– Но почему это хранилось в тайне?
Граф ответил не сразу. Видимо, воспоминания о прошлом доставляли ему немалую боль. Наконец он сухо произнес:
– Она просила у меня развод. Я отказался. Тогда она все равно ушла от меня, выбросившись из окна…
Гаррика охватило искреннее сочувствие к давно погибшей молодой женщине. На какой-то миг ему даже показалось, что в глазах отца мелькнуло сожаление.
– Лайонел знает правду?
– Да, я рассказал все, когда ему исполнилось восемь лет.
Оба помолчали, думая каждый о своем, потом граф, вернувшись к реальности, сказал:
– Тебе нельзя сейчас ехать в Эшбернэм.
– К сожалению, отец, я давно уже перестал беспрекословно исполнять ваши приказы и желания, – сухо отозвался Гаррик.
– Арлен чуть не убил тебя. Твой роман с леди Эшберн живо обсуждается во всех гостиных Лондона. Чего ты хочешь? Усугубить и без того скандальную ситуацию? Или снова драться на дуэли, чтобы теперь уже наверняка погибнуть?
– Расставаться с жизнью я не собираюсь, – отрезал Гаррик.
– Не надо лезть на рожон! – повысил голос граф.
Отец был прав, как бы Гаррику ни хотелось думать иначе.
– Я просто очень волнуюсь за нее, – тихо проговорил он, не решаясь открыто заявить отцу о своей любви к Оливии.
– Тогда пошли к ней слугу с запиской, – огорченно вздохнул граф. – Кстати, Лайонел на днях был в Эшбернэме и виделся с ней. Он говорит, с ней все в порядке, Гаррик. Твое появление лишь ухудшит ее положение, поверь мне.
Гаррик потер виски в нерешительности. Его внутренний голос настойчиво велел ему поскорее отправляться в Эшбернэм, но рассудок подсказывал не дразнить Арлена, чтобы не подвергать Оливию еще большей опасности.
Неожиданно его осенило. Он пошлет в Эшбернэм… свою мать! Гаррик абсолютно доверял Элеоноре, и потому эта идея показалась ему идеальным выходом из создавшегося положения.
– Хорошо, на сей раз я последую вашему совету, отец, – кивнул Гаррик.
– Вот и отлично! – довольно улыбнулся граф.
Бедлам
Комната оказалась очень маленькой, но только потому, что в ней находилось слишком много женщин и детей. Анна замерла в неподвижности, прижавшись спиной к шероховатой грязной стене. Ее тошнило от вони человеческих испражнений и давно не мытых тел. Боясь пошевелиться, она обхватила колени руками и молча плакала. Когда же придет мама и заберет ее отсюда?
Неподалеку от Анны громко рыдала от горя и страха беременная женщина, она вот-вот должна была родить. Ее нескончаемые вопли сильно пугали девочку. Впрочем, ее все вокруг пугало.
Рядом с Анной уселась бормотавшая что-то себе под нос старуха. По всей видимости, старуха вовсе не была сумасшедшей. Просто какая-то бессердечная женщина, выйдя замуж за ее сына, тайком отправила сюда мать своего мужа доживать свой век.
Повсюду слышались стоны, крики и рыдания. Девочка тоже то и дело принималась беззвучно плакать от страха и отчаяния.
А вот какая-то молоденькая женщина, почти еще девочка. Она была беременна и тихо плакала, беспрерывно вспоминая погибшего мужа и негодяя-хозяина, отправившего ее в Бедлам, потому что она не могла работать, как прежде.
«Мама! Мамочка! Где же ты?» – беспрерывно думала Анна, горько рыдая от безысходности.
В комнате находилась еще одна маленькая девочка, которая тоже беспрерывно плакала. Анна поняла, что она была глухонемой, но зрячей. Значит, вместе им стало бы легче, но Анна не знала, как до нее доползти.
«Мама! Прошу тебя! Поскорее приезжай за мной! Мамочка, где же ты?» – пульсировало у нее в мозгу.
Еще никогда в жизни Анна не испытывала такой острой тоски по матери, такой жгучей необходимости быть с ней рядом!
Несмотря на неприязнь к отцу из-за его жестокости и непредсказуемости, рядом с матерью Анна чувствовала себя защищенной. Она и не подозревала, что существуют такие ужасные места, как Бедлам. Впрочем, весь последний месяц ей снились страшные сны, ее мучили дурные предчувствия. И вот теперь ночные кошмары сбылись.
Никогда прежде она не испытывала такого леденящего душу ужаса, как теперь, в окружении безумных вонючих женщин и детей! Когда же мама приедет за ней?!
Прижимаясь к стене, Анна подтянула колени к груди и снова горько разрыдалась.
Все будет хорошо…
Эта мысль явилась к ней ниоткуда, и Анна вздрогнула, ощутив рядом с собой чье-то присутствие. Существо это не было ни женщиной, ни ребенком, обитавшим в Бедламе, и потрогать его было нельзя, хотя от него исходило приятное тепло. Анне вдруг стало ясно, что скоро весь этот кошмар кончится, и она перестала плакать. Теперь она была не одна…
Глава 26
Элизабет замерла перед большим, в человеческий рост, зеркалом. На ее губах играла слабая улыбка.
Сняв через голову тугой корсет, она осталась в тонкой батистовой рубашке до колен. Кроме нее и бриллиантового колье на шее, на Элизабет не осталось ровным счетом ничего.
У нее была высокая полная грудь, стройные красивые ноги. Сквозь полупрозрачную ткань призывно проглядывал темный треугольничек курчавых волос.
Прикоснувшись к груди, она стала медленно и чувственно массировать соски, пока те не затвердели от возбуждения. Тогда ее пальцы скользнули ниже и остановились на внутренней стороне бедер.
Улыбнувшись своему отражению, Элизабет медленно повернулась. Глаза ее сияли.
– Ты самая красивая женщина на свете, – хрипло выдавил он, делая шаг ей навстречу. Из-под плотной ткани панталон выпирала огромная напряженная плоть.
Элизабет уставилась на это очевидное доказательство его мужественности и едва слышно рассмеялась.
Положив ладони на ее округлые ягодицы, он властно прижал ее к изнывавшему от неудовлетворенной страсти пенису.
Потом медленно опустился на колени, скользнув руками по ее гладким бедрам и раздвинув складки горячей плоти, страстно впился губами в самое заветное местечко.
Элизабет гортанно вскрикнула и вцепилась пальцами в его густые темные волосы, инстинктивно прижав его голову к своему лону.
Когда она совсем изнемогла от дерзких ласк его пальцев и языка, он лег на спину и притянул ее к себе.
– Ну, кто теперь будет командовать? – тихо спросил он, довольно улыбнувшись и ловко сбросив с нее батистовую рубашку.
– Ты! – страстно выдохнула Элизабет.
– Тогда освободи его, – прошептал он.
Встав на четвереньки, она принялась возиться с пуговицами. На шее сверкало бриллиантовое колье, полные груди касались твердыми сосками его живота, и каждое прикосновение отдавалось сладкой истомой.
Наконец его плоть оказалась на свободе, и Элизабет со стоном коснулась ее губами, потом лизнула горячим влажным языком… Ждать дольше было невозможно. Схватив ее за волосы, он властно прижал ее лицо к своим бедрам и, погрузив пенис в ее рот, издал животный стон величайшего наслаждения.