Осень 1940
Аленушка
1
Когда весна зеленаязатеплится опять —пойду, пойду Аленушкойнад омутом рыдать.Кругом березы кроткиесклоняются, горя.Узорною решеткоюподернута заря.
А в омуте прозрачнаявода весной стоит.А в омуте-то братец мойна самом дне лежит.На грудь положен камушекграненый, не простой…Иванушка, Иванушка,что сделали с тобой?!
Иванушка, возлюбленный,светлей и краше дня,—потопленный, погубленный,ты слышишь ли меня?
Оболганный, обманутый,ни в чем не виноват,—Иванушка, Иванушка,воротишься ль назад?
Молчат березы кроткие,над омутом горя.И тоненькой решеткоюподернута заря…
2
Голосом звериным, исступленная,я кричу над омутом с утра:— Совесть светлая моя, Аленушка!Отзовись мне, старшая сестра.
На дворе костры разложат вечером,смертные отточат лезвия.Возврати мне облик человеческий,светлая Аленушка моя.
Я боюсь не гибели, не пламени:оборотнем страшно умирать.О, прости, прости за ослушание!Помоги заклятье снять, сестра.
О, прости меня за то, что, жаждая,ночью из звериного следанапилась водой ночной однажды я…Страшной оказалась та вода…
Мне сестра ответила: — Родимая!Не поправить нам людское зло.Камень, камень, камень на груди моей.Черной тиной очи занесло…
…Но опять кричу я, исступленная,страх звериный в сердце не тая…Вдруг спасет меня моя Аленушка,совесть отчужденная моя?
1940
Колыбельная другу
Сосны чуть качаются —мачты корабельные.Бродит, озираетсяпесня колыбельная.
Во белых снежках,в вяленых сапожках,шубка пестрая,ушки вострые:слышит снега шепоток,слышит сердца ропоток.
Бродит песенка в лесу,держит лапки на весу.В мягких варежках она,в теплых, гарусных,и шумит над ней сосначерным парусом.
Вот подкралась песня к дому,смотрит в комнату мою…Хочешь, я тебе, большому,хочешь, я тебе, чужому,колыбельную спою?
Колыбельную…Корабельную…
Тихо песенка войдет,ласковая, строгая,ушками поведет,варежкой потрогает,чтоб с отрадой ты вздохнул,на руке моей уснул,чтоб ни страшных снов,чтоб не стало слов,только снега шепоток,только сердца бормоток…
1940
Европа. Война 1940 года
Илье Эренбургу
1
Забыли о свете вечерних окон,задули теплый рыжий очаг,как крысы, уходят глубоко-глубоков недра земли и там молчат.А над землею голодный скрежетжелезных крыл, железных зубови визг пилы: не смолкая, режетдоски железные для гробов.Но все слышнее, как плачут дети,ширится ночь, растут пустыри,и только вдали на востоке светитузенькая полоска зари.И силуэтом на той полоскекруглая, выгнутая земля,хата, и тоненькая березка,и меченосные стены Кремля.
1940
2
Я не видала высоких крыш,черных от черных дождей.Но знаю по смертной тоске своей,как ты умирал, Париж.
Железный лязг и немая тишь,и день похож на тюрьму.Я знаю, как ты сдавался, Париж,по бессилию моему.
Тоску не избудешь, не заговоришь,но все верней и вернейя знаю по ненависти своей,как ты восстанешь, Париж!
1940
3
Быть может, близко сроки эти:не рев сирен, не посвист бомб,а т и ш и н у услышат детив бомбоубежище глухом.И ночью, тихо, вереницейиз-под развалин выходя,они сперва подставят лицапод струи щедрого дождя.И, точно в первый день творенья,горячим будет дождь ночной,и восклубятся испареньянад взрытою корой земной.И будет ветер, ветер, ветер,как дух, носиться над водой……Все перебиты. Только детиспаслись под выжженной землей.Они совсем не помнят года,не знают — кто они и где.Они, как птицы, ждут восходаи, греясь, плещутся в воде.А ночь тиха, тепло и сыро,поток несет гряду костей…Вот так настанет детство мираи царство мудрое детей.
1940
4
Будет страшный миг —будет тишина.Шепот, а не крик:«Кончилась война…»
Темно-красных рекропот в тишине.И ряды калекв розовой волне…
1940
5
Его найдут в долине плодородной,где бурных трав прекрасно естество,и удивятся силе благороднойи многослойной ржавчине его.Его осмотрят с трепетным вниманьем,поищут след — и не найдут следа,потом по смутным песням и преданьямопределят: он создан для труда.И вот отмоют ржавчины узоры,бессмертной крови сгустки на броне,прицепят плуги, заведут моторыи двинут по цветущей целине.И древний танк, забыв о нашей ночи,победным ревом сотрясая твердь,потащит плуги, точно скот рабочий,по тем полям, где нес огонь и смерть.
1940
6
Мечи острим и готовим латызатем, чтоб миру предстала Тынеоборимой, разящей, крылатой,в сиянье Возмездия и Мечты.К тебе взывают сестры и жены,толпа обезумевших матерей,и дети, бродя в городах сожженных,взывают к тебе: — Скорей, скорей!—Они обугленные ручонкитянут к тебе во тьме, в ночи…Во имя счастливейшего ребенкалаты готовим, острим мечи.Все шире ползут кровавые пятна,в железном прахе земля, в пыли…Так будь же готова на подвиг ратныйосвобожденье всея земли!
1940
«Не знаю, не знаю,
живу — и не знаю…»
Не знаю, не знаю, живу — и не знаю,когда же успею, когда запоюв средине лазурную, черную с краязаветную, лучшую песню мою.
Такую желанную всеми, такуюеще неизвестную спела бы я,чтоб люди на землю упали, тоскуя,а встали с земли — хорошея, смеясь.
О чем она будет? Не знаю, не знаю,а знает об этом июньский прибой,да чаек бездомных отважная стая,да сердце, которое только с тобой.
Март 1941
«Я так боюсь,
что всех,
кого люблю…»
Я так боюсь, что всех, кого люблю, утрачу вновь…Я так теперь лелею и коплю людей любовь.
И если кто смеется — не боюсь: настанут дни,когда тревогу вещую мою поймут они.
Май 1941
НАЧАЛО
«Мы предчувствовали
полыханье…»
Мы предчувствовали полыханьеэтого трагического дня.Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.Родина! Возьми их у меня!
Я и в этот день не позабылагорьких лет гонения и зла,но в слепящей вспышке поняла:это не со мной — с Тобою было,это Ты мужалась и ждала.
Нет, я ничего не позабыла!Но была б мертва, осуждена —встала бы на зов Твой из могилы,все б мы встали, а не я одна.
Я люблю Тебя любовью новой,горькой, всепрощающей, живой,Родина моя в венце терновом,с темной радугой над головой.
Он настал, наш час, и что он значит —только нам с Тобою знать дано.Я люблю Тебя — я не могу иначе,я и Ты — по-прежнему — одно.
Июнь 1941