В данной связи стоит заметить, что историки польско-литовско-украинской ориентации пытаются увидеть раскол единого русского поля, начиная чуть ли не с XIV века, искусственно противопоставляя "русинов" Великого княжества Литовского русским подданным Москвы, "московитам" ("москалям"). На самом же деле Литва и Москва долгое время воспринимались всего лишь как разные династические центры, претендующие на политическое главенство в едином этническом и конфессиональном (православном) ареале Руси. И жители этого пространства вовсе не осмысливали московско-литовскую границу как "межэтническую". Тем более, что "граница" эта включала в себя чуть ли не половину страны, отдельные области которой (Новгород, Псков, Тверь, Смоленск, Брянск, Рязань) на протяжении XIV-XV вв. склонялись то к одному, то к другому центру. При этом элиты обоих образований были породнены, аристократы спокойно переходили с одной стороны на другую, нередко — вместе со своей землей и народом. К примеру, в ходе войны 1500-1503 гг. от Великого княжества Литовского, ведомая своей аристократией, отделилась третья часть территории (включая Чернигов) и преспокойно перешла на сторону Москвы. Понятно, что ни о какой ощутимой этнической границе на тот момент даже речи идти не могло.
Реальная межэтническая граница стала возникать только после принятия Брестской унии (1596 г.), когда было нарушено конфессиональное единство, а вместе с ним начало нарушаться и этниеское (в еще более яркой форме это происходило на Балканах, в Сербии, где единый сербский этнос за три века раскололся на сербов-православных, хорватов-католиков и босняков-мусульман, непримиримо враждующих друг с другом)...
И на этом всё: остальным представителям современного человечества в русские, как и в любой другой этнос, можно "войти" только путем брачных связей и метизации в течение нескольких поколений.
Сегодня главная проблема русской этнической общности заключается именно в устроении политического измерения её бытия, поскольку в Российской Федерации осуществляется "российский" политический проект точно так же, как в Советском Союзе осуществлялся "советский" политический проект, если слегка перефразировать Збигнева Бжезинского: "На костях русских, за счёт русских и против русских".
Если следовать логике этнонима "русские", то он обозначает принадлежность к Древней Руси, Новгородско-Киевской державе. И закрепился этот этноним именно как память об утраченном единстве, как спохватывание "задним числом", как символ и надежда на будущее. Именно из этой надежды выросло новое общерусское единство — Московское государство, затем — империя Романовых и Советский Союз. Применительно к ним, не "государство породило этнос", "навязало всем общую этничность", а именно этнос, оставшись "без политической крыши над головой", собрал свои силы и воссоздал новое государство. Не империя является творцом русских, а русские являются творцами империи. И, подобно гоголевскому герою, могут воскликнуть с полным правом: "Я тебя породил, я тебя и убью!" Русские остаются, а империи приходят и уходят, но, конечно, не бесследно...
Александр Маслов -- Изгнание из еврорая
Споры о том, исключать или не исключать Грецию из зоны евро и, соответственно, из Евросоюза, что делать с Италией, Испанией, Португалией и другими странами-должниками, не пора ли сформировать "экономически здоровое ядро", "Соединенные Штаты Европы", "большую еврошестёрку" в составе Германии, Франции, Нидерландов, Австрии, Финляндии и Люксембурга, отрезав от них проблемную и кризисную "периферию", — вот актуальная повестка дня для современной Европы. И она, помимо очевидного сугубо финансового аспекта, имеет и важнейшее идеологическое измерение.
Буквально на наших глазах подвергается жестокому испытанию пресловутая "новая европейская идентичность", основанная на идеях экономического процветания и развития "любой ценой". Если государства-должники будут изгнаны из Евросоюза, как согрешившие Адам и Ева из рая, то ни о каком "европейском векторе развития", например, для Украины и для других стран Восточной и Центральной ("малой") Европы речи уже не будет идти в принципе.
Как известно, политика — это искусство возможного, и если вступление в Евросоюз окажется перспективой не просто далекого, а вообще неопределенного будущего, то политические приоритеты на указанном выше пространстве неминуемо изменятся — даже если Германии и Ко удастся, — во что верится с трудом, — относительно быстро и безболезненно справиться с экономическими последствиями кризиса.
При этом — ведь в политике, как в природе, не бывает пустоты — образующийся геостратегический вакуум неизбежно будет заполняться иными проектами. И этот процесс, несомненно, открывает совершенно новые возможности для России, которая, в силу своего культурно-исторического и экономического статуса, неизбежно станет одним из центров притяжения для "малой Европы".
И в этом качестве ей предстоит выдержать конкуренцию не только со стороны "большой Европы" во главе с Германией, которая будет пытаться даже гораздо меньшими, чем ранее, средствами сохранить и расширить свои "зоны влияния" на Востоке, но также со стороны США и Китая.
Соединенные Штаты в своей внешней политике традиционно сочетают механизмы "подкупа властных элит" с формированием проамериканских "неправительственных" общественных структур, осуществляющих целый ряд политических функций и выступающих проводниками политики Вашингтона в той или иной стране мира. При этом, пока статус доллара как главной мировой валюты не находится под вопросом, проблема финансирования перед госдепартаментом и спецслужбами США, практически, не стоит.
Пекин же при формировании собственных "зон влияния", как правило, использует принципиально иные методы, в основе которых лежит постоянная "инфильтрация" китайского финансового, производственного и человеческого капитала на территорию соответствующего государства.
Символом и главным инструментом американской доминации является доллар, символом и гланым инструментом китайской — чайнатаун.
А что же Россия? Очень похоже на то, что сегодня роль символа и главного инструмента её геостратегической доминации поручена пресловутой "трубе", нефтяной и газовой. Именно это, судя по всему, имел в виду Владимир Путин, выдвигая тезис о России как "энергетической сверхдержаве" современности.
Но сами по себе нефть и газ, при всей их необходимости и важности для нынешней цивилизации, нигде не могут обеспечить российской доминации, поскольку являются всего лишь средством для достижения цели, но не целью как таковой. Россия как государство, как геостратегический субъект не генерирует сегодня никаких новых, а тем более — проектных смыслов для себя и для остального мира. И это важнейший её конкурентный недостаток по сравнению с другими глобальными "центрами силы".
Даже идея Евразийского союза была подана тем же Владимиром Путиным не в качестве самоценного проекта, а всего лишь как "более удобная форма" для присоединения к проекту общеевропейскому — тому самому, который сегодня трещит и распадается буквально на наших глазах.
Пытаться превратить Россию в часть Европы так же бессмысленно и непродуктивно, как пытаться превратить её в часть Азии, или в нечто, содержащее "понемногу того и другого".
К чему приводят подобные попытки в реальной политике, можно судить по известным строкам поэта Анатолия Осенева, "в миру" более известного как экс-председатель Верховного Совета СССР Анатолий Иванович Лукьянов:
Мы — не Европа и не Азия,
Мы — сочетание начал...
Первая из них — несомненная и абсолютная истина, а вот вторая — уже более, чем сомнительна, поскольку подразумевает вторичность России относительно неких внешних для неё, европейских и азиатских "начал", — вторичность, ярко выраженную в зеркальном к "Евразии" термине "Азиопа".
Россия — это не Европа и не Азия. Россия — это Россия. Но, чтобы и дальше оставаться Россией, не утратить свою культурно-историческую идентичность, она должна сегодня заново и внятно переформулировать свои собственные "начала". В противном случае на евразийском (географическом) пространстве возникнут и утвердятся совершенно иные центры доминации.
г. Киев
Юрий Сошин -- Новое варварство