Читать интересную книгу В присутствии Бога (100 писем о молитве) - Анри Каффарель

16. «Потому что я Агнесса»

Хорошо молится лишь тот, кто знает Бога. Чтобы молиться лучше, нужно стараться лучше Его узнать. И Бог позаботился о том, чтобы направить наши поиски по верному руслу, открыв нам, что Он есть любовь. Но что же такое эта Любовь? — Отблески ее на тех, кто любит нас, помогают нам получить о ней представление; даже карикатура на нее у тех, кто любит нас плохо, (даже она!) по контрасту, позволяет нам лучше ее понять. Таков был опыт одной женщины, брошенной своим мужем. Она недавно написала мне, и я предлагаю вашему вниманию ее письмо. Порабощающая любовь мужа к своей жене, о которой идет здесь речь, парадоксальным образом подчеркивает личностный характер и великодушие божественной любви.

А.К.

«…Он любил не меня. Он любил во мне женщину, еще точнее — женственность: я была подходящим для него образцом женственности. Но когда он заметил, что я была «кем-то», как только он встретил мое «я», он ощутил беспокойство, не зная, что ему делать с этим «я», с этой живою личностью. Отныне в его жизни имелось нечто чрезмерное, обременительное. Нечто или, скорее, некто, лишавший его права быть одному наедине со своей собственностью, некто, заставлявший его считаться со своими правами и, прежде всего, с правом на признание в качестве единственной и неповторимой личности. И с этим он не смог смириться. Он поспешил отойти; он, можно сказать, почувствовал угрозу в своих собственных владениях. Я стала для него самозванкой, незваным пришельцем; я позволяла себе быть личностью, тогда как он требовал от меня быть вещью, образчиком женственности, приятным и удобным. Он отстранился. Он стал смотреть на сторону; и в один прекрасный день он нашел другую женщину, которая, как он, по крайней мере, сам считал, соглашалась быть его вещью. После жестоких месяцев помрачения, когда я переходила от ярости к отчаянию, когда меня осаждали все искушения, я больше не могу на него сетовать. Сегодня я обладаю душевным миром, или, скорее, мир обладает мною.

И этим я обязана именно ему. Благодаря моим страданиям нелюбимой жены, мне открылось, какой любовью любит меня Бог. Отныне я знаю, что Бог любит меня не как образец человечества, и не ради того, что Он любит человечество, но потому, что я Агнесса. Он не как солнце, которое раздает свое тепло безразлично и бесстрастно всякому творению: Он дает мне Свою любовь, Он отдает мне Себя, потому что это я. Он не как дама-благотворительница, которая любит «бедных», но не дает себе труда заглянуть каждому из них в глаза и узнать хотя бы имя того, кому она помогает: с какой стати! Она любит «бедняков вообще». Но ничего подобного у Бога. Это меня, Агнессу, любит Бог, и любит потому, что я Агнесса. Он знает меня по имени от вечности. Он зовет меня по имени. Он с нетерпением ждет моего ответа. Он не ревнив к моей независимости и к моей личности. Они Ему, напротив, дороги: чего бы стоил мой ответ на Его любовь без них? Для Него я не являюсь вещью, которою владеют и которой пользуются, но свободным существом, свободой, которая отдает себя и которую Он безмерно уважает. Благодаря Его любви, я примирилась сама с собою и с другими. Бог открыл в моем сердце источники любви. Я наконец живу. И час молитвы для меня — время самой насыщенной жизни».

17. «Я так занят тобой»

Вы абсолютно правы, восставая против распространенной привычки говорить о Боге, приписывая Ему чисто человеческие мысли, чувства, поведение. Это большая ошибка, из-за которой профанируется Божественная тайна, и, в конечном счете, подготавливается почва для атеизма. Множество верующих вокруг нас впадают в нее, и началось это не сегодня. Уже Вольтер возвестил о ней в своей знаменитой формуле, которую я привожу по памяти: «Бог создал человека по образу Своему, но и человек воздал Ему сторицей». В то же время, вы заблуждаетесь, заключая Бога в облаке непознаваемости, словно мы принуждены согласиться с тем, чтобы ничего о Нем не знать! Правда, что Бог наш есть «Бог сокровенный» (Ис 45,15). Правда также, что Он совсем

иной, чем мы, Он Сам это провозглашает через пророка Осию: «Я Бог, а не человек» (Ос 11,9). Бог не есть образ человека, запомним это крепко. Но человек есть образ Божий. И потому свойства человека, в особенности свойства человеческого сердца, позволяют нам постигать совершенства любви Божией к нам. С одной стороны, Библия решительно и постоянно утверждает трансцендентность Всевышнего и отвергает возможность познавать Творца с помощью человеческого разума так, как мы познаем творение, а с другой — не колеблется говорить нам о Нем, прибегая к сравнениям с тварью. Она открывает нам в Боге чувства отца, который «ласково подкладывает пищу» (Ос 11,4); нежность матери: «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя!» (Ис 49,15); верность супруга: «Забудет ли человек жену юности своей? В жару гнева Я сокрыл от тебя лице Мое на время, но вечною милостью помилую тебя» (ср. Ис 54,6.8). Итак, глубоко благочестиво находить в Боге, как в их источнике, самые благородные, самые нежные, самые пылкие чувства человеческого сердца. Кстати, совсем недавно я вспоминал о вас, читая Ануя, и привожу вам то место, где описаны чувства мужа при виде своей юной супруги, уснувшей от усталости: «Довольно оказалось тебе умолкнуть, голове твоей склониться на мое плечо, и все… Другие продолжали смеяться, разговаривать вокруг меня, но я их уже покинул. Юноша по имени Ясон умер. Я был твоим отцом и твоей матерью; я был тем, кто несет голову Медеи, уснувшей на его плече. Что за мечты кружились в маленькой твоей женской головке, пока я был занят тобой? Я отнес тебя на наше ложе… Я только смотрел на тебя, спящую. Ночь была тиха, мы намного опередили погоню, посланную твоим отцом, мои товарищи бодрствовали с оружием в руках вокруг нас, и однако, я не смел сомкнуть очей. Я защищал тебя, Медея — хотя и не было опасности — всю эту ночь». Осознайте — и это будет для вас великим утешением, — что наш Бог не менее «человечен» по отношению к вам, когда вам случается задремать во время молитвы вечером, под конец тяжелого трудового дня. Я знаю, что вы увидите в этих словах не поощрение к небрежности, но совет довериться Тому, Кто любит вас более горячо, чем человек свою возлюбленную, и кто окружает вас Своей бесконечной заботливостью.

18. «Ты слишком робко просишь у меня»

Хвала, поклонение, предание себя любви Божией являются, пишете вы мне, великими движущими силами вашей молитвы. Я очень рад этому. Но не пренебрегайте, тем не менее, просительной молитвой, словно бы она была чем-то низшим, или же представляла собою уже пройденный этап. Никогда нельзя забывать ни об одной из так называемых целей молитвы: поклонении, благодарении, покаянии, прошении. Они являются стержнем церковной литургии, и они должны играть ту же роль в вашей личной молитве. Я часто замечал, что просительная молитва является надежным критерием, чтобы судить о подлинности духовной жизни: лже-мистики презирают ее, мистики подлинные находят в ней отраду. Святой — всегда попрошайка, пусть не у людских дверей, но у дверей Бога. Он доверчиво ожидает от Господа хлеба своего насущного, и более всего Он просит у Него благ духовных, которых он алчет еще больше, чем хлеба: возрастания веры, надежды, любви, разумения Креста и любви к нему, смирения, сокрушения, даров Святого Духа. К тому же, подлинно духовный человек помнит слова Учителя, также побуждающие его к просительной молитве: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20,35). Человек открывает в этих словах тайну сердца Христова, и для него призыв к просительной молитве не столько предписание, сколько дружеская доверительность. Так что именно эту радость давать стремится он доставить своему Богу, когда является перед Ним, как проситель. Спросите свое собственное отцовское сердце, не явит ли оно вам подобного свидетельстЯ нашел отголосок этой потребности и радости давать в одном письме св. Томаса Мора к его дочери. В нем с очевидностью можно обнаружить, что святость не угашает отцовских чувств, но наоборот, утончает их и углубляет, так, что они становятся как бы зеркалом, в котором отражаются чувствования Бога. Читая эти строки, где превосходный отец выражает

свою потребность и свою радость давать, уразумейте, что подобное расположение, несомненно, гораздо более пылко проявляется по отношению к вам у Бога, вашего Отца. «Ты просишь у меня денег, дорогая моя доченька, с чрезмерной робостью и сомнениями. Твой отец, ты хорошо это знаешь, постоянно готов давать тебе, и тем более, что твое письмо заслуживает не двух золотых филиппов за строчку, как платил Александр за стихи поэта Херилия, но, если бы только мой кошелек соответствовал моим желаниям, по две унции золота за каждую букву… Тем не менее, я посылаю тебе ровно столько, сколько ты просишь. Я бы, конечно, мог и прибавить, но если мне нравится давать, то мне нравится также, когда моя дочь ласково меня просит, как она умеет это делать. Так что поторопись потратить эти деньги, — я уверен, ты найдешь им хорошее применение, — и чем скорее ты снова ко мне обратишься, тем больше буду я доволен».