«Я приехала сюда, где само место говорит о стольких минутах, часах, днях, когда я была несказанно счастлива. Мне необходимо разобраться в самой себе. После разрыва с А. прошло уже почти два года, но я до сих пор страдаю… Пусто, гулко в душе. Мне надо разорвать ту нить, что связывает меня с прошлым. Прошлое мучит меня, я топчусь на месте и не могу двигаться дальше. Иногда мне кажется, что мне вообще не стоит жить. Я ничтожна, слаба, я недостойна этой жизни. И в то же время что-то мне подсказывает, что мною движет обида, подчас отчаянье… Надо набраться терпения и ждать … Говорят, если передоверить свои мысли бумаге — обида исчезнет, боль пройдет. Что ж… Надо попробовать. Только с чего начать? Может, с того дня, когда я впервые встретила ЕГО? Надо покопаться в памяти… Или все же не стоит?»
Обрывочные фразы, начатые и незаконченные предложения. Перечеркнутые фразы. Вырванные страницы. Как тяжело давались Маргарет откровения! А вот это можно разобрать…
«Ну и самое интересное — первый мужчина, и второй, и сто сорок второй. А назову все это: „Моя первая тысяча мужчин“».
Артура как кипятком обдало — Маргарет всегда любила крайности. После него, вероятно, решила качество заменить количеством. Но все равно с тысячей перегнула, решил он, сделал еще глоток «Уокера», мельком взглянул на рьяно горящие поленья и снова начал листать тетрадь.
Маргарет писала о своем детстве, как она играла в мячик, прыгала через скакалку, занималась музыкой. Много страниц было посвящено матери — танцовщице из ночного кабаре, бабушке, которая приехала в Англию из Польши и служила горничной.
Артур перелистывал страницу за страницей. Снова о матери, снова о бабушке, опять о матери, еще и еще раз о бабушке. Как странно, подумал он, за все годы, что мы жили в супружестве, Маргарет никогда не говорила о своих родных. А может, и говорила, а я просто не слушал?..
Одну за другой он переворачивал страницы. Ничего особенного — о подружках, о музыке, об ожидании любви.
Артур сделал глоток виски. Поленья уже пылали вовсю, обдавая его жаром. Он снял куртку и снова положил тетрадь на колени. Большая часть страниц была прочитана, но ни слова о тысяче мужчин! Артур стал судорожно перелистывать тетрадь. Одноклассницы, девчонки, с кем пела в хоре, снова и опять о Бахе, Моцарте, Гершвине… Вот…
«Бывает — раз и влюбишься! Синие глаза, темные волосы, улыбка, от которой становится жарко. Какой все же Пирс Броснан красавчик. О, мой агент 007…»
Тьфу, три страницы об актере и ни слова ни об одном реальном мужчине! Артур бегло пересмотрел написанное в тщетной надежде хоть раз наткнуться на собственное имя, заглянул в конец тетради. На последней странице он нашел только круглую рожицу с выпученными глазами и высунутым языком.
В порыве раздражения Артур кинул тетрадь в огонь. Пламя вспыхнуло с новой силой.
Все потеряно, он так ничего и не узнает о мужчинах, которых любила Маргарет. И были ли все эти тысяча и один мужчина? Может, как и он, Маргарет пыталась найти забвение в объятиях других мужчин, но никто не смог вытеснить любовь к нему из ее сердца?
Где же ты, моя единственная? Где, моя Марго? — подумал Артур, как вдруг, будто кто-то невидимый вошел в дом, потянуло холодом. Он даже оглянулся, не открылась ли входная дверь. Нет, деревянная дверь была на месте. Он еще раз глотнул виски, встал, прошел в другую комнату. Широченная, в треть комнаты, кровать была такой же, какой он ее помнил: деревянные спинки, вздымающийся бугром в изголовье клетчатый плед. Одним рывком он откинул покрывало. Ничего особенного — пододеяльник в мелкий цветочек, такие же наволочки. Отогнув край одеяла, он убедился, что простыня белая. Как когда-то, когда они с Маргарет проводили здесь свой медовый месяц.
Неожиданно для него самого в носу засвербело, глаза заволокло влагой. Артур упал навзничь на кровать и разразился слезами. Плакал он самозабвенно, не стесняясь ни громких рыданий, ни шумных всхлипов. Да и кого было стесняться в пустоте и гулкости старого коттеджа?.. Наконец слезы иссякли, веки налились тяжестью, глаза — как песком запорошило. Но, как ни странно, в душе он ощутил некую пустоту: ни горечи, ни страха, ни обиды, ни сожаления. Наоборот, его обуяло некое предчувствие неизбежного открытия. Наверное, впервые он осознал, что какая-то важная глава его жизни завершена. А может, не глава, а целая книга? Или всего лишь черновик? Ему захотелось еще раз прочесть все, что написала Маргарет. Он понял — что-то очень важное ускользнуло от его внимания.
Как безумный, он вскочил с кровати и метнулся к камину. Поленья, превратившись в угли, полыхали жаром. От тетради осталась лишь почерневшая пружина.
Он тяжело опустился в кресло. Гулкими ударами сердце билось о грудную клетку. И тут на Артура нашло озарение — он совершенно не знал собственной жены. Они занимались любовью, спали-ели вместе, но она так и осталась для него незнакомкой.
Артур потер грудь ладонью. Если бы он не был так привязан к своей суетливой и такой предсказуемой жизни. Если бы его мать не была столь привержена традициям. Если бы он, как и положено взрослому мужчине, смог признаться родителям, что женился по любви, а не глядя на родословную своей невесты. Если бы, если… Все могло бы быть по-другому. Ведь можно же было устроить свою жизнь так, чтобы каждому нашлось удобное место за столом и пирог со сладкой начинкой.
Он облизнул пересохшие губы, будто хотел почувствовать давно забытый вкус. Только однажды, когда он учился в колледже, он ел пирог с лесными ягодами, которым угостил его сосед по парте. Пирог был таким вкусным, что Артур не заметил, как капля джема упала прямо на исписанную страницу тетради. Его одноклассник ахнул, но тут же рассмеялся. Это был всего лишь черновик.
Если б у человека была возможность сначала проживать свой черновик, а уж потом жить набело… — невесело подумал Артур, смежил глаза, и помимо воли на него нахлынули воспоминания.
Маргарет стоит на лужайке перед коттеджем. Зачарованно он смотрит, как солнце очерчивает золотым ободком весь ее силуэт. Потягиваясь, она поднимает руки к небу, волоски на ее руках вспыхивают искорками. Он подходит к ней сзади, утыкается в шею, вдыхает ее дурманящий запах… Она поворачивается к нему, обнимает за плечи и целует, целует, целует… Его руки обхватывают ее бедра, под легким платьишком ничего нет. Она тянет его в сторону, в тень коттеджа, снова отворачивается от него, опираясь ладонями о стену, раздвигает ноги. Ее ягодицы в ожидании подрагивают, но он не спешит — Маргарет, его жена, она так красива! Ветерок играет ее волосами, теребит волан на горловине платья. Он прижимается лицом к ее ягодицам, вдыхая свежий запах ее тела. Не страсть, а нежность окутывает его. Сантиметр за сантиметром он начинает покрывать поцелуями ее бедра, ягодицы, поднимается вверх по позвоночнику, касается губами мочки ее уха. Маргарет стонет, приподнимаясь на цыпочки, еще шире раздвигает ноги. И вот тогда он наконец входит в нее. И когда, опустошенный, отстраняется, она подносит ему кружку с вкуснейшей, обжигающей горло чистой водой.