Де Ланкло и сама умела дружить. Друзья ценили ее преданность. Большинство из них считали, что она намного лучше и душевнее, чем кажется на первый взгляд. Но в любви Нинон была ветреной и ее любовные клятвы силы не имели. Это испытал на себе маркиз Эрм де ла-Шатр де Савиньи, один из самых красивых вельмож при дворе Людовика XIV. Систематически изменяя жене, знаменитой писательнице того времени, он отчаянно ревновал свою любовницу, рисуя страшные картины предательства Нинон. От расстройства Эрм даже заболел. Чтобы доказать свою верность, красавица обрезала свои роскошные волосы и отослала ему. Выздоровление было стремительным, и любовное упоение длилось целую неделю. Затем Савиньи отбыл на поле брани в Германию. На прощание Нинон по его требованию подписала вексель-клятву в верности и две недели не выходила из дома. Посетившего ее графа де Мюссана она приняла довольно неучтиво. И тут разразилась августовская гроза. Раскатов грома и вспышек молний Нинон боялась панически. А в объятиях мужчины было совсем не страшно, и ночь пролетела незаметно. Наутро она рассказала новому любовнику историю с векселем. Вскоре по Парижу пошла гулять поговорка «Славный вексель у де ла-Шатра», которую употребляли в разговоре о доверчивых глупцах.
У маркиза оказалось достаточно чувства юмора, и он вернул вексель с припиской: «Оплачено после банкротства». История их любовной связи имела оригинальное продолжение спустя 24 года, когда на смену отцу подрос сын. Нинон не прилагала никаких усилий, чтобы пленить юношу. Маркиза де Савиньи в шутку называла любовницу мужа и сына «своей невесткой», хотя была младше ее на 10 лет.
Время было не властно над красотой и темпераментом де Ланкло. «Изящная, превосходно сложенная брюнетка, с цветом лица ослепительной белизны, с легким румянцем, с большими синими глазами, в которых одновременно сквозили благопристойность, рассудительность, безумие и сладострастие, ротиком с восхитительными зубами и очаровательной улыбкой. Нинон держалась с благородством, но без гордости, обладая поразительной грацией манер». Такой запомнилась де Ланкло своим современникам. Они же и рассказывали легенду, как однажды в ее доме появился странный старичок по имени Ноктамбуль и предложил куртизанке на выбор: высшее превосходство, несметные богатства или вечную красоту. Удивленная Нинон пожелала остаться неотразимой. Для этого ей не пришлось заложить свою душу, а лишь написать свое имя на деревянной дощечке. Старичок пообещал, что он навестит ее еще раз за три дня до смерти. Желание Нинон исполнилось. Она не утратила своей обворожительности до глубокой старости.
Де Ланкло редко вспоминала об этом приключении. Ей было некогда — она любила. В 32 года Нинон оказалась перед выбором. Два друга — граф д’Эстрэ и аббат д’Эффиа — были молоды и хороши собой. Чтобы не рассорить их и самой не грустить в одиночестве, она дарила себя одному днем, а другому — ночью. «Плодотворное сотрудничество» закончилось… рождением сына. «Я знаю, что мой сын принадлежит одному из вас, — заявила Нинон желающим признать свое отцовство друзьям, — но которому, и сама не знаю!» Судьбу ребенка решил жребий. Счастливый граф д’Эстрэ воспитал мальчика, он стал блестящим морским офицером и раз в год посещал салон Нинон, чтобы подарить ей очередную лютню и поболтать со знаменитой куртизанкой. Он и не предполагал, что это была его мать.
После родов де Ланкло стала еще привлекательней. Ее салон всегда был полон, и она блистала в нем красотой и умом. Посетители ловили каждое ее слово, но не дай бог было попасться ей на язычок. Даже Людовик XIV, безапелляционно заявлявший: «Государство — это я», вынужден был считаться с мнением Нинон. Король-солнце называл ее «совестью государства», прислушивался к ее мнению и очень сожалел, что куртизанка отказалась пополнить ряды его лицемерных придворных.
От наблюдательной Нинон не могли укрыться лживость и скудоумие высшего света. Ее остроумных замечаний и эпиграмм боялись не на шутку. Она произвела неизгладимое впечатление на Мольера, который неоднократно представлял ее в своих пьесах как врага лицемерия и ханжества. В доме у Нинон Мольер впервые прочитал своего «Тартюфа», а прекрасная Селимена в «Мизантропе» списана с хозяйки салона.
1653 г. стал для Ланкло годом любви и потерь. Она вновь ждала ребенка, но это ее вовсе не радовало. Зато в восторге был будущий отец — добропорядочный богатый вдовец, маркиз де Жерсей. Он увез Нинон в загородное имение, окружил заботой и вниманием, а сам вынужден был покинуть ее по делам службы. Пять месяцев одиночества были для нее сущей пыткой. Скучая, она бродила по парку и однажды познакомилась со скромным молодым человеком. Он представился Аристом, а Нинон впервые не решилась назвать свое настоящее имя. Она влюбилась. Это был не «каприз тела», а настоящее глубокое чувство, существование которого она всегда отрицала. Нинон была счастлива. Время летело незаметно: они читали, пели, играли на лютне и просто разговаривали. Арист считал Нинон супругой маркиза и молча страдал. Де Жерсей, застав их вместе, сразу понял, что теряет любовницу, и срочно увез ее в Париж. Нинон не сопротивлялась, но попыталась разыскать юношу. Через несколько дней он сам навестил ее в знаменитом на весь Париж доме. Арист был печален и пришел, чтобы попрощаться навсегда. Нинон не сумела ни объясниться, ни задержать его — от избытка чувств она лишилась сознания. Тем же вечером ей подали записку: «Сударыня, до сих пор я не знал вашего настоящего имени, узнав его, все мои надежды рухнули. Я мечтал о бесконечной любви, чтобы безраздельно владеть вами, но это невозможно для прекрасной Нинон. Прощайте, забудьте меня, если уже не забыли. Вы никогда не узнаете моего имени и никогда больше не увидите. Арист». Настоящая любовь обошла де Ланкло стороной, но ее мягкий свет еще долго согревал ей душу.
Рождение ребенка радости не принесло. Материнские чувства в Нинон не пробудились. Маркиз забрал сына к себе. Спустя годы де Ланкло вновь повстречала своего бывшего любовника и познакомилась с сыном, который носил имя Альберт де Вилье. Ничего не подозревающий о своем происхождении юноша безумно влюбился в свою мать, которой шел 51 год. К чувствам Альберта она относилась как к обычной забаве, но затем вынуждена была открыть ему правду. Это откровение так потрясло юношу, что он покончил с собой. Де Ланкло оплакала смерть сына, но своим привычкам не изменила. Третий ребенок Нинон родился мертвым, когда ей было 55 лет. Говорят, ребенок был настолько красив, что убитый горем отец, принадлежавший к королевской семье, приказал забальзамировать крошку. Нинон же утешилась быстро.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});