Что же касается постоянного перенесения сроков бракосочетания, то, подозревал Эдуард, дело в том, что за спиной испанского короля Альфонсо стоит его могущественная любовница Элеонора Гузман, успевшая родить ему троих детей. Она спит и видит, чтобы законный сын короля, Педро, которого прочат в мужья Джоанне, либо умер, либо не имел наследников, и тогда, надеется она, один из ее сыновей мог бы наследовать испанский престол. Из-за ее происков и происходят все эти отсрочки.
Но даже всесильная Элеонора не может воспрепятствовать браку, он состоится в ближайшее время, а потому Джоанне надо быть готовой.
Она уже не была той несмышленой маленькой девочкой, которая с ужасом ожидала отъезда из родного дома. Ей уже шел пятнадцатый год, и она хорошо знала, что раньше или позже это должно произойти. Знала также, что случается всякое — как, например, недавно у Изабеллы, от которой в последнюю минуту сбежал жених, правитель Фландрии, и втайне надеялась, что у нее тоже что-нибудь не заладится с Педро. Пускай хоть в самый последний момент! Ох, как было бы хорошо!..
Филиппу беспокоили интриги при дворе испанского короля. Ей вовсе не хотелось, чтобы на дочь обрушилась ненависть всесильной фаворитки. Дети Филиппы жили, слава Богу, в других условиях, редких в королевских семьях, окруженные искренней любовью и заботой, они не знали козней и подвохов и окажутся совершенно беззащитны перед ними… Да, выходит, счастливое, безмятежное детство только мешает, усложняя жизнь детей, отбывающих на чужбину и попадающих в мир придворных интриг. Джоанне предстоит отъезд, и Филиппа каждую ночь молилась о ее благополучии. До нее доходили тревожные слухи не только о коварстве Элеоноры Гузман, но и о том, что юный Педро, будущий супруг Джоанны, с малолетства отличается ужасной жестокостью. Говорили, он обожает мучить животных, а если выдается случай, то и людей. О Боже, неужели это правда? Люди ведь так много болтают всякого… И она еще усердней молилась за дочь.
Джоанна почти окончательно примирилась с мыслью, что вскоре уплывет на корабле из Англии в далекую Испанию. Наряды, которые ей шили, не слишком занимали ее, хотя нельзя сказать, что совсем были безразличны. Изабелла испытывала зависть, любуясь ее великолепными одеяниями.
— Как они тебе пойдут! — восклицала она, лаская пальцами платья из лилового и пурпурного бархата, накидки из горностая, отделанные драгоценными камнями. — А мне, — добавляла она, — все равно лучше дома. Даже рада, что не вышла замуж во Фландрии.
— Я бы тоже с удовольствием осталась дома, — с тоской призналась Джоанна.
— Но ты ведь будешь королевой. Королевой Кастилии и Леона! Подумай только!
Джоанна подумала, но радости это ей не принесло.
— Я никогда и не хотела выходить за какого-то графа, — продолжала Изабелла. — Уж если замуж, то за короля или за принца. Я дала себе слово, что обязательно выйду за короля!
Джоанна ничего не ответила, склонившись над вышиванием. Оно единственное успокаивало ее. Втыкая иголку в мягкий цветной шелк, она думала о счастливых днях, проведенных в семье, о том, что навсегда сохранит их в сердце, что бы с ней ни случилось.
В январе она отправилась в путь. Король с королевой и Изабелла провожали ее от Вестминстера до Мортлейка. Там они попрощались, и родители с тяжелым сердцем возвратились в Лондон. Филиппа думала о том, что, если уезжала бы сейчас не Джоанна, а Изабелла, им было бы спокойней на душе: старшая дочь как-никак больше приспособлена к светской жизни, менее уязвима. А эта… такая домашняя.
Джоанна продолжила поездку по суше до Плимута, откуда ей предстояло отплыть на корабле в Испанию.
Но она задержалась в этом городе на семь недель из-за непогоды на море и только в середине марта смогла возобновить путешествие. Какими тоскливыми были эти недели!..
А через восемь дней после отплытия из Плимута ее корабль бросил якорь в городе Бордо на французском берегу.
Здесь тоже пришлось провести немало времени, пока продолжались переговоры между королевскими дворами Англии и Испании. Король Эдуард по-прежнему с недоверием относился к королю Альфонсо и опасался, что в любую минуту тот может изменить свое решение. А повторения того, что произошло у Изабеллы с графом Луи, король не мог допустить. Он знал, и это его утешало, что супруга короля Альфонсо за этот брак — больше всего, конечно, из-за того, чтобы досадить фаворитке мужа.
Находящийся меж двух огней безвольный Альфонсо все время колебался, поэтому король Эдуард и не желал, чтобы дочь приехала в Испанию раньше, чем все соглашения будут подписаны и скреплены печатями: тогда у другой стороны не будет уже никаких поводов для отсрочек или отговорок.
Замок, в котором пребывала Джоанна, находился в красивом месте, из его окон открывался чудесный вид на покрытые лесами холмы, виноградники, и после хмурого холодного Плимута и тягостного морского путешествия ей было хорошо здесь, она мечтала, чтобы такая жизнь длилась как можно дольше. С ней приятные в общении придворные дамы, ее любимое вышивание, и, можно сказать, она чувствовала себя почти счастливой.
Если переговоры затянутся еще на год-два, она не огорчится. Она готова даже остаться здесь на всю жизнь, только бы не ехать в Испанию.
Однажды, когда она, как обычно, сидела с приближенными за вышиванием и они непринужденно и мило проводили время, одна дама сказала:
— Я слыхала вчера, что какая-то ужасная болезнь нахлынула на Европу. Началась как будто в Константинополе и теперь гуляет по морским портам.
— Людям нравится чем-нибудь пугать друг друга, — безмятежно заметила Джоанна, не отрываясь от рукоделия.
— Это верно, миледи, но про ту болезнь говорят, она самая страшная из всех, какие были когда-нибудь.
— Мне очень нравится этот голубой шелк, — сказала Джоанна. — Впрочем, возможно, он не очень подходит для рисунка. Как вы полагаете?
Женщины склонились над вышивкой и стали горячо обсуждать голубой шелк.
* * *
Все заговорили вдруг про нещадную болезнь — жуткую чуму, шагающую из Армении в Малую Азию, оттуда в Египет, из него в другие страны Северной Африки и оставляющую за собой ужас и смерть.
Рассказывали про это не в полный голос, а сдавленным шепотом, с безнадежными лицами. Сладу с ней не было — оставалось лишь молить Бога, чтобы миновала беда, но беда захватывала всех без разбора, никто не мог знать, что ждет завтра его и близких ему людей.
Чума докатилась уже до Греции, перескочила в Италию и продолжала шествовать дальше.
Как только мужчина или женщина обнаруживали первые признаки болезни — шарообразную бесцветную опухоль под мышками — он или она были обречены. Только чудо могло спасти их.