Читать интересную книгу Живое море - Жак-Ив Кусто

Здесь мало кто бывал и почти никто не нырял. Разве что арабы иногда наведываются сюда в поисках жемчуга. А чтобы хоть немного изучить богатейшую фауну и замечательные «постройки» северных Фарасанов, нужно не один десяток лет поработать под водой! Внешний барьер составляет извилистые рифы, присыпанные горсткой песка, который дает им право называться островками. Посмотришь издали — острова будто обрамлены жемчужным ожерельем. А вблизи оказывается, что жемчужины всего-навсего перегоревшие электролампочки; их выбрасывают с проходящих мимо танкеров.

Гладкое, без единой морщинки море, великолепный риф и легкие подводные кулисы приманили «Калипсо» к самому крупному во внешней цепи острову Мармар. Крутой берег с промоинами был отличной пристанью. Автомобильные шины смягчили удар деревянного борта о риф; торчащие глыбы коралла заменили нам швартовые тумбы. Один сонный калипсянин, проснувшись оттого, что смолк баюкающий гул машины, глянул через борт, увидел у самой поверхности воды кораллы и ворвался на мостик с криком:

— Как это вы ухитрились посадить судно на мель? Симона указала на бугор за промоиной:

— Ничего не поделаешь, теперь нам до конца жизни сидеть вон там и дистиллировать воду.

А я показал ему эхограмму: под килем пятьсот футе в. Два дня «Калипсо» спокойно отдыхала в коралловом доке, пока мы исследовали подводные склоны Мармара.

Пляжи Фарасанского архипелага кишат длинноногими квадратными крабами-привидениями грязно-желтого или розового цвета, под стать песку. Глаза на длинных стеблях — настоящие перископы. Сойдешь на берег — десятки «длинноглазых» крабов мчатся к тебе, петляя среди электролампочек, как «Калипсо» среди рифов. Сделаешь угрожающий жест — тотчас прячутся, только глаза торчат из песка. Или юркнут в воду и выставят свои перископы. Наш Скаф часами играл с ними в «салки». Смотришь, уже опять роет лапами песок; да разве до них доберешься!

Тазиеву крабы-привидения показали себя с другой, совсем не смешной стороны. Однажды он решил переночевать на островке, покрытом тощим кустарником, и отправился на берег, захватив маленькую палатку. А утром вернулся на борт совершенно измученный и поклялся, что никакие силы не заставят его повторить этот опыт. Ночью тысячи «длинноглазых» осадили его палатку, и он, вместо того чтобы спать, до утра жег костер, держа круговую оборону.

Нам попадались признаки того, что люди все-таки навещали бесплодные Фарасанские острова. На песчаной косе Малату мы увидели могилы, обложенные скелетами морских черепах. Коралловые могильники были обращены в сторону Мекки. И в других точках внешнего барьера нам встречались мусульманские захоронения, украшенные черепаховыми костями или раковинами. Что за суровая секта избрала для последнего убежища столь дикий край, где только птицы, крабы да черепахи оплакивали покойных?

А в Порт-Судане мы выяснили, что это вовсе не были добровольные отшельники. На африканском берегу собирались полчища паломников, готовых отдать все свое земное имущество в уплату за перевоз из Порт-Судана и Суакина в Джидду, через которую проходил единственный путь в Мекку. И тут чернокожие мусульмане узнавали, что Саудовская Аравия взимает в Джидде с паломников пошлину, превышающую многолетний заработок большинства из них (эту пошлину отменили только в 1955 году). И в Судане возникали огромные лагеря застрявших богомольцев.

Находились «благодетели», они тайком знакомили паломников с владельцами заруг, предлагавшими высадить их в укромном уголке, подальше от сборщиков пошлины. Маленькие суденышки шли через Красное море, битком набитые благочестивыми мусульманами, и многие пассажиры умирали в пути. Держать на борту покойников нельзя, а хоронить их в море не положено, Коран не позволяет. Вот и появились могилы на Фарасанах.

Мы использовали официальные «ворота» паломников — Джидду как базу, через которую к нам прибывали припасы и почта, а также новые научные сотрудники, сменявшие своих товарищей. Однажды утром я отправился в местное отделение Индокитайского банка, чтобы обменять аккредитив на наличные для уплаты жалованья команде «Калипсо». Француз-управляющий отпер дверь своей конторы, и тотчас туда ворвалась целая гурьба местных дельцов. Все кричали и тянули его к себе, но особенно неистовствовал четырнадцатилетний парнишка, который, по словам управляющего, в день совершал сделок на сумму до десяти тысяч долларов серебром. В Джидде признавали только серебряные монеты, и требовались мощные грузовики, чтобы перевозить деньги, иначе мог застопориться весь бизнес. Получив мешок денег — месячный фонд зарплаты команды «Калипсо», я попытался было поднять его. Куда там!

Наряду с серебром высоко ценятся в Саудовской Аравии черные кораллы, из которых делают четки для богатых. В Красном море мы находили черные кораллы на глубине от восьмидесяти до двухсот футов и, ныряя за ними, поняли, почему их считают редкостью.

Эта разновидность горгонарии представляет собой похожие на тамариск бурые кусты высотой от шести до девяти футов. Ствол черного коралла толщиной в руку, густые ветви покрыты слоем липкой слизи. Мы часто находили на ветвях жемчужницы, но сорвать бурую горгонарию нам оказалось не под силу.

Найдя заросли черного коралла на глубине ста футов у маяка Бротерс, Дюма вооружился пилой и нырнул туда. Кончился двадцатипятиминутный запас воздуха, а ствол был перепилен только на одну треть. Отдохнув, Дюма нырнул снова; я пошел вместе с ним. Пока трудился этот настойчивый лесоруб, я решил прогуляться. Когда я вернулся, Дюма пилил сук, на котором сидел, совсем как герой известной притчи, с той разницей, что Фредерик, управившись с упрямым суком, не упал.

Он доставил свой трофей на поверхность и потом два дня счищал с него слизь. Впоследствии мы тащили добытые образцы на буксире за кормой «Калипсо», и море само смывало с коралла липкий покров. Калипсяне принялись строгать и полировать будущие разрезные ножи, ручки для кинжалов, мундштуки. В Джидде мы показали наши изделия докерам-мусульманам. Узнав по запаху черный коралл, они прижимали поделки к сердцу и ко лбу.

В черном коралле есть что-то магическое. Как-то раз Симона, я и наш друг Луи Легу навестили в Канне Пабло Пикассо и подарили ему кусочек черного коралла. При этом Симона объяснила, что для приверженцев ислама это святыня. Пикассо повертел коралл в руках, разглядывая его, потом спрятал в карман своих мешковатых вельветовых брюк. Мы провели у него весь этот вечер, и время от времени хозяин вынимал из кармана черный коралл, чтобы посмотреть на него. На стене висели картоны с деталями фрески, которую Пикассо сделал для здания ЮНЕСКО в Париже. Я показал на знаменитую фигуру человека, летящего вниз головой, и спросил, что ока означает. Пикассо лукаво взглянул на меня и сказал: