— Но как отвлечь его внимание от нас? — в отчаянии спрашивал Мартин. Он абсолютно неподкупен, и обязательно захочет провести расследование в нашем банке.
Льюис смог лишь пробормотать что-то по поводу подкупа сенаторов из подкомитета. Он был в состоянии непроходившего страха с тех самых пор, как Пекора выявил факты уклонения от уплаты налогов Чарлза Митчела, президента «Нейшнл Сити Банк».
Я внезапно увидел свой шанс. Если бы мне удалось спасти банк от Пекоры, моя власть в фирме даже не удвоилась бы, а учетверилась.
— Предположим, — невыразительно заговорил я, что Пекора получает информацию, которую не сможет игнорировать. Время у него ограничено. Он знает, что и Конгресс, и публика в конечном счете начнут утрачивать интерес к расследованию, и поэтому захочет, чтобы каждая его жертва стала поводом для первоклассного скандала. Мы хорошо скрыли махинации треста. Он не может с уверенностью рассчитывать на то, что у нас он получит такую возможность. И если услышит, что какой-то другой из виднейших банков представляет собою большую ценность с точки зрения публичного скандала, то не кажется ли вам, что он может нас обойти?
Все заговорили разом, желая знать, какой именно банк я имел в виду.
— «Диллон Рид», — объявил я. — Все мы хорошо знаем, что там творится.
— Бога ради! Вы полагаете, что мы можем провести Пекору? — мне явно удалось потрясти Клэя Линдена.
— Но, Корнелиус, — охваченный ужасом, заговорил Льюис, — традиция Уолл-стрит требует от американских банкиров держаться вместе. Мы должны быть лояльны к «Диллону Риду», как и он должен быть лоялен к нам.
— Дрянная традиция, — возразил я. — Вопрос стоит так: или они, или мы.
Жертвой оказались они. Пекора прошел мимо нас, и, когда мы поняли, что спасены, Льюис чуть не плакал у меня на плече в припадке благодарности.
— Слава Богу, Пекора никогда не будет интересоваться моими налогами! — твердил он. — Какой невообразимо счастливый исход!
— Скажите мне, Льюис, — бесстрастно спросил я, — что там у вас на самом деле с налогами?
Он рассказал. Огромное облегчение сделало его словоохотливым. Его хитрость заключалась в том, что источник дополнительного дохода у него был не связан с доходом от партнерства. Как я и подозревал, это был вариант плана, который привел Митчела к обвинению в уклонении от уплаты налогов. Для установления «убытка» с целью уменьшения подоходного налога были проведены переговоры о фиктивной продаже активов. Было ли это явное мошенничество уклонением от уплаты налога, или даже укрытием дохода от налога — это вопрос суда, но даже если бы Митчел выиграл дело, карьере его в любом случае пришел бы конец.
— …Только ради Бога никому об этом не говорите, — добавил крепкий задним умом Льюис, по-прежнему одухотворенный своим избавлением.
— Разумеется! — успокоил я его. Позднее Сэм заметил:
— Боже, каким Льюис оказался дураком!
— Обманув Налоговую службу?
— Да нет же! Рассказав тебе правду! И что ты намерен делать?
— Пока ничего, — неопределенно ответил я, — но разве плохо знать, что мы можем достать Льюиса в одночасье, если нам это понадобится?
— Прекрасно, — отозвался Сэм.
Глава седьмая
После того, как Пекора и сенатский подкомитет сделали перерыв на остаток лета, мы с Алисией уехали в Бар Харбор, где в прошлом году я купил коттедж, и скоро к нам присоединились дети. Вивьен, в конце концов, согласилась оставлять Викки каждый август со мной, а поскольку мои адвокаты добились такой же уступки и от Ралфа Фоксуорса, к нам приехал и Себастьян со своей няней.
Никогда раньше у меня не было такой благодарной возможности вести спокойную семейную жизнь. Мы брали детей с собой на пикники и прогулки, я долгие счастливые часы играл в игрушечную железную дорогу, купленную Алисией для Себастьяна. В том году торговая фирма «Ф. А. О. Шварц» не могла пожаловаться на отсутствие покупателей. Я опустошал ее магазин, делая подарки Викки, и, хотя Алисия предупреждала меня, чтобы я ее не баловал, я не обращал внимания на ее советы. Викки было два с половиной года, и она уже разговаривала со мной. Мы обычно вели с ней долгие разговоры после того, как я прочитывал ей любимую сказку на ночь, и я не уставал восхищаться ее развитием. Разумеется, у меня хватало такта хвалить и мальчиков Алисии, но, сказать правду, Себастьян в развитии несколько отставал, а Эндрю был простоват, и, ни у одного из них не было ни малейшего сходства с матерью. Впервые в жизни я понял, какие трудности должен был испытывать мой отчим, и пришел к выводу, что история повторяется. Мифические жернова Господа запоздало перемалывали мою былую бесчувственность.
В сентябре дети уехали, дом без них стал казаться вымершим, мы заперли его и возвратились в Нью-Йорк.
Не менее пустым показался нам и дом на Пятой авеню: детская наверху, в восточном крыле дома, по-прежнему пустовала, на мебели белели чехлы от пыли, шторы на всех окнах были спущены.
В тот год жернова Господа мололи без устали.
«Бери от жизни все, что хочешь, — гласит старая испанская пословица, — и плати за все». В конце концов седьмого сентября 1933 года мой кредит доверия иссяк.
Погода стояла очень жаркая, столбик термометра поднимался до девяноста градусов по Фаренгейту, и над городом дрожала влажная дымка. Это был отвратительный, безобразный день.
По иронии судьбы я его ждал, потому что тем утром Сэм должен был возвратиться из Европы, куда я его послал для наблюдения за Стивом. После того, как Пекора завершил свое летнее расследование, Стив решил пробыть в Европе до декабря, чтобы слишком быстрое возвращение не вызвало подозрений, и я сразу подумал о том, не заманила ли его к себе снова Дайана Слейд. У меня по-прежнему не было желания ехать в Европу, Сэм же охотно вызвался поехать вместо меня. Представлялась идеальная возможность сочетания частной миссии с разведкой в интересах бизнеса. Я решил, что один из нас должен хотя бы в общих чертах познакомиться с банковским делом в Европе, и Сэм, родившийся там и владевший двумя языками, подходил для этого больше, чем я.
Он с энтузиазмом отправился в Шербур в конце июля, и, проведя две недели в Париже у Стива и Эмили, пересек границу и оказался на своей родине.
Я получил от него одну открытку. На ней был изображен Кёльнский собор, а па обороте было всего одно слово: «Wun-derschon!». Подписался он своим настоящим именем: Ганс-Дитер.
— Сэм, должно быть, очень рад, — неопределенно сказал я Алисии и успокоился.
Чувства Сэма по отношению к Германии были слишком запутаны, и я опасался, что ему не понравится германская часть поездки. Джейк познакомил его с банком Райшмана в Гамбурге, и именно из Гамбурга он, в конце концов, отправился обратно в Штаты.