Я с замиранием сердца слушала Питера. Мне было понятно каждое его слово. Возможно, так на меня действовала вишневая настойка…
– Я предложил Джеки ночлег. Она посмотрела на меня усталыми глазами и поблагодарила. Всю ночь я просидел на этой веранде. Я долго думал, но уже не о перекупке скота, а о той девушке, которая сладко спала на моей постели.
Утром я хотел ее поцеловать, но побоялся напугать и тихо уехал на работу. Весь день меня мучил вопрос: эта загадочная девушка уже покинула мой дом или ждет моего возвращения? С огромной скоростью я мчался домой, и сердце вырывалось из груди. Я даже толком не припарковал машину и ринулся к дверям. В доме стояла тишина, я очень расстроился. Но вдруг из кухни послышался голосок, который напевал незнакомую мне песню…
– Это, должно быть, была колыбельная. Она пела ее каждый день мне перед сном… – Я почувствовала, как на глаза набегают слезы.
– Я присел на лавочку возле порога и молча вслушивался в слова. Джеки не знала, что я уже дома, и не стесняясь продолжала петь. Вскоре я почувствовал аппетитный запах жареного мяса. Встав с лавочки, я тихонько, еле слышно пробрался на кухню. Джеки стояла перед плитой и готовила ужин. Она повязала мой фартук на свою тонкую талию и, не замечая меня, переворачивала котлеты и снова запевала эту песню. В эту минуту мне так сильно захотелось, чтобы Джеки навсегда осталась у меня, ждала меня с работы, готовила ужин. Я просто хотел быть с ней рядом… Джеки обернулась. Увидев меня, она рассмеялась и позвала за стол. Я очень давно не ел женской стряпни. Всегда питался в забегаловках на дороге. Ужин был отменный.
Вечером мы вышли на веранду. Я достал вишневой настойки. Джеки выпила напиток, села на ступеньку поодаль от меня и опять тихонько запела. Я спросил ее, что за песню она все время напевает. Она ответила, что где-то там, далеко, сейчас ложится в свою кроватку родной и самый любимый человечек на свете, и она, Джеки, поет ему колыбельную… Она смахнула слезу со щеки и начала петь снова. Я не хотел ей мешать, не хотел ее прерывать, я видел, что Джеки сейчас очень трудно. Она хочет быть с тем человечком, но судьба распорядилась иначе.
– Вы помните эту песню? – вдруг спросил Саймон.
Питер немного задумался.
– Только несколько строк…
Я встала с лавочки, села на ступеньку и еле слышно запела:
– Скоро звезды зажгутся на небе и докажут, что мы не одни. Они падают к нам на ладони, только руку свою протяни… – Я остановилась, мне стало больно вспоминать эту колыбельную.
– Наша мама была детским композитором. Эту песню она сочинила для нас с Джеки…
Я вытерла слезу рукавом кофты и взглянула на Питера:
– Что же было дальше?
Питер закурил. В темноте мелькнул оранжевый огонек, и запахло табаком.
– Джеки некуда было идти, а я не хотел, чтобы она вообще уходила. Я предложил ей работу за символическую плату – к моему возвращению она готовила ужин и убиралась в доме. Я дал ей крышу над головой, а она мне – желание возвращаться домой. Мы стали хорошими друзьями, любили коротать вечера на этой веранде. Когда я спрашивал ее о прошлом, она замолкала, и на ее глазах появлялись слезы. По ночам она тихонько всхлипывала в подушку.
Я хотел ее как-нибудь развлечь, вытянуть из неприятных воспоминаний. В то время в Биг-Лейке проходил традиционный карнавал. Конечно, я взял Джеки с собой. Она немного забыла свое горе и со всеми вместе танцевала, а я сидел и любовался ее грацией. Мы тогда очень хорошо повеселились. Друзья признали меня самым удачливым человеком: я имел бизнес, который процветал с каждым днем, огромный дом, доставшийся мне от деда, и красавицу-подругу, в которую был без памяти влюблен. Я наливал себе текилы и продолжал любоваться Джеки…
В ту ночь, когда мы опять сидели на веранде, я признался ей в любви. Она немного помолчала и сказала: «Когда-нибудь я уйду. Чувствуешь этот ветер? Он будет присылать тебе мой поцелуй, где бы я ни находилась…». Джеки взглянула на ночное небо. Я закрыл глаза и почувствовал легкое дуновение ветра.
Дни неслись с безумной скорость. День сменялся ночью, и вновь наступало утро… Я был очень счастлив, но каждое мгновение боялся, что Джеки уйдет. Это мысль не давала мне покоя.
Однажды ночью началась гроза. Сильный порывистый ветер гнул деревья. Мелькали молнии, шел проливной дождь. Я проснулся оттого, что дверь в моей спальне со скрипом отворилась. На пороге стояла Джеки. Она забралась под одеяло и прижалась ко мне. Я поцеловал ее. Этот поцелуй был самым сладким, самым долгожданным в моей жизни. С тех пор спальня у нас стала общей. Джеки была для меня родным человеком, самым близким. Она чудесная, таких, как она, очень мало на этом свете… – Питер замолчал.
Он посмотрел на меня и Саймона.
– Вы, наверное, устали от моего рассказа? Я попрошу Анжелину приготовить вам комнаты… – Он встал и ушел в дом.
Мы с Саймоном переглянулись и последовали за Питером.
На следующий день Анжелина накормила нас завтраком, и мы поехали на вокзал Мидленда. Питер был молчалив. Когда мы выехали на проселочную дорогу, он достал сигарету и закурил.
– Питер, а как долго Джеки жила у вас? – решила я прервать затянувшуюся паузу.
– Около года. Я уже собирался сделать ей предложение, но почувствовал, что она задыхается в этой дыре. Я не хотел, чтобы эта женщина стала несчастной, и отпустил ее с миром. Утром я увез ее на вокзал и посадил на поезд. Мне было больно понимать, что теряю любимую женщину, но я не мог ничего исправить. Поезд уехал. А я еще долго стоял на вокзале и чувствовал легкий ветерок – это Джеки слала мне прощальный поцелуй…
Я не стала больше ничего спрашивать у Питера. Видимо, ему было больно от этих воспоминаний, хотя прошло много лет. Похоже, время не всегда вылечивает раны…
Поезд пришел ровно по расписанию. Саймон достал сумки из машины и направился к вагону.
Мы начали прощаться с Питером.
– Лара, вы ее найдете, – сказал он. – Я верю, с ней все в порядке. Знайте, Джеки вольная птица. Как только она чувствует, что ее запирают в клетку, Джеки улетает…
6
Нам предстояла долгая дорога. Достав роман в тонком переплете и расположившись у окна, я начала читать, но чтение не шло. Я положила книгу на столик и взглянула на Саймона.
– Питер романтик… – промолвила я.
– Да, – согласился Саймон, – видимо, он сильно любил вашу сестру. Прошло пятнадцать лет, а он помнит каждую мелочь.
Саймон посмотрел в окно.
– А вы кого-нибудь любили? – осторожно спросила я.
– Возможно, но очень давно. Любовь была безответной. Я уже забыл ту боль… – Саймон усмехнулся. – А вы, Лара, любили так сильно, чтобы на всю жизнь остался след воспоминаний?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});