Читать интересную книгу Волшебная лампа Аладдина - Григорий Ягдфельд

Слово «очей» было последним словом, которое Будур услышала.

На этом слове Мубарак вдруг оторвался от пола и улетел в окно.

Царевна Будур недоверчиво поглядела вслед. Жениха не было. Его совсем не было. Не было нигде! Тогда она запрыгала на одной ноге и начала хохотать.

Вбежали султан и везирь.

Царевна прыгала:

– Он улетел! Улетел!

– Кто улетел? – спросил султан, шаря глазами по опочивальне.

Он и везирь заглянули под балдахин и даже под ковер, будто жених мог расплющиться.

– Мубарак! – закричал везирь.

Никто не ответил.

– Что это значит? – оскорбленно спросил султан у Бу-Али Симджура.

Тот подошел к окну, раздвинул занавеску, на всякий случай крикнул в ночь:

– Мубара-ак!

И услышал голос: «Сними-ите меня-я…»

Султан и царевна подбежали к окну.

Высоко над крышей дворца, на шпиле поблескивал серебряный полумесяц. А на полумесяце висел Мубарак вниз головой, качаясь на собственном поясе и болтая руками и ногами.

– Что ты там делаешь? – крикнул везирь. – Слезай!

– Не могу-у!.. – вопил Мубарак.

– А как ты туда забрался?!

– Не знаю… – жалобно кричал Мубарак. – Снимите меня-я!

– Не снимайте его! – крикнула царевна.

Пировавшие на свадьбе придворные выбежали из дворца и задрали головы вверх.

С минарета смотрели на висящего жениха и два старых мастера.

Они видели, как прибежали стражники. Распоряжался Мустафа – главный конюший. Расставив стражников, Мустафа дал им в руки конскую попону.

Стражники взяли попону за концы и растянули, чтобы сыну везиря было куда падать.

– Прыгай! – крикнул Мустафа.

– Не могу-у! – пищал Мубарак, болтаясь на поясе.

Мустафа поднял лук и вложил стрелу. Стрела со свистом понеслась к серебряному полумесяцу, перервала пояс Мубарака. Вереща от ужаса и кувыркаясь в воздухе, жених полетел вниз.

Он упал на попону, и стражники, державшие ее, попадали вместе с ним. Мустафа вытащил жениха из попоны и поставил на ноги.

– Иди сюда, осел! – крикнул везирь из окна.

Мубарак скрылся в воротах дворца. Все разошлись. Мастера на минарете вновь стали класть свои кирпичи.

А Мубарак уже стоял в опочивальне и тер глаза кулаками.

– Зачем ты туда забрался? – спросил султан.

– Я не забирался…

– Ты лжешь! – сказал султан. – Все видели, что ты там висел!

Везирь сказал:

– Раз забрался, скажи, что забрался.

– Забрался… – послушно сказал Мубарак.

Бу-Али Симджур обратился к султану.

– О великий султан, прости неразумное дитя! Это он по молодости и излишнему усердию.

– Ну хорошо, – сказал султан. – Оставим их еще раз.

Царевна спросила:

– А вдруг он опять улетит?

– Пусть только попробует! – сказал везирь, свирепо глядя на сына.

И вышел вместе с султаном. Мубарак постоял, постоял… Сделал шаг к царевне Будур, сказал нерешительно:

– О звезда…

И умолк. Ничего худого не произошло. Тогда, осмелев, он сказал:

– О звезда моих очей!..

Опять ничего не произошло. Мубарак окончательно приободрился, шагнул к царевне. Еще шагнул, еще… И вдруг опять оторвался от пола и, отчаянно болтая руками и ногами, улетел.

В восторге царевна кинулась к окну.

Серебряный полумесяц был. Но Мубарака на нем не было.

– Так тебе и надо! – сказала царевна и захлопнула окно.

Она легла, сама себе сказала:

– Спокойной ночи, царевна Будур!

И, счастливо улыбаясь, закрыла глаза.

* * *

Пока царевна спит и видит сны, мы не можем умолчать о событии, которое случилось в ту ночь на базаре.

Возле лавки горшечника стоял огромный горшок с узким горлом. Из горшка доносились хриплые вопли. На почтительном расстоянии от него теснились люди.

– …Я полагаю, – рассудительно говорил кузнец, – что джина, сидящего в горшке, вернее всего погубить, насыпав внутрь раскаленные угли.

Горшок ответил воплем:

– Я не джин! Я не джин! Вам говорят!

Ночные зеваки молчали. Кто-то сказал:

– Угли – это хорошо для барашка. А на джина лучше всего вылить кипящую смолу.

Горшок завопил:

– Я не джин! Я сын главного везиря!

На это базар ответил дружным смехом.

Крошечный старичок захихикал.

– Какой хитрый джин!.. Зачем сыну везиря забираться в горшок?

Горшок ответил воплем.

Послышались крики:

– Дорогу султану!.. Дорогу великому султану!..

Толпа расступилась. Вошли стражники с факелами. И вслед за ними въехали на конях сам великий султан и везирь.

Бу-Али Симджур неспешно сошел с коня, приблизился к горшку и спросил у зевак:

– Итак, сидящий в горшке утверждает, что он мой сын?

– Да-а… – отозвалась хором толпа.

Везирь постучал по горшку серебряным посохом.

– Эй! Кто там?

Горшок молчал. Бу-Али Симджур осторожно заглянул в горшок, увидел сына, хватил посохом по горшку. Горшок разбился, и все увидели дрожащего Мубарака.

Толпа ахнула. Везирь затопал ногами и завопил:

– Разогнать всех!

Стражники ринулись на толпу. Все бросились кто куда.

Бу-Али Симджур спросил сына:

– Зачем ты залез в горшок?

– Я не залезал, – сказал Мубарак.

– Подлый лжец! – завопил везирь. – Все видели, что ты там сидел!

Но тут с коня заговорил сам великий султан:

– Залез он или не залез – нас это уже не интересует. Если ему больше нравится горшок, чем половина царства и рука моей дочери, пусть лазает по горшкам!

И повернулся к Мустафе, державшему султанского коня под уздцы.

– Да возвестят в Багдаде! Отныне сын везиря и наша дочь больше не муж и не жена!

– Как?! – вскричал везирь, ударив посохом по земле. – Султан берет свое слово обратно?!

– Вон! – завопил султан. – У меня нет больше везиря! Мой везирь – вот, Мустафа!

Мустафа в восторге выхватил из рук Бу-Али Симджура серебряный посох, пнул везиря ногой, взобрался на его коня и заорал:

– Знайте все! Отныне Мубарак и царевна Будур не муж и не жена! А везирь не везирь!

Султан, Мустафа и стражники с факелами удалились, оставив Бу-Али Симджура и его сына возле разбитого горшка.

Бывший везирь подумал, подумал и сказал Мубараку:

– Ты мне больше не сын!

– А как же полцарства?.. – растерянно пробормотал Мубарак.

Бу-Али Симджур молча пошел прочь.

Мубарак жалким голосом крикнул:

– А как же я?..

Бу-Али Симджур обернулся.

– Уходи в город Бельбейс, там есть две цирюльни!

И скрылся меж лавок.

* * *

Луна укатилась к влюбленным другой части Земли, и звезды шире раскрыли свои золотые глаза. Багдад угомонился и спал. В ночи перекликались ослы.

Лишь два старых мастера все еще работали на недостроенном минарете.

Да Зубейда в своей комнатке при колеблющемся огоньке светильника пряла на деревянной прялке. И рядом Аладдин соскабливал ножом след сапога с картинки сказочного дворца.

Потом он вызвал из лампы джина.

– Ты не очень устал?

– Джины не устают, – сказал джин.

– Ты можешь сделать точно такой же дворец?

Джин бросил взгляд на картинку.

– Могу…

Зубейда сказала:

– Все равно козу я туда не поведу!

И вышла во дворик, хлопнув дверью.

Джин сказал:

– Позволь взглянуть еще раз…

Протянул огромные пальцы к книге, и его взор заскользил по дворцовым башенкам, стрельчатым окнам и кружевным воротам.

– А как его сделать внутри? – спросил джин.

Мы не знаем, что ответил Аладдин. Но свидетельствуем: когда Зубейда вернулась в комнатку, огонек светильника качнулся от дуновения ветра, и в комнате не было ни сына, ни его джина, ни его книги, ни его лампы.

А Аладдин в это время уже взбирался по лесенке на недостроенный минарет.

– Да сопутствуют вам удача и счастье! – сказал он, добравшись наверх.

– И тебе, – хмуро сказали мастера, продолжая класть свои изразцы.

– Я пришел за советом.

Мастера вытерли руки и сели, ожидая, что он скажет.

– Я хочу построить дворец! Вот такой!

Аладдин раскрыл книжку. Мастера даже не взглянули на рисунок.

– А где твой джин? – спросил Абу-Яхья. – Почему ты спрашиваешь у нас, а не у него?

– Он тут, – сказал Аладдин и потер лампу.

Рядом с минаретом вырос джин. Его голова оказалась чуть выше, и он осторожно облокотился на недостроенную верхушку. Мастера с отвращением отодвинулись подальше от джина.

Джин вежливо сказал:

– Почтенные мастера! Мне известно, как сделать сказочный дворец снаружи, но неизвестно, как его сделать внутри.

Абу-Наиб погладил свою рыжую бороду и поморщился.

– Попроси его, чтобы он разговаривал потише.

А Абу-Яхья добавил, не удостаивая джина взглядом:

– И еще спроси: он когда-нибудь строил дворцы?

– Не строил, – сказал джин.

Мастера помолчали. Потом Абу-Яхья спросил Аладдина:

– У тебя есть чем записывать и на чем?

И опять за Аладдина ответил джин: