Заболела голова, спина была мокрой от пота.
В своей комнате я переоделась в тёмно-серое с чёрным платье, других приличествующих случаю одеяний у меня не было: все черные платья были «маленькими». Маленькое чёрное платье! Как далеко сейчас моё состояние от этого словосочетания, придуманного знаменитой француженкой!
Чёрные туфли на невысоком каблуке я дополнила красивым чёрным кружевным платком с блёстками, подаренным Семёном много лет назад, который он привёз из Италии, очень дорогой handmaid. Золотую брошь с небольшим тёмным цейлонским рубином прицепила на платье. Немного классических духов.
Через пять минут, как следует разглядев себя в зеркало, я спустилась к ожидавшим меня мужчинам.
Мой траурный наряд произвёл на них впечатление, это было заметно. Я шла, опустив глаза, отупевшая от того, что не понимала, как правильно себя сейчас вести, что чувствовать. По правде сказать, именно это я и ощущала: как себя вести? Слёз не было, страшно было увидеть мёртвого Семёна. Я начала осознавать, что он мёртв, что он больше никогда не сделает ни одного движения!.. Чужой родной человек!.. Сердце моё дёрнулось: надо позвонить Ванечке! Как он перенесёт смерть отца? Опять стало страшно…
– Примите наши соболезнования, – произнёс лейтенант с напрочь позабытой мною фамилией.
– Благодарю, господа, – ответила я. – Пойдёмте. Вы отвезёте меня обратно?
– Разумеется, Ольга Борисовна, – пообещал майор.
Мне предложили сесть на заднее сиденье рядом с майором Костыриным, лейтенант сел за руль. Поехали.
– Ольга, можно вас так называть? – спросил Костырин.
– Да, майор, – ответила я с должным оттенком горечи в голосе. – Называйте.
– А меня зовут Александром, можно так. Скажите, Ольга, у Семёна Арсеньевича были враги?
– Я не знаю, мы никогда не говорили с ним о делах, – вздохнула я. – Мне это было совершенно не интересно, и он об этом хорошо знал.
Я помолчала и добавила:
– Ну конкуренты, конечно, были. Вот из области одного знаю. Только об этом отец рассказывал. Владелец парфюмерного концерна какого-то. Фамилия его Калинков, кажется, сильно папе и Семёну настроение портил.
– Калиненко?
– Да-да, Калиненко! – поправилась я.
– И что господин Калиненко?
– Он несколько раз обходил папу на виражах по выпуску парфюмерии, что сильно снижало наши обороты продукции.
– Но это же естественная практика для бизнеса – конкуренция!
– Только не в России, как говорит папа, – парировала я.
– Хорошо, а ещё кто мог быть врагом, э-э-э, конкурентом?
– Не знаю, майор! Больше ничего не знаю, – с печалью в голосе твёрдо ответила я.
Дальше мы ехали молча. Мне говорить не хотелось, офицеры понимающе молчали. За окнами автомобиля уже мелькал городской пейзаж.
Вскоре остановились у городского управления, мы с майором вышли.
– Прошу, – Костырин помог мне выйти, протянув руку. Потом осторожно взял меня за локоть.
– Спасибо, я сама.
Мы прошли в здание, выписали мне пропуск. Скорее хотелось домой. Всё вокруг раздражало – люди, дома, вещи; надо побыть одной. Да, позвонить Ване! Я удивилась себе, что на время сын выпал из мыслей.
Заиграл мой мобильник. Это папа.
– Девочка моя, ты как?
– Папа, ты уже знаешь?
– Знаю. Держись. Ване я уже звонил, так было лучше, если я сообщу. Мы всё-таки мужчины.
– Спасибо, папа. Как он отреагировал?
– Он вёл себя как настоящий мужчина. Сначала помолчал, потом сказал: «Вылетаю». И всё. Молодец.
– Когда он прилетит? Обо мне не спрашивал?
– Оль, ну откуда я знаю, когда прилетит? Сегодня или завтра, – папа перевёл разговор: – Ты где?
– На опознание приехала.
– Менты уже добрались до тебя? Оперативно! Мне приехать? Вы в городском управлении?
– Не надо, папа, я в порядке, да.
– Ну держись, девочка! Потом мне позвони.
– Хорошо, папа, пока, – я положила телефон в сумочку.
Майор Костырин открыл дверь в кабинет и пригласил меня садиться. Я села на стул у его стола и тупо смотрела на письменный прибор, пока майор отпирал дверку сейфа и доставал оттуда папку.
– Хотите кофе? – спросил он, садясь в кресло.
– Спасибо, не надо.
– Воды?
– Нет, – разговаривать всё ещё не хотелось.
– Ольга, скажите, в каких отношениях с вашим мужем был Борис Павлович?
– В очень добрых… Вы что, думаете, он мог убить Семёна? – я усмехнулась. – Скорее, Семён Арсеньевич мог бы из-за денег ликвидировать папу, ну чисто теоретически, конечно, муж и мухи не обидит… Да и папа очень добрый.
– Поймите правильно, Ольга, это моя работа – найти убийцу, заказчика. А это тот, кому очень выгодна смерть Семёна Арсеньевича. Проверять будем все версии…
– Тогда запишите, что я с утра никуда из дома не выходила, да! – перебила я майора довольно резко.
– Ну, Ольга, не злитесь, я же говорю, это моя работа!
– Хорошо.
– А сами-то вы что-нибудь думаете об этом?
– Нет. Ещё не думала, – я посмотрела Костырину прямо в его карие глаза. – Ещё часа не прошло, как это узнала. Мне пока не до того… Пойдёмте на опознание, пока я в силах.
– Да, пойдёмте.
Майор взял бумаги, встал из-за стола, подошёл ко мне и предложил руку. Я протянула свою, встала со стула. Мы вышли из кабинета и пошли по коридорам куда-то вниз, в подвал. Майор изредка придерживал меня за локоть.
– Александр, мне страшно, – тихо произнесла я.
– Не бойтесь, это быстро. Мне кажется, вы сильная женщина.
И тут у меня из глаз потекли слёзы! Мне стало очень жалко себя саму, сильную женщину, которая проревела ночами глаза рядом с таким мужем! Семён никогда не обижал меня грубостью, инстинктивно догадываясь, что грубости я не потерплю. Но вёл себя порой так, что лучше бы ударил. Всё его бабы!
– Ну не плачьте, Ольга! – Костырин увидел слёзы и вновь взял меня за локоть. – Пять минут, и лейтенант отвезёт вас домой. Сейчас налью вам воды. А может, коньяк?
– Нет-нет, только не алкоголь! У меня ещё сильней голова разболится.
Мы дошли до двери с короткой вывеской «Морг». Морг, смерть, жизнь, труп…
Майор открыл дверь и, секунду замешкавшись, пропустил меня вперёд.
– Чёрт, не знаю, как по этикету пропускают дам в такое заведение.
– Это неважно, – всхлипнула я. Слёзы продолжали катиться из глаз.
Когда доктор приподнял простыню с головы мертвого Семёна, слёзы сами высохли. Я смотрела на очень бледное усатое лицо своего мужа, и страх ушёл. Это был не тот Семён, которого я знала почти двадцать лет. Это был просто труп Семёна, просто мёртвое тело. Полусемён. Оболочка. Чего-то очень важного не хватало. Я успокоилась окончательно. Майор формально спросил: