В огромном актовом зале здания ЦК КП Белоруссии собралось большое количество представителей заинтересованных сторон. Был установлен жесткий регламент выступлений и их последовательность. Макеты и крупномасштабный демонстрационный материал красовались в центре общей экспозиции. Она изобиловала схемами, диаграммами и таблицами технико-экономических показателей.
Секретарь ЦК КП Белоруссии Машеров
В назначенное время длинный стол президиума на высоком подиуме заполнился представителями правительственных и партийных органов республики. Признаться, я никого не знал. Мне все они показались на одно лицо – холеными, самовлюбленными, уверенными в себе манекенами. На мой взгляд, из общей массы выделялся своей харизмой (хотя тогда такого слова не употребляли) сидящий в самом центре председательствующий. На мой вопрос сосед рядом ответил:
– Это первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Петр Миронович Машеров[87].
Впервые я услышал эту фамилию во время групповой поездки в Брест при осмотре многострадальной крепости. Поездка совпала с пятнадцатилетием начала войны. По словам экскурсовода, в качестве первого секретаря Брестского обкома партии Машеров много сделал для восстановления пограничного города и превращения крепости в музей. Заодно она коснулась необыкновенных человеческих качеств партийного лидера. Помню, как меня поразило неожиданно теплое отношение к Машерову. Таких слов по указке не говорят. Не без оснований у меня сложилось настороженное отношение к людям, которые посвятили себя политике. Ведь, как правило, политика – это не профессия, а очень выгодное занятие.
Вспоминается блестящий афоризм: «Политик – это человек, который говорит одно, делает другое, а думает третье, имея в виду четвертое. И все это – на благо народа ради собственной выгоды». Хотя, конечно, каждый человек в своей жизни так или иначе выступает как политик…
С первых слов Машеров поразил меня неординарной манерой держаться и говорить. Отсутствовал высокомерный партийный пафос. Не было набивших оскомину призывных, как дешевые лозунги, слов. Лицо озаряла открытая, добрая улыбка. Он просто говорил о деле со знанием дела.
Я невольно проникся к нему глубочайшим уважением. После обсуждения проекта, уже во время банкета, он подошел к нашей небольшой группе. Запомнились его слова, произнесенные под звон бокалов:
– Мне очень понравился проект нового города и комбината. Думаю, люди останутся довольны. Здесь будет удобно жить и работать. Спасибо вам!
Спустя годы я снова услышал о Машерове из уст Леонида Левина – автора монумента «Хатынь». Мы с ним, в числе отфильтрованных и проверенных архитекторов, через узкую щель в железном занавесе попали в Америку. Во время прогулки в Нью-Йорке по фешенебельной Пятой авеню мы остановились у статуи Атланта перед зданием Рокфеллеровского центра. Указывая на скульптуру, мой коллега задумчиво произнес:
– Если бы не белорусский «Атлант», не было бы монумента «Хатынь».
Чтобы развеять мое недоумение, он пояснил:
– Когда рассматривались самые разные варианты «Хатыни», комиссия склонялась к банальным памятникам. Единственным, кто поддержал и одобрил идею нестандартного монумента, был именно Машеров. Он, как истинный Атлант, сумел его отстоять.
Так уникальная идея, осуществление которой висело на волоске, все-таки воплотилась в жизнь. Восторжествовал тандем мудрого правителя и талантливого зодчего.
Гибель Машерова была покрыта мраком политических интриг[88]. Я воспринял ее как личную трагедию, как потерю близкого человека.
После успешного завершения проекта уникального комбината мне предложили взять на себя функции главного архитектора института. Но… окончательный выбор уже был сделан. Даже успех на поприще горной химии не заставил меня изменить мнение. Специфически узкая специализация не сулила интересных перспектив.
Статус главного архитектора
Итак, выбор пал на институт, в котором наука и проектная практика находились в одной связке. Аббревиатура его была не очень благозвучной – НИИКП[89]. В шутку, далекую от истины, ее расшифровывали – «НИИКакой Пользы». На поверку все было наоборот. Начиналась бурная эпоха космической гонки. Без разработок НИИКП и их промышленного изготовления поддерживать эту гонку было невозможно.
Тысячи разновидностей электрических приборов, механизмов и кабелей пронизывают почти все, что создано человеческим гением. Они, как сосуды и капилляры в живом организме, осуществляют комплексные, немыслимо разнообразные процессы. Относительно чистые по промышленным выбросам и экологии предприятия размещаются в допустимой санитарной близости к жилым районам во многих городах. Спрос на их продукцию всегда очень высок. Дефицит вынуждал осуществлять огромные закупки за рубежом. Поэтому непрерывно велось строительство новых предприятий и реконструкция существующих.
В те годы здание института находилось на территории завода «Москабель», рядом с платформой пригородных поездов Новая. От нее до Кратово путь занимал менее часа. Это было очень удобно! На протяжении всего дачного сезона я почти ежедневно общался с семьей с минимальной потерей времени на дорогу.
Директор института по фамилии Быков представил меня своим замам и сотрудникам различных подразделений. С первых дней деятельности в качестве главного архитектора я возглавил разработку неординарного проекта. Следовало в самые сжатые сроки представить предложения по размещению нового предприятия в Вышнем Волочке. Пожелание исходило от уроженки этого города, первой дамы в правительстве СССР – Екатерины Фурцевой[90]. Причина – катастрофическая диспропорция демографического состава населения. Мужчины там были на вес золота. Даже необразованный «мужичок с ноготок» или несчастный инвалид превращался в завидного жениха. Высший Волочек оказался городом одиноких незамужних текстильщиц. Поэтому создание в нем предприятия с преобладанием мужских профессий было совершенно оправданно.
Вышний Волочек пленил меня своей живописной древностью и самобытной, ненавязчивой красотой природного окружения. Трудно представить, что возник он еще в XV веке на водном пути из Балтийского в Каспийское море. В те времена между реками Тверца и Цна был волок. Он и дал название городу. При Петре I начали создавать систему каналов и шлюзов, которые соединили обе реки. Местные жители создали шуточную поговорку «Волочек – Венеции клочок».
Представители местной администрации показали нам возможные участки для застройки. В осмотре участвовали также специалисты из областного Управления по делам архитектуры. По возвращении в Москву закипела работа в привычной для меня ускоренной манере «спешить медленно». Правда, с учетом ограниченного срока, взятого «с потолка» нетерпеливым высоким руководством, пришлось забыть слово «медленно». В помощь я привлек двух способных архитекторов – Федорова и Константинова. Они решили посвятить себя промышленной специализации. Оба отменно владели графическими навыками построения и отмывки перспективных изображений, включая объемные макеты. Мы втроем закрылись в небольшой комнате, чтобы никто нам не мешал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});