Сам папа работал и в будни и в праздники.
По воскресеньям он водил за город экскурсии студентов. Оттуда возвращался к вечеру с полными руками всякого добра. Однажды отец взял с собой Машу.
Трамвай довез их до конечной остановки, они вышли и двинулись к веселой роще. Там, в просветах между деревьями, виднелась красная черепица крыши двухэтажного здания. На веранду вышла женщина и поздоровалась с папой.
— Студенты на берегу у пруда, — сказала она. — А Машенька пусть погуляет здесь, возле веранды, тут песочек.
Папа ушел. Маша гуляла, рассматривала неизвестные ей растения — цветы, деревья. Женщина на веранде занималась хозяйством. Был жаркий день, солнце пекло голову.
— Идем, доченька, я уже свободен, — послышался голос отца. Он подошел к веранде, высокий, с маленькими колючими усами, в широкополой соломенной шляпе. Его окружала толпа студентов, многие несли сачки, пучки веток, букеты трав и цветов, банки с водой, в которых плавали водяные насекомые. Одна большая банка была доверху наполнена живыми лягушками и завязана сверху белой марлей.
Студенты попрощались и ушли. Маша пошла с отцом в парк к пруду. Отец достал перочинный ножик и нарезал целый ворох ивовых прутьев:
— Теперь я искупаюсь, а ты счищай с прутьев кору. Не со всех, половину зелеными оставь.
Маша занялась работой. Ей впервые доверили перочинный нож, предмет, о котором мечтали все мальчишки. Снимать кору было легко, перед девочкой росла горка белых гладеньких прутьев, терпко пахнувших свежим ивовым соком.
— Умница! — сказал отец, подходя к ней. Волосы у него были мокрые, он был бос, в одних парусиновых брюках. — Теперь смотри, как надо корзинки плести.
И вот из тоненьких, никчемных прутьев стала вырастать какая-то огромная, плетенка, поначалу даже не похожая на корзинку. Папа плел и плел, а узорные, зеленые с белым стенки странной корзины возвышались всё выше, как башня, и вот уже в корзинку могла бы поместиться сама Маша. Тогда отец остановился, сплел крышку — продолжение одной из стенок, и сказал:
— А теперь тебе сплетем. Маленькую.
Его пальцы двигались бесшумно и ловко, прутики сами загибались, куда нужно, а концы прятались где-то внутри. Папа работал, как фокусник.
— Кто тебя научил? — спросила Маша, восхищенно глядя на корзины.
— Твой дед научил. Ты его не знаешь, он умер.
— А кто он был?
— Фантазер, мечтатель. Всё придумывал такое, чего еще нет на свете… Твой дед садовник был, понимаешь? Цветы разводил, деревья. Только не ценили его, с дураками ему жить пришлось… Тебе не понять, ты еще маленькая. А корзины он плел еще не так! Его всякий прутик слушался.
Отец замолчал.
Старые ивы рассыпали над рекой свою мелкую серебряную листву. На вершинах могучих седых деревьев Маша заметила какие-то зеленые гроздья. Она видела в книжке такие ветки с яркими зелеными и красными палочками — там они росли в море и назывались кораллы.
— Папа, это кораллы? — спросила она неуверенно, показав на вершины деревьев, облепленные яркозелеными гроздьями.
— Кораллы в воде растут, в океане, а это просто паразиты, они сок тянут из деревьев, — ответил отец.
— Паразиты? А что это? Ягоды?
— Паразиты — это всё то, что живет за счет другого существа, питается чужой силой. Это вроде болячек на живом дереве, понимаешь? Они мерзкие, липкие, их противно трогать. А надо бы всех посбивать с дерева, тяжело ему.
Он помолчал.
— Паразиты — это дармоеды, понимаешь?
Маша посмотрела с ненавистью на зеленые гроздья.
— Сиди на берегу, сейчас я буду раков ловить.
Маша следила не без страха, как отец вытаскивал из-под береговых круч черных страшных раков с растопыренными клешнями. Он смеялся, позволял им схватить его за палец и учил Машу не бояться. Раков он кидал в высокую корзину. Они ворочались там, зловеще похрустывая своими твердыми глазами, но выбраться не могли.
Когда корзина была наполнена, отец заложил туда немного моху, закрыл крышкой и закрепил ее. Потом подцепил корзину ремнем, перекинул за спину, и они пошли домой.
Не доезжая одной остановки до дому, сошли. Здесь шумел базар.
Они смешались с разноголосой толпой, отец остановился и открыл корзину. Он ничего никому не сказал, Но люди подошли сразу — не так-то много съестного было в те дни на базаре.
С ним не торговались, и вскоре на дне корзинки остался последний десяток.
— А это себе оставим, — сказал отец, складывая в карман пачку бумажных денег и увязывая корзину.
За его спиной заговорили. Отец слышал, но не оборачивался.
— Доцент университета, как простой рыбак! Боже мой! Вот чего ваши самостийники добились:
Уходя, отец оглянулся на Машу. Она слышала. Она силилась понять.
— Никакой работы стыдиться не надо, — сказал он ей несколько виновато. К счастью, дочка молчала и ничего не спрашивала.
Глава пятая
Снова весна, и снова — красные флаги! За окном — капе́ль, солнце сияет в небе, снег тает, всё радуется — в Харькове снова советская власть!
Маша сидит на подоконнике. Перед нею — глиняная мисочка с поджаренными тыквенными семечками. Няня только что вынула их из духовки и они поют, как остывающие уголья. Стоит только прислушаться, нагнуться к мисочке — и сразу услышишь: поют!
За окном на улице появляются люди — манифестация. Несут красные флаги, весело кричат, поют песни.
Тыквенные семечки вмиг забыты:
— Можно мне на улицу?
— Сама ж башмаки промочила, еще не высохли. Сиди дома.
А хочется туда, вместе со всеми бы сейчас идти. И какое-нибудь маленькое красное знамя нести в руках. А впрочем — красная ленточка есть…
Она берет красную ленточку, встает на подоконник, открывает форточку. Ленту, она наполовину высовывает из окна, — это привет им всем. Какие-то две девушки заметили, помахали ей рукой… Хорошо! Будто и она вместе со всеми.
Хозяин не радуется советской власти, это все заметили. Славка объяснил: хозяин боится охраны труда. Вот придет охрана труда, увидит, что у хозяина прислуга и работник, — и придется платить много денег.
— А какая это охрана труда? — спрашивает Маша.
— Какая… Вот придет и увидишь, какая. Обыкновенная, — смущенно отвечает Славка.
В один из дней дети, играя во дворе, замечают, что у хозяев переполох. Хозяйка мечется, хозяин басит о чем-то, двери раскрыты. И вдруг Славка говорит:
— Смотрите все на чердак! Видите, юбка синяя с цветами мелькает? Это ихняя прислуга прячется от охраны труда. Хозяин ей приказал.
Все смеются: и верно! Прислуга забралась на чердак, из слухового окна ее видно.
А во двор входит мелкими шажками стриженая девушка в красном платочке. Лицо строгое, в руке тетрадочка. Так вот она какая, Охрана Труда! Наконец-то увидели. Не страшная совсем.
А хозяин боится, рассыпается мелким бесом перед девушкой в красном платочке. Ведет ее к себе, на второй этаж.
— Ох, и врать он ей будет! — говорит Славка.
Хозяин пробует извлечь выгоду из прихода советской власти. Вот надо лед скалывать на улице перед домом — прежде за это работнику платил, а теперь иное. Хозяин теперь — за артельный труд: все жильцы выходят в воскресенье в девять утра со своими лопатами и скалывают лед. И он выйдет. Даже не один, с братом вдвоем, — к нему в гости брат приехал.
Утром перед окнами дома выстраивается человек десять жильцов с лопатами. Работать сообща не тяжело. Никому и в голову не приходит, что хозяин — домовладелец, что квартирная плата идет ему лично и жильцы не обязаны работать на него. Вместе, так вместе!
Хозяин потихоньку долбит лед — лопату он держать умеет. Сам выбился в домовладельцы из крепких мужиков. Поначалу скотом торговал, потом каменный коммерческий дом построил.