Читать интересную книгу Женский хор - Мартин Винклер

*

Не знаю, рассмешат ли тебя мои глупости, но в то утро, подъезжая к 77-му отделению, я немного нервничала (да, я знаю, пятница, суббота и воскресенье, когда мы набрасывались друг на друга, сплетались воедино, не отпуская друг друга ни на минуту и не разрешая друг другу спать, когда я, вздрогнув, открывала глаза, чтобы удостовериться, что не сплю, что ты правда здесь, что оцепенение, онемение, пот, влажные клейкие волны, которые окатывали меня с головы до ног, были волнами бесконечных объятий, свитых тел, безумной любви, – пятница, суббота и воскресенье, говорю я, я занималась любовью, пила из твоего рога изобилия, а ты не давал покоя моей флейте Пана [78] , но этим утром… я вспомнила об этой метафоре, о велосипедистах, о вагинальной трассе, такой спокойной и мирной перед грозой, – и расхохоталась, мне это было необходимо, это добавило мне храбрости, потому что, честно говоря, мне было немного не по себе).

Мне предстояло, впервые с тех пор, как я повзрослела, раздеться догола перед мужчиной, который не был моим любовником, и, впервые в жизни, подняться по ступенькам лесенки, положить обнаженные бедра на край пропасти, раздвинуть ноги, поднять их на подставки и выставить напоказ свою женскую сущность, совершенной формы, очаровательную, с розовыми губами и окаймленную шелковыми волосками. Этот изысканный орган, нежный, сочный, истинно женский, если бы в верхней его части не было клитора, прямого, как палка, длинного, как два колпачка ручки, который, независимо от моей воли, затвердевал как жезл Моисея.

Впервые в жизни я собиралась показать свой третий пол врачу, и у меня на это были веские причины: уже три дня, как я почти не смыкала глаз и снова делила ложе с мужчиной, которому впервые понравилась моя странность , который любил меня с тех пор, как познакомился со мной и который любит меня до сих пор. (Правда? Хорошо. Что? Нет, просто чтобы убедиться.) Конечно, я собиралась выставить себя напоказ по веской – что я говорю? – великолепной противозачаточной причине, показаться мужчине, которого я уважаю и который уважает меня, и я шла на это, твердо уверенная в том, что ничего плохого со мной не случится, но все же я чувствовала себя неловко, я все думала о том дне, когда напала на того типа в интернатуре, подсунув ему свой рог единорога под самый нос. Поднимаясь по ступенькам к стеклянной двери, я подумала: разве не собираюсь я сегодня сделать то же самое, разве не собираюсь продемонстрировать тому, кто этого не просил, зрелище, на которое он смотреть не собирался? Не злоупотребляю ли я расположением и чуткостью моего учителя, моего Сэнсэя, человека, который помог мне заново открыть себя, гида, который посвятил меня в тайны женской души, так бесцеремонно подставляя ему под нос свою анатомию?

А потом я подумала: «Может быть, это испытание. Не такое испытание, которое, по мнению многих, посылается нам небом или адом, но испытание, на которое я иду добровольно. Может быть, фиаско в интернатуре потерпел не мужчина, которому я показалась голой, а я сама. Может быть, мне необходимо почувствовать себя самой собой (помимо непреодолимого желания отплатить этому придурку его же монетой, помимо непреодолимого желания заняться любовью с любимым мужчиной) и раздеться на глазах у того, кто держится посредине, ровно между ними».

Войдя в коридор 77-го отделения, я увидела, что что-то изменилось: двойная дверь, там внизу, сразу за конторкой Алины, была широко распахнута. Дневной свет освещал пол в коридоре. Я подошла ближе и увидела, что дежурную комнату переоборудовали в кабинет для консультаций. У окна поставили письменный стол, с помощью большой передвижной ширмы выделили зону для осмотра, сломали перегородку уборной и поставили шкаф с инструментами, а душевую превратили в кабину для переодевания.

Когда я заглянула в новый кабинет консультаций, Франц Карма мыл руки.

– Нравится?

– Очень. Но… это согласовано?

– И да, и нет. Роддом обзавелся новыми дежурными комнатами рядом с родильными залами, поэтому я и сказал, что мне нужен еще один кабинет, потому что теперь нас двое.

– Вы хотите сказать…

– Да. Это твой кабинет. Добро пожаловать.

Мне захотелось броситься ему на шею и расцеловать, но я сдержалась, я не хотела быть похожей на маленькую девочку, которая благодарит папу за подарок. И это было не совсем то. Это был подарок, но не подарок отца дочери. Это был подарок в благодарность тому, кто пришел на помощь и примкнул к общему делу.

Я соединила ладони перед лицом, поклонилась в знак благодарности и смирения, и в ответ он тоже поклонился.

Он вытер руки, закрыл дверь кабинета и спросил:

– Ты успела купить ВКС?

Я достала из сумки продолговатую коробку:

– Я побежала покупать ее в субботу вечером, за пять минут до закрытия аптеки.

– Вот как? – сказал он, подмигнув. – А я-то думал, что ты все выходные провалялась в теплой…

– Я так бы и сделала, если бы мне было чем кормить пятерых человек на протяжении трех дней.

– Пятерых человек?

– Это Жоэль так шутит. Когда я сильно влюблена, то, кажется, будто я ем за четверых.

– Понимаю, – сказал он, мягко забирая у меня коробку. – У тебя есть ко мне вопросы, или…

– Нет, – сказала я, – я в курсе. И потом, вы же все будете объяснять мне во время процедуры, не так ли?

– Да.

Он пошел к столику и стал готовить поднос с инструментами, а я вошла в кабину для переодевания.

– Я сниму только низ, правильно? – шутливо спросила я.

–  Как пожелаешь. Видишь, мы даже халаты для пациенток купили.

На полке я увидела сложенные в стопку халаты и быстро развернула один из них, короткий, красивого зеленого цвета, на кнопках, очень простой, вроде тех, что носят женщины в американских фильмах.

Я сняла трусы и вздрогнула:

– Можно не снимать носки?

Он засмеялся. Мне нравилось, как он смеется.

Я вышла из кабины для переодевания и посмотрелась в зеркало. Я надела твою рубаху: так, даже если я стояла прямо, она закрывала бедра, и я была похожа на Жаклин Биссет в фильме «Буллит», мне это казалось очень сексуальным, а также более целомудренным, я собиралась показать ему свое непростое устройство лишь в последний момент и не хотела, чтобы он увидел его прежде, чем я лягу на кресло.

Я подошла к нему, в носках, он медленно повернулся, улыбнулся, протянул руку, пробормотал: «Добро пожаловать» – и отодвинул скользящую занавеску, открыв моему взору новое гинекологическое кресло, из тех, что я еще никогда не видела. Заметив, что я ищу лесенку, он показал, что поставил ее сбоку. На долю секунды я перестала понимать, что происходит, я не могла найти свои ориентиры, это ненормально, я никогда не поднималась на гинекологическое кресло, я…

Тогда он сделал то, что делал со всеми пациентками: успокоил меня и пригласил подняться на кресло:

– Видишь ли, бремя условностей очень тяжелое, много лет я жаловался, что у меня нет подходящего материала, техники, администрация ничего не хотела слышать, но когда появилась ты, я подумал: почему меня это останавливает? Если я хочу работать с хорошим инвентарем, я могу его себе позволить и все тут; и все же это кресло я купил благодаря тебе (тогда я заметила, что новое кресло по меньшей мере в полтора раза больше обычных. Заметив мое удивление и замешательство, Франц улыбнулся, и я поняла, что у кресла нет стремян, что его две части расположены горизонтально и что он предлагает мне лечь набок, повернуться к нему спиной и принять английскую позу ), подумав, что так удобнее, целомудреннее, скромнее: женщины не обязаны раздвигать ноги, чтобы лечиться.

СКЛЕП

Я была на седьмом небе. Жизнь мне улыбалась. Мне хотелось танцевать, как Джули Эндрюс в фильме «Моя прекрасная леди», и петь во все горло, как в фильме «Звуки музыки». Мне скоро тридцать, у меня чудесная профессия, я работаю с потрясающими людьми, которые стали для меня больше чем друзьями (у нас появилась привычка раз в месяц ужинать вместе у кого-нибудь дома), у меня разворачивались великолепные любовные отношения… и я вновь обрела папу.

Однажды утром он пришел в 77-е отделение, до моего приезда. Поднимаясь по ступенькам, я заметила силуэт мужчины, оживленно беседующего с Алиной, которая – как он мне позже рассказал – описала меня как идеальную девушку, милейшую подругу и непревзойденную женщину-врача, именно в таком порядке. Когда я вошла, он стоял ко мне спиной, но я сразу узнала его плечи и, сдерживаясь, чтобы не заорать во все горло, бесшумно подошла, прижав палец к губам, чтобы Алина меня не выдала, и сделала то, что всегда делала, когда была маленькой: приложила ладони к его глазами и сказала: Guess Who? [79] – тоненьким голоском, и почувствовала, как он вздрогнул, помолчал и ответил: Let me see… How many guesses do I get, O Genie? [80] , а потом повернулся и обнял меня: Hello my beautiful girl! I missed you so much, Sweetheart! [81]