Читать интересную книгу Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

Мое дело — описывать, а вовсе не толковать их деяния. И начать я хочу с возвращения с берегов Внешнего моря[53] прямо на войну, когда уже шел ее последний, шестнадцатый год. Если боги, которые конечно же не существуют, проявят милость, что в общем-то им несвойственно, я выполню свою задачу.

Глава I

Возвращение в Карт-Хадашт

Пятнадцать гаул[54] шли по морю, выстроившись в два ряда. Паруса надувались, захватывая в себя тугие струи свежего осеннего ветра, налетевшего с запада. Тем не менее ни один из кораблей ни разу не нарушил строя благодаря тяжелому грузу, хранящему я во вместительных трюмах. В основном это были добытые в иберийских рудниках слитки железа, которых с таким нетерпением ждали в кузницах Карт-Хадашта.

На парусах головного корабля был нарисован огромный красный глаз. Капитан, коротко поговорив с сидящими на корточках в носовой части судна лучниками, быстрыми шагами прошел на корму. Подобно кормчему, он также носил плетеные сандалии с толстыми корковыми подошвами и кожаный панцирь поверх изрядно перепачканной туники[55]. Нервно дергая ее за край, он еще раз внимательно оглядел палубу, проверяя, все ли в порядке. Лежавший возле мачты вверх днищем челн, как и положено, был прикреплен к настилу, у бочки с водой крышка была намертво прикручена веревками, а обычно беспорядочно разбросанные бухты просмоленных канатов аккуратно сложены возле правого борта. Одним словом, придраться было не к чему.

Капитан удовлетворенно буркнул, ловко поднялся по двум ступеням на открытый низкий мостик, кивнул отважившемуся плыть с ними в Карт-Хадашт молодому купцу и, приложив ладонь ко лбу, начал пристально всматриваться в далекий ливийский берег, где через рапные промежутки времени вспыхивали огненные блики сигнальных костров.

Начальник лучников, тоже надевший поверх туники кожаный панцирь, раздраженно повел плечами. Свой красный плащ он оставил в нижней каюте, а шлем с красным плюмажем небрежно бросил себе под ноги.

— Лучше бы ты смотрел на море, — прохрипел он, качнув кольцами в ушах.

— Зачем? — удивленно сощурился капитан. — Ну да, понятно. Вон они. Пять… Нет, семь триер. Эх, если бы Мелькарт разнес их на куски.

Он замотал головой и несколько раз провел дрожащей от волнения рукой по седой бороде.

— Ты только не волнуйся. — Начальник лучников весело щелкнул языком и встал рядом с кормчим, тяжело ворочавшим штурвал. — А ты не вздумай менять направление.

— Не беспокойся, сынок… Я хотел сказать, господин. — Кормчий дерзко ухмыльнулся, навалился грудью на штурвал и искоса взглянул на воду, бурлившую прямо под мощным тараном с кованым наконечником, висевшим на бронзовых кольцах возле верхней палубы, — Хорошо бы, конечно, нам плыть быстрее.

Из-за тяжелого груза гаулы даже при попутном ветре не могли увеличить скорость.

Неожиданно трое матросов дружно опустились на колени возле мачты, закрыли глаза и подняли руки. Их глотки исторгли непонятные хриплые звуки, а обнаженные до пояса мускулистые тела ритмично начали раскачиваться взад-вперед.

— Сардинцы, — пояснил капитан, вплотную приблизившись к купцу. — Они, Антигон, молят богов даровать им милость в ином мире.

— Если мир иной столь же ужасен, как их язык… — На лице Антигона мелькнула легкая улыбка, он отвернулся и вновь стал рассматривать приближающиеся вражеские корабли.

Триеры все больше и больше набирали ход. Весла дружно вылетали из воды и вновь вонзались в нее. Антигон скорбно вздохнул и медленно натянул панцирь. Уже отчетливо были видны абордажные мостики, приготовленные к броску. Пока еще никому не удавалось отбить атаку легионеров, сбегавших по ним на корабли. Вообще римский флот появился всего тринадцать лет назад, то есть лишь через три года после начала Великой Сицилийской войны. Свои корабли римляне строили по образцу пунийских судов, выброшенных бурей на берег, а отсутствие должного опыта постарались возместить абордажными мостиками, превращавшими морские сражения в своего рода «наземные бои».

Начальник лучников, видимо, был согласен с Антигоном.

— Сегодня эти проклятые «вороны» пользы им не принесут, — вполголоса сказал он. — Римлянам не удастся вонзить свои «клювы» в борта наших гаул.

Взмахом руки он дал знак капитану. Тот мгновенно сунул три пальца в рот и громко свистнул. Матросы гурьбой выбежали из трюма и разбежались по своим местам, а начальник лучников вынул из-под шлема рожок и поднес его к губам.

Уцелевшие в битвах римские триеры с некоторых пор нападали у берегов Ливии на гаулы и при появлении вдалеке кархедонских военных кораблей тут же исчезали. Тогда пунийский наварх распорядился отправить на запад дополнительно еще несколько судов. Их капитанам было приказано ждать возле Гиппона до тех пор, пока здесь не соберется достаточное количество гаул, идущих в Карт-Хадашт. На них заранее разместили отряды лучников. Замысел выманить римские корабли из укромных бухт, по словам начальника одного из отрядов, целиком принадлежал Гамилькару.

— Убрать паруса! Развернуться вправо! — прогремел над палубой голос капитана.

Антигон напрасно пытался уловить в нем малейшие признаки страха или сомнения.

Все пятнадцать гаул в точности выполнили приказ и разомкнули строй, образовав довольно широкий проход.

На шести пунийских пентерах, слегка отставших и потому до последней минуты скрытых от вражеских глаз, паруса внезапно обвисли. Зато весла, вылетевшие из гребных окошек, вспенили зеленоватую воду, и корабли, подобно стае вспугнутых птиц, стремительно понеслись навстречу триерам.

— А теперь поднять паруса! Вернуться в прежнее положение!

Дождавшись, пока полотнища парусов надулись под порывом ветра, кормчий снова вцепился в рукояти штурвала.

— Какие же все-таки римляне глупцы, — пробормотал начальник лучников.

Гаулы снова шли сомкнутым двухрядным строем.

— Но почему? — Антигон чуть наклонял голову, прислушиваясь к хлопкам широких парусов, напоминавшим щелканье бича. Не на шутку разыгравшийся ветер сносил в сторону дикие звуки рожка.

— Обычно купеческие суда начинают метаться при появлении вражеских военных кораблей или пиратов. Римляне видели, что мы не разбежались, как перепуганные гуси, и вообще-то должны были заподозрить неладное.

С кормы головной гаулы было невозможно разглядеть полную картину боя. Одна из пентер пронеслась между двумя триерами, круша и ломая их несла. Римляне не могли перебросить абордажные мостики ни с носа, ни с кормы, так как пентера держалась на должном расстоянии от них. Стоявшие на ее палубе балеарские пращники[56] вместе с двумя маленькими вращающимися катапультами обрушили ка левую триеру град камней и свинцовых шаров, утыканных заостренными иглами. Одновременно лучники-гетулы[57] выпустили по правой триере целый рой горящих стрел. Римский корабль тут же занялся огнем.

Антигон на мгновение закрыл глаза, а открыв их, увидел, как пентера, чуть накренившись на разведенной носом волне и зачерпнув низким бортом воду, крутанулась на одном месте и всадила кованый наконечник тарана несколько ниже кормового весла второго римского судна. Треск ломаемого дерева показался Антигону ударом грома. Римляне напрасно пытались вцепиться в борта пентеры крючковатым концом абордажного мостика. Он лишь царапнул железную обшивку носовой части и соскользнул вниз. Пентера отвалила в сторону, уводя за собой таран. Триера накренилась, перевернулась и с громким засасывающим звуком скрылась в морской пучине.

Антигон мрачно склонил голову. Бурлящая на месте затонувшего римского корабля вода почему-то вызвала у него чувство горечи. Вокруг бурно ликовали матросы и лучники. Старый опытный капитан радовался победе, как мальчишка. Он прыгал вверх-вниз, стуча корковыми подошвами о деревянный настил. Антигон поморщился. Звук был ему неприятен. Кормчий, скаля в улыбке кривые зубы, чуть ли не до хруста позвонков вертел головой, боясь упустить подробности увлекательного зрелища. Начальник лучников схватился за край борта так, что даже побелели костяшки пальцев, и сорванным голосом выкрикивал одни и те же слова:

— В погоню! В погоню за ними!

Уже ничто не могло спасти римскую флотилию. Две триеры камнем пошли ко дну. Еще на двух горело все: и борта, и надстройки, и мачты со скатанными парусами. Пентеры догнали два последних судна и постепенно брали их в кольцо. Антигон нахмурился и медленно стянул с себя кожаный панцирь.

— Иногда полезно немного отвлечься, — полушутя-полусерьезно произнес капитан, — но за это тебе, господин, платить не придется.

Антигон лишь вежливо улыбнулся в ответ. Он заплатил за переход до Карт-Хадашта и даже не счел нужным упомянуть, что оба корабля с нарисованным на парусах красным глазом Мелькарта принадлежали именно ему. Капитан просто не поверил бы двадцатилетнему юноше.