— Бенвенуто!
Возглас матери — только она звала его Бенвенуто — мгновенно заставил забыть об удовольствии, вызванном живописным видом. На миг он испытал почти досаду, оттого что вынужден был пожертвовать внутренним покоем ради спора, который ему предстояло выдержать. Но затем здравый смысл и чувство долга восторжествовали над раздражением, и Бен направился к матери с улыбкой неподдельной радости.
— Mamma, — ласково пробормотал он, оказавшись в ее объятиях. — Come stai, cara? Tu stai bene?[1]
Софи сердечно приветствовала сына, взяв его лицо в ладони и вглядываясь в него так, словно надеялась заметить какие-нибудь значительные перемены в его внешности. Бен обнаружил, что его напряжение растет. Это нелепо, понимал он, но чувствовал: Софи сразу поняла — это не просто визит вежливости после путешествия за границу. Но что еще она увидела в его глазах? Неужели его мысли — для матери открытая книга?
— Ты выглядишь усталым, — наконец произнесла она на тосканском наречии, которое всегда считала самым чистым из диалектов Италии. — По-моему, этот курс лекций в Австралии и Новой Зеландии оказался для тебя более напряженным, чем ты думал. — Ее темные глаза, так похожие на глаза Бена, сузились. — Или же в этой усталости повинна какая-нибудь женщина?
Бен испустил глубокий вздох, но облегчения не испытал.
— Да, поездка выдалась утомительной, — подтвердил он, высвобождаясь из цепких пальцев Софи и напуская на себя задумчивое выражение. — Но вернуться домой так приятно! Я не прочь отдохнуть.
Софи широко распахнула глаза.
— Ты хочешь остаться здесь?
Бен проклял свой болтливый язык.
— Не совсем так, — торопливо поправился он и взглянул в сторону машины, но потом решил занести вещи в дом немного позднее. — Покамест мне достаточно выпить чего-нибудь холодного, и побольше. Я не останавливался перекусить и потому извелся от жажды.
— Ну конечно!
Окинув сына еще раз внимательным взглядом, Софи повела его в дом. На некоторое время она отвлеклась, но Бен прекрасно понимал, что мать не забудет его неуклюжий отказ отдохнуть на вилле.
Вилла, которую Гвидо купил бывшей жене, казалась слишком большой для одинокой женщины и ее сына. Просторные комнаты, выложенные прохладной плиткой, были элегантно обставлены — гораздо элегантнее, чем дом в Генуе, и Бен часто размышлял, не вынашивала ли Софи планы перещеголять новый дом Гвидо в Лондоне. Разумеется, такой роскоши, как четыре спальни, в каждой из которых имелась собственная гардеробная и великолепная ванная, Софи не знала до замужества. Тосканское селение, откуда она была родом и где до сих пор жила бабушка Бена, считалось захолустьем и не менялось на протяжении жизни нескольких поколений. Во многих отношениях Бен завидовал своим так называемым «бедным» родственникам, несмотря на презрение к ним матери. Пусть его двоюродные братья и сестры лишены тщеславия, как часто заявляла Софи, по крайней мере они счастливы и не сомневаются в своем будущем.
Бен с неподдельным удовольствием огляделся по сторонам. Софи поддерживала в доме безукоризненный порядок. Темно-красные плитки под ногами Бена отражали полированное дерево балкона над его головой, а за дверью в форме арки просторная гостиная сияла такой же чистотой. Разумеется, мать Бена жила здесь не в полном одиночестве. Для домашней работы и ухода за садом она наняла супружескую пару своего возраста. Но Софи сама готовила еду — даже если Марии потом приходилось убирать на кухне — и, когда Бен появлялся на вилле, ухаживала за ним сама. Она уверяла, что ей нравится содержать в чистоте его комнату и гладить ему рубашки, и если у Бена имелись какие-нибудь возражения, ему хватало ума держать их при себе.
Вилла занимала почти половину акра, большинство ее комнат располагались на первом этаже. Но две спальни находились наверху, и Бен подумал, что Кэсс вполне могла бы занять одну из них, как прежде, если только мать согласится принять ее. Комнаты самого Бена, как и Софи, помещались внизу, а в пристройке, к которой вела аллея, жили Мария и Карло Альваро.
Мария Альваро хлопотала вместе с Софи, когда Бен вошел в кухню, чтобы помочь им. Эта миниатюрная седовласая пятидесятилетняя женщина выглядела гораздо старше Софи, та была высока ростом, как ее сын, а ее черных длинных волос лишь слегка коснулась седина. Мария суетилась, нагружая поднос по указаниям Софи, но, когда вошел Бен, подняла голову и встретила его теплой улыбкой.
— Как приятно снова видеть вас здесь, signore, — робко произнесла Мария — она до сих пор испытывала трепет перед своей хозяйкой. — Вы прекрасно выглядите. Должно быть, воздух Австралии пошел вам на пользу.
Бен усмехнулся, но Софи нетерпеливо вмешалась и довольно резко возразила экономке:
— Вовсе и не прекрасно, а очень даже устало. Но беспокоиться не о чем, Мария: я позабочусь, чтобы этим летом он хотя бы немного отдохнул.
Уголки губ Бена дрогнули, но он предпочел не вступать в спор, подошел поближе и взял с подноса банку пива. Отодвинув подсунутый матерью стакан, он вскрыл банку и отхлебнул пенистой ледяной жидкости.
— Нектар! — проговорил он, снова поднося банку к губам. Софи пристально наблюдала, как быстро сын опустошает банку.
— Лучше бы ты подождал на террасе, — наконец заявила она, когда он вытер рот тыльной стороной ладони. — Значит, вот чему ты научился за границей — пить пиво прямо из банки и пользоваться рукой вместо салфетки?
Скорчив насмешливую гримасу, Бен пренебрег замечанием.
— Ты сама готовила ветчину? — спросил он и схватил с тарелки тонкий ломтик, прежде чем Софи успела остановить его. И заработал шлепок по руке. — Восхитительно! Забудь про мой вопрос.
— Думаешь, я стану покупать готовую ветчину? — Его мать фыркнула. — Нет уж, пожалуйста, иди и посиди где-нибудь. Кухня — не место для мужчины, незачем тебе путаться у Марии под ногами.
Лицо экономки красноречиво свидетельствовало о ее удивлении от подобных слов, но Бен решил не вмешиваться в дела женщин. Самостоятельность Бена всегда служила источником раздражения Софи. По ее мнению, вместо того чтобы приобретать квартиру во Флоренции, ему следовало купить дом: в этом случае у нее появилась бы возможность делить свое время между Кальвадо и домом сына и в обоих местах чувствовать себя хозяйкой.
Покинув кухню, обставленную по последнему крику моды, Бен пересек холл и вошел в большую гостиную, которую Софи именовала «салоном». Его окружили светлые и спокойные тона мягких бархатных диванов и стен, украшенных тщательно подобранными картинами. Софи любила искусство, хотя никогда не считала себя знатоком. Имелось на вилле и несколько скульптур: одни — уникальные, а другие, по мнению Бена, просто омерзительные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});