— Тогда поговорим попозже.
— Не могу. Совещание продлится до конца рабочего дня, а вечером у меня назначен ужин.
— Давай обойдемся без шуток о муже и детях.
— Ладно. Я ужинаю с бабушкой.
Коррей придвинулся еще ближе. Его щека прошлась по ее щеке, губы коснулись уха. Сегодня на Коринне были черные сережки. Эмаль приятно холодила его губы.
— Придумай что-нибудь получше.
— Это правда, — неровно выдохнула она. Не осознавая, что делает, Кори закрыла глаза и легонько потерлась щекой о его щеку. От мимолетного движения ее как током пронзило. Глаза ее распахнулись, и она судорожно глотнула. — Я пообещала бабушке, что свожу ее в ресторан.
— Давай сначала выпьем по бокалу, а потом ты отправишься с ней в ресторан.
— Не могу. Ей нужно ужинать точно в шесть. Коррей, пожалуйста, отойди. В любую минуту кто-нибудь может выйти…
— Почему ей нужно ужинать точно в шесть? Она что, больна?
— Ей так нравится. Коррей, ну пожалуйста.
— Возьмите и меня с собой.
— Невозможно. Она придет в ужас.
— Я ее очарую.
— Ты ее напугаешь до смерти.
— Так же как тебя?
— Ты меня не пугаешь, Коррей… — предостерегающе произнесла она, но он, как оказалось, еще не закончил.
— Я бы с удовольствием познакомился с твоей бабушкой.
— Никакого удовольствия. Она чопорна и холодна.
— Ты тоже, но в этом что-то есть. Сбить чопорность непросто, зато есть чему бросить вызов.
— Так вот в чем дело? Ты нашел, кому бросить вызов?
— Да.
— И потому вцепился в меня как клещ?
— Да.
— А если я соглашусь с тобой поговорить, ты оставишь меня в покое?
— Решу после беседы.
— Это нечестно. — Не заметив, что на ее свободной от папок руке осталась вмятина от стенной обивки, она просунула ладонь между их телами и ткнула изо всех сил. Стену сдвинуть и то легче. — Пусти.
Голос его стал еще тише:
— Мне нравится, когда ты прикасаешься ко мне. Я не был уверен, что понравится, но это так.
Ее рука ослабла, и на этот раз Кори прикрыла глаза лишь для того, чтобы набраться мужества.
— Пожалуйста, — прошептала она.
— Ты со мной поговоришь?
— Да.
— Когда?
— Я… я не знаю.
— Когда?
— Завтра.
— Когда завтра?
— Ммм… В десять у меня занятия по аэробике. Мы можем встретиться в одиннадцать, выпить кофе, но в двенадцать я должна быть дома.
— Почему в двенадцать?
— Мне нужно будет привести себя в порядок к часу. Я сижу с малышами.
— Сидишь с малышами?
— Пожалуйста, Коррей!
— Ладно. Об этом расспрошу завтра. Так где мне быть в одиннадцать?
Она пробормотала адрес небольшого кафе рядом с церковью, где проходили ее занятия по аэробике.
— Нет, скажи-ка лучше вот что. Где ты занимаешься? Я тебе не доверяю. Еще оставишь меня с носом.
Коринна хрипло хохотнула.
— Чтобы ты помчался по моему следу, как собака-ищейка? Ну уж нет. Покончим с ним раз и навсегда.
— Так где занятия?
Она сцепила зубы и хранила молчание до тех пор, пока он бедрами не притиснул ее к стене. Тут она мгновенно выпалила название и адрес церкви.
— Спасибо, — сказал он и медленно выпрямился. Сделав шаг назад, улыбнулся: — Ну вот. Неплохо получилось, правда?
У Кори на этот счет было более скептическое мнение, которое и прозвучало в ее ответе почти визгливой ноткой:
— Ты просто хулиган!
— Иногда небольшое хулиганство помогает добиться цели. Если бы ты с самого начала, согласилась, мне не пришлось бы прибегать к хулиганским действиям. Тебе стоит это запомнить, Кори. В любой момент сахар может превратиться в уксус. — Он на секунду нахмурился, припомнив ее замечание насчет лошади, но быстро стер морщинку со лба и расплылся в ухмылке. — Что ж, увидимся завтра в одиннадцать, у церкви. Чао. — Он круто развернулся и зашагал по коридору прежде, чем она успела сочинить подходящий ответ. И ей осталось лишь отряхнуть юбку, решительно вздернуть подбородок и вернуться в свой кабинет, как будто вовсе ничего не произошло.
Ничего и не произошло, глупая.
Ничего? По-твоему, такое поведение — это ничего?
Он был прав, и ты это знаешь. Ты не оставила ему никакого выбора.
Мог бы принять мой отказ.
Он не желал. Он упрям, так что ж?
Он еще и чертовски самонадеян, и мне он не нравится.
Ты именно потому так дрожала, что чулки перекрутились?
Я дрожала потому, что попала в ситуацию, которую не могла контролировать.
Не в твоих силах сделать так, чтобы все всегда получалось по-твоему.
Неужели?
Когда на следующее утро Коринна вышла из своего класса по аэробике, она напоминала изгнанного из альпинистского лагеря скалолаза. Так, по крайней мере, ей казалось — и именно этого она и добивалась. Влажные, растрепанные волосы липли сзади к шее, косметики не было и в помине. На ней красовался тренировочный костюм, который когда-то был цвета горчицы, а теперь, благодаря постоянным стиркам, стал сам напоминать горчицу комковатую и бесформенную. В общем, она добилась планируемого результата.
К несчастью, отношение Коррея к изгнаннику из лагеря в корне отличалось от ее собственного. Он ахнул от восхищения.
— Не могу поверить! — Потом расплылся в блаженной улыбке. — Ты просто бесподобна.
Не веря своим ушам, она уставилась на него. Сердце у нее упало.
— Ну конечно… — Могла бы и раньше догадаться. Во время их первой встречи у него был тот еще вид. Ясное дело, что он предпочитает неряшливость.
Она не осознавала, что в глазах Коррея выглядела вовсе не неряшливой, а более человечной. И юной. И излучающей здоровье. Щеки горели естественным румянцем, копна коротких взлохмаченных волос поражала густотой. Тренировочный костюм потерял всякую форму — что правда, то правда, но Коррей без труда мог представить себе эластичное трико, скрывающееся под ним. Единственное, о чем он сожалел, так это об отсутствии окошка в двери ее спорткласса. С каким бы удовольствием он увидел ее в этом самом трико, но в движении, танцующую под захватывающие ритмы рок-музыки, которые он краем уха услышал.
— Ну, как все прошло? — спросил он, подхватывая ее под руку.
Она выдернула локоть.
— Не трогай меня! Я просто ужасна!
— Ты не ужасна. — На этот раз он, просунув руку ей под локоть, сцепил свои пальцы с ее. Вторично ей так просто не вырваться. — Здорово было?
— Здесь всегда здорово.
— Ты каждую субботу занимаешься?
— Да.
— Сердишься на меня?
— Да. — Если честно, то она сердилась на саму себя. Дома остались совсем новенькие костюм и тапочки; и что ей стоило принять душ, как она делала всегда, когда бежала по делам сразу после занятий? Она надеялась оттолкнуть Коррея своим гнусным видом, но все вышло наоборот. И теперь, лишившись желаемого удовлетворения, она осталась с одним лишь чувством омерзения к себе. Это-то ее и злило. Но на Коррея она тоже злилась — за то, что он нисколько не был обескуражен, за то, что так прекрасно выглядел даже в обычных джинсах и рубашке-поло, и еще потому, что ей не хотелось терзаться из-за своего неприглядного вида, а она, тем не менее, терзалась. — Наверное, нужно сменить группу, — буркнула она. — Занятия в этой группе напряжения не снимают.