27 ноября 1911
Родной язык
Мой верный друг! мой враг коварный!Мой царь! мой раб! родной язык!Мои стихи — как дым алтарный!Как вызов яростный — мой крик!
Ты дал мечте безумной крылья,Мечту ты путами обвил,Меня спасал в часы бессильяИ сокрушал избытком сил.
Как часто в тайне звуков странныхИ в потаенном смысле словЯ обретал напев — нежданных,Овладевавших мной стихов!
Но часто, радостью измученИль тихой упоен тоской,Я тщетно ждал, чтоб был созвученС душой дрожащей — отзвук твой!
Ты ждешь, подобен великану.Я пред тобой склонен лицом.И всё ж бороться не устануЯ, как Израиль с божеством!
Нет грани моему упорству.Ты — в вечности, я — в кратких днях,Но всё ж, как магу, мне покорствуй,Иль обрати безумца в прах!
Твои богатства, по наследству,Я, дерзкий, требую себе.Призыв бросаю, — ты ответствуй,Иду, — ты будь готов к борьбе!
Но, побежден иль победитель,Равно паду я пред тобой:Ты — Мститель мой, ты — мой Спаситель,Твой мир — навек моя обитель,Твой голос — небо надо мной!
31 декабря 1911
Ответ
Растут дома; гудят автомобили;Фабричный дым висит на всех кустах;Аэропланы крылья расстелилиВ облаках.
Но прежней страстью, давней и знакомой,Дрожат людские бедные сердца, —Любовной, сожигающей истомойБез конца…
Как прежде, страшен свет дневной Дидоне,И с уст ее все та же рвется речь;Все так же должен, в скорбный час, АнтонийПасть на меч.
Так не кляните нас, что мы упрямоЛелеем песни всех былых времен,Что нами стон Катулла: «Odi et amo»[6] —Повторен!
Под томным взором балерин Дегаза,При свете электрической дугиВсе так же сходятся четыре глаза,Как враги.
И в час, когда лобзанья ядовитыИ два объятья — словно круг судьбы, —Все той же беспощадной АфродитыМы — рабы!
30–31 декабря 1911
Предчувствие
Во мгле, под шумный гул метели,Найду ль в горах свой путь, — иль вдруг,Скользнув, паду на дно ущелий?
Со мной венок из иммортелей,Со мной мой посох, верный друг,Во мгле, под шумный гул метели.
Ужель неправду норны пели?Ужель, пройдя и дол и луг,Скользнув, паду на дно ущелий?
Чу! на скале, у старой ели,Хохочет грозно горный дух,Во мгле, под шумный гул метели!
Ужель в тот час, как на свирелиВ долине запоет пастух,Скользнув, паду на дно ущелий?
Взор меркнет… руки онемели…Я выроню венок, — и вдруг,Во мгле, под шумный гул метели,
Скользнув, паду на дно ущелий.
1911
Властительные тени
Зову властительные тени.
А. Фет
Египетский раб
Я жалкий раб царя. С восхода до заката,Среди других рабов, свершаю тяжкий труд,И хлеба кус гнилой — единственная платаЗа слезы и за пот, за тысячи минут.
Когда порой душа отчаяньем объята,Над сгорбленной спиной свистит жестокий кнут,И каждый новый день товарища иль братаВ могилу общую крюками волокут.
Я жалкий раб царя, и жребий мой безвестен;Как утренняя тень, исчезну без следа,Меня с лица земли века сотрут, как плесень;
Но не исчезнет след упорного труда,И вечность простоит, близ озера Мерида,Гробница царская, святая пирамида.
7-20 октября 1911
Моисей
Пророк, чей грозный нимб ваятельРогами поднял над челом,Вождь, полубог, законодатель, —Всё страшно в облике твоем!
Твоя судьба — чудес сплетенье,Душа — противоречий клуб.Ты щедро расточал веленья,Ты был в признаньях тайных скуп.
Жрецами вражьими воспитан,Последней тайны приобщен,И мудростью веков напитан, —Ты смел смотреть во глубь времен.
Беглец гонимый, сын рабыни,Чужих, безвестных стад пастух,Ты с богом говорил в пустыне,Как сын с отцом, как с духом дух.
Ты замысл, гордо-необычный,Как новый мир, таил в себе,И ты, пришлец, косноязычный,Царю пророчил о судьбе.
Пастух, — ты требовал народа,Раб, — совершал ты чудеса.Тебе содействуя, природаТьмой облекала небеса.
Вчера преступник, нынче принятКак вождь, ты был гордыни полн:Ты знал, что жезл взнесешь, и сгинетПогоня меж взметенных волн.
Но что ж, несытый, ты замыслил?Тысячелетий длинный стройТы взмерил, взвесил и исчислил,Как свой удел, как жребий свой.
Народ пастуший и бездомный,Толпу, бродящую в песках,На подвиг страшный и огромныйТы дерзостно обрек в веках.
Сказал: «Ты сломишь все препоны!Весь этот мир, он — мой, он — наш!Я дам тебе мои законы, —Ты их вселенной передашь!
Что может мира жалкий житель?И что могу — я, человек?Ты будь моей мечты хранитель.Теперь, потом, в веках, вовек!»
Назначив цель, ты, год за годом,Водил в пустыне племена,Боролся со своим народом,Крепил умы и рамена;
Великий, строгий, непонятный,Учил мятущихся детей,Готовил их на подвиг ратный,Воспитывал ловцов людей.
И день настал. В дали туманной,Ты, с Нево, взорами обвелДалекий край обетованный,Поник челом и отошел.
Твой лик, спокойно-помертвелый,Взирал на ближний Галаад,Но знал ты, что во все пределыТвои глаголы долетят.
Какие б племена ни встали,Какие б ни пришли века,Им всем вручит твои скрижалиТвоих наместников рука!
Как древле, грозный и безмерный,Над буйным миром ты стоишь,И свой народ, поныне верный,Ведешь державно и хранишь.
Декабрь 1911
Клитемнестра
Сестра — царит в надменной Трое,Сестре — немолчный гимн времен,И славный будет славен вдвое,Когда он за сестру сражен.
Певцы, на царском шумном пире,Лишь о Елене станут петь,И в их стихах, и в громкой лиреЕй суждено вовек блестеть.
Не обе ли мы дщери Леды?И Зевс не также ль мой отец?Мне — униженья, ей — победы?Мне — в тернах, в розах — ей венец?
Не вся ль Эллада за ЕленуСтоит? Ахейские судаКрутят вдали морскую пену,И наши пусты города!
Мое Атрид покинул ложе,Привесил бранный меч к бедру,Забыл покой, — и за кого же?Не за меня, а за сестру!
И всё ли? Он не дочь ли нашу,Как жертву, на алтарь принес?И нет ее, и чем я скрашуОбитель старости и слез?
Всё — в дар забывшей честь и право,Двумужнице! в стенах враговСмеющейся борьбе кровавойИ родине кующей ков!
А я — отверженна, забвенна,Мне — прялка, вдовья участь — мне,За то, что буду неизменноЖдать мужа в яви и во сне!
Нет! если людям на презреньеЯ без вины осуждена, —Да совершатся преступленья!Да будет подлинно вина!
Да будет жребий мой заслужен,Неправый суд да будет прав!Душе — венец позора нужен,Взамен венца похвал и слав!
О, эвмениды! мне не страшенБичей, взнесенных вами, свист!Спеши ко мне и скрой меж брашенКлинок убийства, мой Эгист!
1911