножа в баночке с маслом представился одурманенному сном Дортмундеру скрежетом весел в уключинах лодки Харона[4].
Проглотив бутерброд и банку пива, незваный гость некоторое время сидел тихо, прикорнув прямо за кухонным столом. С восходом солнца он вошел в спальню и, сбросив одежду Дортмундера с кресла, стоявшего у двери, уселся в него буквально в футе от кровати, внимательно наблюдая за спящим в ней человеком.
Он взвел курок винтовки, и легкий щелчок затвора заставил Дортмундера нахмуриться и что-то недовольно пробормотать. Ему приснилось, что он находится под водой и что его акваланг внезапно упал с плеч, отсоединившись с металлическим лязгом от клапана загубника, и что ему в глотку хлынула вода. Но затем кошмар уступил место воспоминанию о партии в покер с закадычными тюремными приятелями в старые добрые времена, когда он сорвал флэш-ройял в пиках. Это видение доставило Дортмундеру огромное удовольствие, и он вновь принялся погружаться в сон. И лишь два часа спустя открыл глаза, почесал нос, сел в постели и уставился в зрачок винтовочного дула, нацеленного ему в глаз.
— Э!.. — крикнул Дортмундер и тотчас прикусил язык.
Винтовка. Старческие шишковатые руки, держащие винтовку. Окруженный морщинами глаз, приникший к прицелу. В спальне Дортмундера в его собственном кресле сидел последний обитатель города Кронли, что в штате Оклахома.
— А теперь, мистер Восстановительные Работы, — сказал отшельник, — ты расскажешь мне, где сейчас находится Тим Джепсон. На сей раз за моей спиной нет никого, кто мог бы трахнуть меня бутылкой.
64
Бутылкой...
Острый оранжевый луч, проникший сквозь пустой оконный проем отеля Кронли, коснулся глаз Гаффи, и тот застонал от мучительной боли в голове и тягостного недоумения в душе. Либо коллега парня из инфраструктуры огрел его сразу тремя бутылками, что было явно излишне, либо произошло нечто совсем уж немыслимое.
Три бутылки. По полу бара были разбросаны осколки трех бутылок. Отколотые горлышки все еще были заткнуты пробками и страшно воняли. Осколки оказались совершенно сухими, и поэтому было трудно предположить, что вонь исходит от прокисшего за долгие годы вина. К тому же запах исходил скорее от внешней поверхности осколков, нежели чем от внутренней.
Канализация. Второй приезжий ходил в подвал осматривать канализацию. Немного оправившись от последствий удара по голове, Гаффи последовал его примеру и, обнаружив открытый люк, сразу все понял. Итак, это был Тим Джепсон. Он, как и предсказывал Митч Ланч, вернулся за своими четырнадцатью тысячами, которые хранились в винных бутылках в ужасающем зловонном потоке; как это похоже на Тима Джепсона!
«Он был у меня в руках, — подумал Гаффи, — и я упустил его. Но надежда не потеряна». У Гаффи оставалась еще одна тонкая ниточка — номерной знак маленького белого автомобиля. Удастся ли его выследить? Впрочем, иного выбора не было.
Во второй половине того же дня Кронли стал тем, чем казался долгие годы: окончательно обезлюдевшим городом. Гаффи побрился, облачился в лучшую одежду, украденную у профессора, разобрал винтовку и, сунув ее в рюкзак вместе со сменой белья, покинул Кронли и двинулся по каменистой пустыне навстречу своей запоздалой судьбе.
К вечеру он добрался — где пешком, а где на попутках — до города, отыскал полицейский участок и сообщил, что его сбила машина, а водитель предпочел скрыться с места происшествия. Он описал автомобиль и сообщил его номер, предъявив в качестве доказательства шишку на затылке. Полицейский ввел номер машины в компьютер, осмотрел рану Гаффи и отправил его в больницу, где тот провел прекрасную ночь в мягкой постели и насладился лучшей в своей жизни едой. Блага цивилизации едва не побудили Гаффи сразу отказаться от дальнейших поисков. В конце концов, для того чтобы жить в такой роскоши, ему достаточно было всего лишь восемь-девять раз в год попадать под автобус.
Однако чувство долга возобладало, особенно после того, как наутро в больницу явились полицейские и сообщили, что сбившая его машина найдена, но сделать ничего нельзя. Собственно, Гаффи как раз и рассчитывал на безразличие властей к своей персоне. Как выяснилось, машина была взята напрокат в аэропорту Оклахома-сити в тот же день, когда был сбит Гаффи, а назавтра возвращена на стоянку. Нарушители, жители Нью-Йорка («Ну, вы сами знаете, что это за народ!»), уже давно уехали. На машине не осталось ни малейших следов, свидетелей тоже нет, к тому же врачи (к необычайному удивлению Гаффи) сочли состояние пострадавшего вполне удовлетворительным. Короче говоря, в полиции не видели серьезных причин возбуждать дело, требующее внимания органов правопорядка двух штатов.
Гаффи со смирением выслушал и попросил лишь об одном. Нельзя ли сообщить ему имена и адреса людей, арендовавших ту машину?
Услышав его просьбу, один из полицейских ухмыльнулся и спросил:
— Уж не намерены ли вы вершить самосуд?
— Я в жизни не выезжал за пределы Оклахомы! — воскликнул Гаффи, говоря истинную правду. — Нет, я лишь хотел написать тому человеку, что я, как настоящий христианин, прощаю его. Клянусь Господом!
Увидев, что Гаффи уже готов отбивать им поклоны, полицейские сообщили ему имена — Том Джимсон, арендовавший машину, и Джон Дортмундер, управлявший ею, — и в придачу один нью-йоркский адрес на двоих.
Том Джимсон? Ага! Тим Джепсон, Том Джимсон. Все ясно.
Затем возникло еще одно небольшое затруднение, когда врач выказал намерение понаблюдать Гаффи еще несколько дней. Однако, выяснив, что у него нет медицинской страховки, врач решил, что и так уже продержал старичка слишком долго, и отпустил его на все четыре стороны. И вот Гаффи, впервые в жизни задрав кверху большой палец, покинул штат Оклахома.
Долгое путешествие на север ознаменовалось множеством приключений и рядом правонарушений самого трусливого и мелочного свойства: грабежом церковных ящиков для сбора пожертвований, а то и нападениями на нищих с их жалкими мешочками и тому подобными деяниями. И наконец — Нью-Йорк! Квартира по указанному адресу, и вот он — Джон Дортмундер собственной персоной.
К сожалению, Тима Джепсона сейчас не оказалось дома. Конечно, убить его во сне было бы легче всего, но не беда. Оставался Джон Дортмундер. Джон Дортмундер расскажет Гаффи, где и как отыскать Тима Джепсона.