Читать интересную книгу Шиза - Егор Алексич

А что было говорить? Ведь они, или он, рассказывал мне то, о чем я догадывался.

— Представь, что мы были весьма опытным грузом, который в целях обучения сам вел тебя к конечной точке. Это лучшая методика внедрения в службу, самый правильный способ показать новичку процесс. Ну как бы еще юнец вроде тебя, проведший жизнь в детском доме и больничных палатах так спокойно ориентировался в городской среде, разбирался в общественном транспорте, шел по прямой такое расстояние через лес и болото. Улавливаешь? Да, мы читали твое досье, как и любого рекрута, которого брали на первую практику, так что не обижайся. — снова взял слово первый. — И вот еще: капитан просила тебе объяснить, что «Тётушка» это позывной, по которому мы её называем здесь. Это что бы ты не удивлялся, почему флэшбэки были связаны с теткой из Сарданска.

А я подумал: какая прелесть — сидят два тела с одной личностью и что-то рассказывают другому телу с двумя личностями.

3. Опасное задание

С тех пор я стал Шизой-7. Моё имя было забыто, Эрик Левин перестал упоминаться. Мне присвоили позывной «Шиза-7». «Шизой» армейские величают бинарников, а зачем нужен был порядковый номер, мне не объяснили.

Присвоение позывного и отказ от имени являлось некой традицией посвящения в армейскую службу. Или даже традицией принятия в семью, если можно так сравнить. Нет, конечно в моем окружении не было никаких дружеских отношений, всё строго и сугубо по уставу. Та первая «тётушка из Сарданска» само собой оказалась никакой не родней даже подсаженной мне личности. Просто выданный позывной стал признаком того, что теперь я в армии свой. И даже не контракт, даже не бумаги о неразглашении, ни форма. Позывной.

За два года работы я влился в окружающий мир, и за моими плечами было несколько успешных заданий. Кого я только не доставлял на фронт и оттуда. В какие только передряги не встревал. Было страшно, было весело, было интересно. И я бы никогда не вернулся в прежний детдомовский или больничный образ жизни. Романтика книг теперь была не нужна, хватало приключений в реальности, но читать я не перестал, и в свободное время частенько заваливался с книжкой на койку.

При каждой подсадке «груза» — переносимой личности — мой Мэл на время исчезал. И чем дольше длилась миссия, тем больше мне его не хватало. Перерывы между заданиями мы заполняли внутренним общением, во время которого Мэл рассказывал мне о том, что видел во время очередного задания. Это было очень интересно, слушать рассказ про себя от третьего лица, которое постоянно наблюдало за твоими приключениями. Еще Мэл не стеснялся в выражениях и оценках моих действий, поэтому его информация была особо ценной, так как была полной и правдивой. Ну разве второе «я» будет врать?

А еще ко мне «прилипало» кое-что от подсаживаемых личностей. Каждый переносимый альтер оставлял какие-то свои воспоминания, личный опыт, профессиональные знания. Ненавязчиво, не конкретно. Снились чужие сны. Что-то оставалось в памяти, что я мотом мог спустя время вспомнить и даже где-то применить. Прогресс моей службы толкнул меня со ступеньки рядового на ефрейторское звание, да там и оставил. Потому что переносчикам звания вообще были не нужны. Мне не предстояло никем никогда командовать, заниматься какой-то другой службой. Всё, что я мог, это быть переносчиком. Поэтому звание ефрейтора мне дали за быстрое выполнение одного из сложных заданий, а потом просто пожимали руку и хлопали по плечу по завершению миссий.

Я уже не боялся войны. Ко всему привыкаешь и к войне тоже. На гражданке все тоже жили в ощущении войны, насколько я помнил. Она нам передавалась из поколения в поколение, образ постоянно существующего врага въелся в наш быт, стал неотъемлемой частью нашего общества. Но попав на передовую я понял, что эти «заочные» отношения с врагом не сравнятся с прямым контактом. Когда ты сидишь по переносицу в холодной луже с комком земли и травы на голове и смотришь на проходящих в паре метров от тебя людей в чужой форме, обвешанных оружием, когда слышишь их чужой язык, вот тогда ощущение врага перестает быть виртуальным, а начинает жить с тобой в реальности. Запах пороха, дым пожаров, стрельба, взрывы, лужи крови и части тел на земле и кустах — это тоже всё война. И мертвые гражданские тоже война. Вот их всегда было безумно жалко, что наших, что чужих. Одинаково жалко. Оказывается, что даже высокоточные конфликты профессиональных военных идут на территориях, где живут обычные люди. Они почему-то не уходят со своих мест, или их не всегда выпускают. При этом военные с двух сторон встречаются не в чистом поле, как это писалось в детских книжках про войны далеких веков, а входят с двух сторон в населенный пункт, убивают друг друга, заодно сравнивая этот самый пункт с землей. Превращая его в могилу для всех гражданских. Детей, стариков, женщин. Я не знаю, почему не проводили предварительной эвакуации с мест боестолкновений, спрашивать нельзя по уставу. Мэл мне тоже не мог ничего сказать. Но к войне привыкаешь.

В общем, через пару лет из меня получился много знающий и весьма удачливый переносчик, который пролезал «без мыла» там, где обычному вестовому или фельдъегерю путь был заказан. Мое отношение к работе строилось не только на жажде приключений, нет. Периодическая опасность и угроза жизни должна была быстро выбить подобную дурь из моей головы. И выбила. Зато вместо этого я ощутил принадлежность к высокому, к правильному. Я защищал родину. Я с детства знал, что она в опасности, что враг хочет захватить наши земли, поработить население и присвоить ресурсы. Такие банальные истины все впитывают, так сказать, с молоком матери. Все всегда знали, что наша Орматия в опасности. Культура нашего гражданского общества, воспитанного в наследственной войне, с детства пропитывала нас любовью к нашей земле, к нашему государству. Мы считали, что эта война, эта вечная оборона от врага позволила нам вырастить такое сплоченное и крепкое общество истинных патриотов. Ну если быть точным, то считали мы так, потому что это доносилось из динамиков, излагалось в лозунговых надписях на стенах детского дома, печаталось в газетах. И вот у меня появилась возможность защитить то, что остается за моей спиной каждый раз, когда я иду в сторону фронта. Это было сильное чувство, мотивирующее с каждым разом всё сильнее. Из Эрика Левина родился Шиза-7, искренне переживающий за свою страну, за оборону своей родины.