Читать интересную книгу Отдельные аномалии - Юрий Райн

Нет, возвращаться немыслимо. Позже… завтра… конечно, вернусь, без всяких «может быть», вернусь, больше всего на свете хочу – вернуться… и она ждет… наверное… точно ждет… Но сейчас – невозможно.

Значит, звонить.

Эх, ведь благополучно проскочил мимо поста ГАИ, хотя почти и не рассчитывал – далеко за полночь, машин мало. Алкоголя в крови всего ничего – что там, бутылка сухого на двоих, да и оставалось еще на донышке, не допили… снова ее лицо, глаза, руки…

Сергей помотал головой. С ГАИ обошлось, думал, и сейчас обойдется. Но не повезло.

Он надавил на кнопку звонка. «Бим… бом…» – мягко раздалось изнутри.

Тишина. Он напряг слух. За дверью ничего не происходило. Крепко спит… может, снотворное приняла… ах ты ж, Господи, нехорошо-то как…

Еще раз позвонил, теперь длиннее. «Бим… бом… бим… бом…»

Так, подумал он, сейчас откроет, и, значит, что? Итальянцы, Оль, понимаешь, позвонили уже под конец дня, попросили встретиться… ну да, прямо сегодня, они завтра улетают… Бизнес, ничего не попишешь… В «Антонио», а они, собаки, заводные – это ужас один, Роберто – тот серьезный такой, лысый и в очках, Марко здоровенный и кудрявый, и удержу никакого, представляешь? В каком смысле «то серьезные, то заводные»? Ну, Оль, по делу они серьезные, а жрать и пить заводные, понятно же! Образцы с собой привезли, Вальполичелло там всякое, Монтепульчано, я ж не могу пренебречь, работа у меня… Да ладно тебе, Оль, ну извини, ложись, спокойной ночи, родная.

Его передернуло от отвращения к себе. Я ведь Ольгу тоже люблю, подумал он, стиснув зубы. Как иначе-то, родной человек, роднее нет, двадцать лет вместе.

Эх, сердце! Вмещает двух, что ж я могу сделать…

Гадко-то как все…

Между тем Ольга не открывала. Он позвонил еще и еще, уже заводясь – что ж такое, на самом деле ночевать мне тут, что ли, на коврике под дверью, как собаке?!

Мертвая тишина. Только за соседской дверью, стык в стык, приглушенно и коротко проскулила собака.

Сергей вытащил мобильный. Дьявол, входя в Валюшкин подъезд, выключил его, а потом включить забыл.

Да, Оль, аккумулятор сел в телефоне, вот только в машине и подзарядил…

Он включил трубку, выбрал в записной книжке «Home», нажал кнопку вызова. В недрах квартиры заверещал монофонический канкан – сигнал их домашнего телефона. Верещал долго и безответно.

Что-то случилось, понял Сергей. Отчетливо понял, до волны холода вдоль позвоночника.

Сразу стал соображать абсолютно ясно, как будто не было длинного дня, муторного вначале и волшебного в конце. Повернул ключ еще на один оборот. Идиот, просто Ольги дома нет.

Ничего себе – просто… Натуральный идиот…

Вставил другой ключ, цилиндрический, в верхний замок, сделал три оборота. Беспрепятственно открыл дверь, вошел в квартиру.

Тихо, темно. Включил свет в прихожей, в спальне, в гостиной, на кухне. Никаких следов того, что Ольга возвращалась вечером. Форс-мажор, беспомощно подумал Сергей, и машинально отметил краем сознания, что даже панические мысли у него – будто из-под штампа.

Набрал мобильный жены. «Абонент не отвечает или временно недоступен…» И еще раз, и еще, и еще.

Сел на кухне, закурил. Что делать-то? Катюхе звонить? Да ну, третий час ночи, спит в объятиях этого своего, ничего, конечно, не знает. Или даже не спит… Двадцать лет девчонке, и этому… бойфренду… Максу… ненамного больше. Паразит… И Катька дуреха… Окончила бы университет, прежде чем… Хотя я и сам когда-то… Всего же сорок два…

Господи, вздрогнул он, о чем я?! Ольга-то где?!

Жена нашлась уже утром. В Склифе. Накануне вечером, в начале девятого ее сбила машина. Как раз в это время, вспомнил Сергей, Валины глаза засияли мягким теплым светом…

Он примчался так быстро, как только сумел. Состояние стабильно тяжелое, сказали ему. Без сознания. Делаем все, что можем. Нет, к ней нельзя, вы с ума сошли, да и смысла никакого. Хотите ждать – ждите, но вообще-то мы вам позвоним. Нет, ничего не нужно. Пожалуйста, не мешайте работать.

Он проболтался вокруг Сухаревской площади весь день. Несколько раз заходил в справочную, ему отвечали все то же казенное: состояние стабильно тяжелое, сознания нет.

Ближе к вечеру позвонили. Сказали: приходите…

К несчастью… Несовместимые с жизнью… Примите наши соболезнования…

Она приходила в сознание, спросил Сергей? Нет, не приходила, ответили ему. Ей не было больно, заверили его.

Господи, как жить дальше, спрашивал себя – или не себя? – он.

… – Тост! Да тише же, сволочи! – надрывался Никита, извечный тамада и разводящий, душа компании. – Тост!

Наконец, установилась тишина.

– Ну вот, – сказал Никита, поднимая рюмку с водкой, – мы тут за юбиляршу, за Валентину, выпили уже, наверно, цистерну.

За столом загудели, засмеялись, кто-то сказал: «А тебе жалко?»

– Ради Вали нашей мне ничего не жалко, – повысил голос Никита. – Я за нее целый железнодорожный состав выпью. И ради Сереги, которого мы все любим, тоже ничего не жалко. С поправкой, конечно, на его… эээ… половую принадлежность.

Снова засмеялись.

– Хватит ржать! – гаркнул Никита. – Я серьезно говорю! За Сергея мы тоже уже пили. А вот я предлагаю выпить за них, как за пару. Я хочу всем вам напомнить, – он сделал паузу и многозначительно воздел вилку с нацепленным огурчиком, – что с этими двумя судьба обошлась круто. Ох, как круто!

Собравшиеся притихли, а Сергей почувствовал себя неловко.

– Семь лет назад, – продолжил Никита, – скоропостижно скончался Андрей, которого все мы опять же знали. Я хорошо помню этот шок: тридцати пяти еще не было парню, здоров как буйвол, и просто ни с чего – инфаркт…

Валины тонкие пальцы нашли под столом руку Сергея. Он сжал ее ладонь. Осторожно покосился на жену. Ах, этот точеный профиль… Зря Никита свой тост затеял, зря…

– А три года назад, – Никита никакой неловкости не чувствовал, – трагически ушла из жизни Ольга. Пьяный подонок на машине, и нет человека.

Снова, как в ту ночь, волна холода прошла вдоль позвоночника Сергея. И, он знал, Валя испытывала то же самое.

– Но! – провозгласил Никита. – Судьба берет, но она же и дает! Закон сохранения! Эти двое, Валентина и Сергей, все преодолели, они нашли друг друга, и, признаюсь, я никогда в своей некороткой уже теперь жизни не видел такой подходящей друг к другу пары. Выпьем же именно за них двоих! За пару! Ура!

Стали чокаться. У кого-то достало ума крикнуть: «Горько!»

Сергей, не отпуская Валиной руки, встал. К нему потянулись с рюмками.

– Стоп! – сказал он и поставил рюмку на стол.

Народ примолк. Валентина, чуткая душа – все-таки Никита, как бы ни был толстокож, не сильно ошибся – мгновенно поняла движение мужа и тоже встала.

– Стоп! – повторил Сергей, наполняя водкой большой фужер. – Извини, Никита, я знаю, что не положено корректировать тост, но сейчас иначе нельзя. Мы иначе не можем. Так, Валюша?

Валентина медленно кивнула.

Сергей кинул взгляд на Катюху, сидевшую слева от него, и на Сашку, сына Вали и покойного Андрея, теперь – его приемного сына.

– Выпьем не чокаясь, – сказал он. – В память Андрея, в память Ольги.

Никита что-то сконфуженно и неразборчиво пробормотал. Все словно протрезвели. Выпили молча.

– Я пойду покурю, – шепнул Сергей жене.

Вышел на балкон, зажег сигарету, облокотился на перила, уставился на двор. Господи, какая же я мразь, безнадежно подумал он. Погоревал неделю… ну, месяц… это не важно, сколько в точности… а потом в глубине души радовался, что так все вышло… Да что себе-то врать – с самого начала радовался, пусть и в самых темных глубинах этой самой души… душонки…

Ушла Ольга, слава Богу, безболезненно ушла, и освободила его, а за четыре года до того так же, в одночасье, Андрей освободил Валентину, и не осталось никаких препятствий, и они теперь вместе…

Да, Никита – вот он, рядом, тоже закурил, и что-то басит извиняющимся тоном, и по плечу похлопывает, – Никита прав, они пара, что называется, Божьей милостью, только не забыть ту ночь в пустой квартире и не избавиться от этого убийственного чувства: я предатель и мразь.

Катюха тоже тут, на балконе. Тронула отца за локоть. Еще народ подтянулся, дымят все, что-то говорят ободряющее, негромко так, сочувственно.

Это особенно мерзко – все им восхищаются, его душевную тонкость и силу ценят. Только не знают, какая он на самом деле тварь.

Даже Валя, его Валюша, и та, наверное, не знает. Немыслимо с ней говорить о той своей радости… Впрочем, она-то, может быть, и понимает. Чувствует.

Сергей докурил, тряхнул головой, взял себя в руки.

– Ну, продолжим! – провозгласил он, хохотнув. – Пошли теперь, Никитин тост выпьем.

Садясь на свое место, он поймал взгляд жены – печальный, как в тот вечер, будто опрокинутый в себя.

…Господи, вздрогнул он, о чем я?! Ольга-то где?!