короля, плевать. Здесь-то знают: иноземец хуже боярина. По крайней мере, пока полны амбары, пока не перебита вся армия. Впрочем, до этого, увы, недалеко.
С трудом глотнув воздуха – жадно, рвано, – первый правитель Второй Солнечной династии, Хинсдро Всеведущий, улыбнулся. Отвел взгляд от окна, за которым уже рассвело, обернулся, внимательно посмотрел на племянника. Разговор затянулся на добрый час, пора бы заканчивать. Скоро на молебен, помолиться есть о чем.
– Помни, мой свет, – напутствовал он напоследок. – Люд кормится домыслами и надеждами. Самозванке присягают даже в городах, куда еще не дошли войска Осфолата. Если зайдете в такой, вас перережут. Будь осторожен. Иди лесами, тихо. И не отпускай ертаульных[3] далеко.
– Да, дядя.
Бледное лицо Хе́льмо казалось непривычно ожесточенным, но тревога делала серые глаза лишь огромнее. Вырос, минуло двадцать, возмужал, и ростом выше большинства воинов, а глаза – детские. Может, поэтому сложно принимать с ним серьезный вид. Давать такие указания. И мириться с тем, что вообще положился на него – вчерашнего мальчишку, в которого многие ратные почему-то верят настолько, что от желающих примкнуть, стоило кинуть клич, не было отбоя. Выискалось их куда больше, чем готовых защищать столицу. Впрочем, в том Хинсдро видел и второе дно: возможно, «желающие», чуя беду, просто ищут повод убраться прочь, с кем угодно. Дураки забывают: беда не приходит одна. По всему Дому Солнца гуляют уже беды.
– Ты точно продержишься? – Голос Хельмо упал; он нервно убрал со лба вьющуюся русую прядь. – Я ведь не даю сроков. Пока дождусь наемного войска, пока мы двинемся обратно… Если Дими́ра… – он торопливо поправился: – Лжецаревна осадит столицу…
Хинсдро снова улыбнулся, в этот раз откровенно желчно.
– Осадит, не сомневайся. Но не войдет, у меня довольно сил, к тому же не забывай о дополнительных оборонных башнях, которые вот-вот достроят. Если быть честными, я ведь, скорее, рискую тобой, Хельмо, чем собой. Не даю тебе нормального сопровождения. И это не говоря о том, что мне не предсказать поведение язычников. Я все еще не избавился от мысли, что просто пускаю козла в огород. Ты так не считаешь?
Улыбка увяла, не нашлось сил ее удерживать. Чем ближе было осуществление плана, тем провальнее он выглядел. «Козел»… Так и есть. А бояре-то, которым зачитали царский указ на последнем заседании Думы, наоборот, ликовали! Им козел в огороде неоспоримо доказал желание государя любой ценой спасти страну, готовность к огромным рискам. Впрочем, на то и рассчитывалось, нельзя было сидеть без дела дольше: скинут как пить дать. Главное, чтобы раньше времени не дошло все до лишних ушей.
– А ну как они просто порешат тебя и начнут свою интервенцию? – вяло, мрачно закончил Хинсдро то, что говорил уже не раз. – Неужели не боишься?
Первое его, конечно, тревожило, но, учитывая высоту ставок, меньше второго. Все-таки племянник давно стал почти чужим, прошла нежность давних лет. Исчез смирный мальчик-сиротка, на уме давно одни подвиги. Хочет подвигов? Побудет разменной монетой, не мелкой и не крупной, в самый раз. А вот вторая опасность пугала, но пока Хинсдро старался не сосредотачиваться на ней. Все усталость… Он охнул сквозь зубы и потер ноющий висок. В длинных волосах за последние недели седины прибавилось больше, чем за год, да и лезут клочьями. А как обозначились едва заметные прежде морщины, как разнылась проклятая нога… смотреть на себя страшно, в голову собственную заглянуть – еще страшнее. Не зря, наверное, мерещатся порой в зеркале черные провалы вместо глаз.
Хельмо глядел молча, тепло, и ни упрека не сорвалось с тонких губ. Стало противнее, то ли от него, то ли от себя. «Да, дядя, пойду на убой, если пошлешь, слова не скажу». В герои рвется, но наивный – страсть. И как так? Отец и мать – интриганы, бедовые головы – такими не были, Хинсдро ли не знать сестрицу, одарившую хромотой? Нет, не в нее Хельмо и не в ее аспида-муженька, разве что отвагой. Все остальное – этот. Лукавый…
– Ничего, риск – нужное дело, – раздался наконец ответ. Хельмо по дурной привычке глядел неотрывно, будто в душу, и глаза захотелось отвести самому. – Я обязательно доберусь до Ина́ды. И как-нибудь договорюсь, я много об этом думал. У нас пока нет причин сомневаться в их честности. Короли ведь уже дали согласие, армия в пути?
Причины сомневаться в честности – даже союзников, особенно их – есть всегда, но мальчик нескоро дойдет до этого сам. Возможно, так и умрет от дружеского ножа в спине, не поняв простую истину. Но Хинсдро с напускным одобрением кивнул, прошел к столу и взял плотную, убористо исписанную бумагу – соглашение, уже с печатью и подписью. Несколько движений – бумага свернута. Красно-золотое сургучное солнце блеснуло в бледном луче солнца настоящего, но напомнило, скорее, толстого паука. Хельмо, помедлив, осторожно уточнил:
– Здесь – о денежной части награды, верно?
– Верно. – Хинсдро начал аккуратно перевязывать свиток плотной лентой из размягченной змеиной кожи. – Все, как я оговорил. Две тысячи золотых на каждого наемника. Офицерам – согласно рангу, кому втрое выше, кому и на порядок. Часть повезете с собой, часть будет позже.
– А ты уверен…
Хельмо мазнул взглядом по бумаге и все же потупился. Цифры он видел: подпись заняла место на договоре в его присутствии. И даже его, юного дурня, знающего количество пушек в гарнизонах, но никак не монет в казне, наверняка смутил размер выплат. Да только его это не касается. Хельмо – младший воевода, один из многих. Младший, на которого свалилось чудо – внезапное повышение и, по причине кровного родства с государем, дипломатическая миссия, заключение военного союза с иноземцами. Надежда погибающей страны, других-то взрослых родственников у Хинсдро нет. Должен ценить и не совать нос куда не просят.
– Да-да, Хельмо? – Хинсдро посмотрел на него в упор. – Что тебя тревожит?
Он знал: взгляд его желто-карих глаз из-под густых черных бровей непросто выдержать. Племянник почти неизменно, даже в малолетстве, выдерживал, чем злил только больше. И все же взгляд, как и вкрадчивый тон, как и хруст разминаемых пальцев, его отрезвил.
– Ничего, дядя. Я рад, что ты можешь взять на себя такие обязательства. Ты щедр…
Ох. Не знай Хинсдро, сколь прост племянник, заподозрил бы издевку. Но Хельмо говорил без подвоха, и, кажется, он-то с каждой минутой все больше верил в сомнительную кампанию. Неудивительно: старик-звонарь – как звали? – в детстве перекормил его сказками о диком народе, обитающем на Пустоши Ледяных Вулканов. Выросшему Хельмо уже случалось встречать иноземцев, самых