Читать интересную книгу Кто освободил Прагу в 1945 г. Загадки Пражского восстания - Олег Смыслов

Комментируя этот ответ, Фрелих уточняет: «Как я уже упоминал, Гитлер одобрил создание Русского освободительного движения только в целях пропаганды, то есть его целью было разложить пропагандой Красную Армию и вызвать возможно большее число перебежчиков. Его не интересовало развертывание Власовского Движения до уровня серьезного начинания, которое могло принять решающее участие в борьбе с коммунизмом». И это действительно было именно так.

Пройдет всего две недели и все тот же полковник Герре вручит командиру первой дивизии РОА приказ германского командования о подготовке соединения к выступлению на фронт. Что тут началось! «Генерал Буняченко был поражен полученным приказом, который был передан ему, обойдя генерала Власова, — свидетельствует командир 2-го полка дивизии Артемьев. — Выразив полковнику Герре свое недоумение по поводу полученного приказа, генерал Буняченко немедленно связался с Власовым, который был в это время в Хойберте в 60 километрах от Первой дивизии. Если раньше немецкое командование могло безответственно бросать русские части в бой по своему усмотрению, то теперь, когда дивизия была в руках русского командования, дело обстояло несколько иначе. В тот же день генерал Буняченко вызвал к себе командиров полков и отдельных частей дивизии и объявил им полученный приказ. Он заявил при этом в самой резкой форме, что расценивает действия немецкого командования, как обман и предательство и что будет говорить с генералом Власовым. Командиры частей полностью разделяли мнение генерала Буняченко, и на этом же совещании был намечен план особых мероприятий в дивизии на случай возможного возникновения конфликта с немцами. Впервые возник вопрос о неподчинении, вплоть до вооруженного сопротивления»{56}. Произошло это 2 марта 1945 г.

С.А. Ауски (1922—2010), чешский историк, а в прошлом разведчик-проводник (переводчик) 2-го пехотного полка 1-й дивизии РОА, главной причиной недовольства Буняченко называет не только сам факт приказа германского командования русским частям, но и попытку разделить 1-ю дивизию РОА по разным железнодорожным транспортам на мелкие части{57}.

5-го марта в дивизию приехал Власов, чтобы урегулировать вопрос мирным путем. После его переговоров приказ был изменен: «Дивизия все же должна была выступить, но не в район Штеттина, а в район Люббен, Франкфурт-на-Одере, Котбус, юго-восточнее Берлина. Туда, по заверению немецкого командования, несколько позже должны будут прибыть Вторая дивизия, казачьи соединения и некоторые другие русские войсковые части. В ставке генерал Власов получил заверение, что в этом районе будут объединены все русские добровольческие части и что после этого они будут введены в бой под командованием генерала Власова»{58}. Изменился и план переброски. Теперь дивизия должна была следовать походным маршем до Нюрнберга, а затем, погрузившись в железнодорожные эшелоны, убыть в район Франкфурта-на-Одере. 

По утверждению Ауски, дивизия покинула Мюн-зинген между 6 и 8 марта 1945 г. Офицером связи был назначен майор Хельмут Швеннингер. И здесь важно отметить следующий момент. По предварительной договоренности с немецким командованием, введение 1-й дивизии РОА в бой планировалось прежде всего в качестве пропагандистской акции. При этом Буняченко была обещана как артиллерийская подготовка, так и авиационная поддержка.

И еще. Главным мотивом действий многотысячной РОА Ауски называет «стремление к сохранению». Следовательно, все недовольства командования 1-й дивизии были связаны не только с нежеланием воевать, но и со скорейшим переходом к американцам и сдачей им в плен.

25-го марта последний эшелон 1-й дивизии РОА прибыл на станцию Либерозе, что находилась в 30 километрах от линии фронта. Части и подразделения разместились по окрестным лесам в ожидании дальнейших приказаний.

27-го марта дивизия поступила в распоряжение командующего 9-й немецкой армией генерала от инфантерии Буссе, который приказал подготовить вторую линию обороны, в 10—12 километрах от передовых немецких позиций. Как пишет Артемьев, «Это еще не означало введения дивизии в бой, но казалось очевидным намерение использовать дивизию в составе 9-й немецкой армии. Вновь возникало опасение, что части Освободительной Армии не будут сведены под командование генерала Власова. Дивизия перешла в отведенный ей район обороны и приступила к инженерному оборудованию своих предполагаемых позиций. Штаб дивизии расположился в деревне Гросс-Мукров, а полки готовили оборону по линии реки Штаубе, между Рейхскрейц и Мюльрозе, юго-западнее Франкфурта-на-Одере»{59}.

А 6-го апреля «Буняченко получил от командующего 9-й немецкой армии приказ о подготовке дивизии к наступлению на предместное укрепление с задачей отбросить в этом месте советские войска на правый берег Одера»{60}. Артемьев свидетельствует: «Немецкое командование решило возложить на Первую дивизию ту задачу, которая в продолжительных, напряженных боях не могла быть выполнена силами немецких частей при более благоприятных условиях, когда не было еще разлива и когда части советской армии еще не успели здесь достаточно укрепиться»{61}. Естественно, что Буняченко снова выступил против такого приказа, заявив: «его дивизия находится в подчинении генерала Власова и напомнил командующему о его недавнем заявлении по поводу подчиненности и боевого использования дивизии»{62}.

В связи с новым бунтом немцы вызвали Власова, который прибыл в дивизию с группой немецких офицеров 9 апреля. Конфликт он уладил и подтвердил приказ командующего 9-й армией. Сам же Андрей Андреевич уехал 11-го, так как спешил по своим личным делам. 13 апреля 1945 г. в отеле «Ричмонд» в Карлсбаде состоится официальная церемония его бракосочетания с фрау Биленберг, вдовой офицера СС. На этот же день будет назначена атака 1-й дивизии, с задачей ликвидации предмостного укрепления «Эрленгоф».

Глава 4.

ПЕРВАЯ ДИВИЗИЯ В БОЮ

По мнению С.А. Ауски, что, безусловно, верно, ввод в бой на Восточном фронте первой дивизии РОА, было банальным желанием проверить ее «на вшивость» испытанием огнем. При этом, как подчеркивает историк, «В надежность добровольческих частей немцы никогда полностью не верили, поэтому для испытания избрали такое место, где перебежке на вражескую сторону препятствовало бы топографическое расположение»{63}.

Дальше он объясняет, почему укрепление «Эрленгоф» этому соответствовало: «С восточным берегом Одера их соединяла переправа, а мост из Фюрстенберга через Одер был при отступлении немецкой армии уничтожен. Кроме того, укрепление соответствовало общепринятому тактическому условию: его уничтожение было заданием, рассчитанным на силу одной пехотной дивизии. Когда положение на фронте установилось, части Красной Армии использовали каждую ночь для того, чтобы на предмостном плацдарме возводить укрепления, и до середины апреля месяца построили целый ряд дотов полевого типа и траншейной системы, защищенной густыми заграждениями из колючей проволоки и минными полями. Кроме того, оно было под сильной охраной артиллерии с восточного берега Одера, расположенного выше, чем западный, и на нем были луга и поля, открытые в западном направлении»{64}.

Командир 2-го полка В.П.Артемьев спустя годы вспомнит: «Единственная возможность наступления была только с флангов предмостного укрепления, в узком пространстве между Одером и берегом разлива, вдоль линии советской обороны. Это узкое пространство постепенно расширялось при продвижении в глубину предмостного укрепления. С исходного положения, для наступления, могла развернуться только одна рота, упираясь своими флангами в берега, и только (при очень сомнительном успехе) по мере дальнейшего продвижения ширина фронта наступления могла стать доступной для батальона. Наступление должно было проходить вдоль реки Одер, подставляя свой фронт и фланг под ближний огонь советской стороны. В течение двух последних месяцев затишья оборона советского предмостного укрепления была хорошо оборудована»{65}.

Командир 1-й дивизии Буняченко прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. От наступления отвертеться было нельзя, а в успех наступления он не верил, и это при том, что катастрофа Третьего рейха приближалась с невероятной скоростью. Что делает Буняченко? Он идет на хитрость, которую мы увидим очень скоро. А пока командир 1-й дивизии готовится выполнить приказ и принимает решение…

12 апреля 1945 г., как уточняет Ауски, «было произведено перемещение дивизионной и полковой артиллерии на новые огневые позиции, которая вместе с немецкой артиллерией должна была участвовать в артиллерийской подготовке и переброске огня во время наступления»{66}. Примечательно, что немецкое командование отказало 1-й дивизии в выдаче боеприпасов для проведения этой боевой операции. По свидетельству командира 2-го полка Артемьева, «Немцы потребовали использовать имеющиеся в дивизии запасы, обещая впоследствии их пополнить. Генерал Буняченко согласился на это требование. Надо сказать, что в действительности в Первой дивизии боеприпасов было более, чем требовалось, но в штаб 9-й армии умышленно были даны неправильные сведения, сократив в них количество имеющихся боеприпасов более чем в два раза»{67}. И это только одна маленькая хитрость Буняченко…