Читать интересную книгу Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

Я умоляюще посмотрел на него:

— Поедем со мной. Я как раз собираюсь покончить со всеми делами. Часть денег так и так принадлежит тебе. Александрия — более-менее свободный город, правда лишь до тех пор, пока очередной римский посол не потребует твоей выдачи. Но хотя бы несколько дней ты там проведешь спокойно, а я за это время улажу свои дела.

— А потом?

— В Аравийском море вода не менее соленая. — Я призывно вскинул руки, — Или, например, древние пунийские города по ту сторону Столбов Геракла[31] — Лике[32], Карт-Ганнон, Счастливые острова[33]. Или Индия…

Он выдавил на лице улыбку:

— Два старика вздумали уйти от судьбы. Нет, Тигго, забудь об этом. Я должен, как и прежде, творить историю. Неужели ты думаешь, что теперь, когда мне уже за шестьдесят, я смогу заставить себя забыться и, попивая вино, спокойно смотреть на мир!

— Но ведь эта твоя вифинская затея, она же совершенно бессмысленна.

— Нет, не совсем. Есть одна возможность.

— Какая? Где?

— Если Прусий прислушается к моим словам, если он предоставит мне свободу действий, тогда Пергам неминуемо ждет поражение. И тогда именно здесь, на Боспоре, можно будет начать все заново.

Он считал, что Никомедия не подходит для осуществления его целей из-за своего местоположения. Гораздо разумнее было бы воздвигнуть прямо на Боспоре новый город или же просто использовать уже существующий полис[34] — например, Византий[35], который, правда, в настоящее время является союзником Рима. Расположенный на стыке Европы и Азии, по причине своей удаленности от Рима, по мнению сенаторов, не представляющий для него опасности и в то же время остающийся в пределах Ойкумены, — одним словом, можно было бы не только способствовать расширению торговых связей, но и оказывать влияние на политические события. А имея в распоряжении более-менее сильный флот и хорошо обученную армию, защитить его не составит труда…

— Рано или поздно, — брезгливо поморщился Ганнибал, — устроившие между собой свару греческие селения Афины и Спарта поймут, что для них просто нет другого выбора. Иначе Рим раздавит их. Под властью пунов сицилийские города жили собственной жизнью, теперь у них все подчинено желаниям Рима. Он не только установил там свои законы, но и посягнул на нравы и обычаи их обитателей. Вероятно, он еще заставит покоренные народы поклоняться единому богу, и это будет самое ужасное…

Вопреки желанию я был вынужден признать, что это была не просто единственная возможность противостоять Риму, нет, это был очень хорошо продуманный план. На меня он произвел сильное впечатление. Подумать только, на восточной окраине Ойкумены возникнет метрополия[36], которая станет связующим звеном между македонцами, фракийцами, армянами, персами, жителями Месопотамии, арабами, греками и скифами! Эдакое единство в многообразии, выгодно отличающееся от римского монолита с его стремлением задушить любое инакомыслие. Я отчетливо себе это представил в виде мозаики: осколки стекла плотно подгоняются друг к другу, и возникает цельное изображение. Именно так Византий притянет к себе государства, возникшие на развалинах империи Александра Великого. Характерно, что сделают они это совершенно добровольно, и тогда, образно выражаясь, обутые в кожаные сандалии ноги римских легионеров уже не смогут вдребезги разнести новый мозаичный узор.

— А Прусий… — Я осекся, не закончив фразы.

Ганнибал тяжело вздохнул:

— Не забывай, что эллины и пуны вот уже чуть ли не шестьсот лет враждуют между собой. Одно дело — принять у себя пунийского полководца, покрытого не только славой, но и пылью после долгих странствий. Но позволить ему стать основателем могучей державы… Сыновей же Прусия боги просто лишили разума.

У меня чуть слезы не выступили на глазах — такая безнадежность звучала в его голосе. Ведь осуществление грандиозного замысла, от которого даже дух захватывало, всецело зависело от того, предоставит ли хитрый правитель крошечного государства свободу рук величайшему стратегу в истории.

— Но Пергам — союзник Рима, — поспешил напомнить я ему, — и если Евмен потеряет все свои владения, сюда придут легионеры.

— Я постараюсь не допустить этого, — Ганнибал оперся подбородком на скрещенные ладони, — Я отнюдь не намерен полностью сокрушать Пергам, а хочу лишь… немного умерить его притязания. Я предложу ему такие выгодные условия, что Евмен после разгрома своего войска непременно примет их. В Рим же отправятся послы с предложением заключить мирный договор и принять участие в претворении в жизнь другого, еще более величественного плана.

В багряном отсвете лучей заката он выглядел совсем юным, не знающим, что такое бег времени, и мне вдруг показалось, что он сейчас снимет повязку и ободряюще подмигнет вторым глазом.

— Что ты еще задумал?

— Речь о завоевании и заселении земель, населенных скифами, фракийцами, кельтами и германцами. Мы вместе дойдем до Истра. По-моему, здесь его называют Данувий[37].

Воцарившееся молчание я осмелился прервать лишь после того, как полная луна залила небо мертвенно-бледным светом.

— Для старика купца такие планы слишком уж грандиозны, — наконец прохрипел я.

Он, похоже, даже не услышал меня.

— Если они согласятся и протянут руки на Север, их чрево на Юге окажется совершенно беззащитным, а если откажутся… что ж, я хотя бы выиграю время.

Он постоял в раздумье и с нескрываемой горечью заявил:

— Я никогда не испытывал ненависти к Риму, ты это хорошо знаешь, Тигго. Я только хотел, чтобы Рим уважал права Карт-Хадашта и признал его равным себе. Но для него это совершенно неприемлемо.

— А если тебя постигнет неудача? Если Прусий не позволит тебе действовать по твоему усмотрению?

Он равнодушно пожал плечами:

— Тогда я лишусь последнего пристанища в этих краях.

Я медленно снял с шеи бутылочку и, напрягшись, прошептал:

— Индийский порошок. Лучше, конечно, смешать его с водой или вином, но в крайнем случае можно просто принять в чистом виде. Быстро и без мучений.

— Спасибо, друг. — Ганнибал протянул руку и вдруг замер, не сводя глаз с бутылки, — Вылитая Элисса, — едва шевеля губами, произнес он имя женщины, едва не ставшей матерью его ребенка.

— Наверное, это мой последний подарок. И да смилуется над нами Ваал.

Через три дня после того, как флот Вифинии покинул гавань, на борту нашего судна появился Ипполит в сопровождении носильщика, с трудом удерживающего на плечах большой кожаный мешок.

— Вчера вечером мне удалось окончательно уговорить Гефеста, — облегченно вздохнул банкир, вытирая потный лоб. — Ты ведь знаешь, как он противился моим предложениям. Но у него столько долгов… Короче, в обмен на их погашение он позволил мне переписать на его имя весь твой вклад, за исключением оговоренного остатка. За это он дал мне для тебя мешок с жемчугом.

В полдень наше судно миновало каменные стены мола и вышло из гавани. Никаких сведений о судьбе флота пока не поступало. Бомилькар задумчиво склонился над разостланной на небольшом столике картой, провел пальцем по изображенному на ней побережью и взглянул на небо:

— Ночь будет ясной. И погода не изменится. А значит, если повезет, за Геллеспонтом[38] пойдем по звездам.

Бомилькар уверенно управлял кораблем, предпочитая ночью держаться поближе к побережью. На третий день мы заметили мерно покачивающиеся на легкой волне доски, обломки мачт и обрывки парусов, а вечером вытащили из воды человека.

Им оказался старший кормчий с одной из принадлежавших Пергаму пентер. Целых полтора дня он пропел в открытом море, цепляясь за бочку. Утолив жажду и голод, он поведал нам о сотворенном Ганнибалом чуде.

— Флот царя Евмена состоял из восьмидесяти недавно построенных боевых кораблей, и те, кто служил на них, отличались хорошей выучкой. Подобно нам, эти суда также старались не отдаляться от побережья и по ночам бросали якоря в бухтах или среди бесчисленных маленьких островков.

Мы особенно и не спешили, поскольку знали, что враг никуда не денется. Позавчера вечером от одного рыбака мы узнали, что так называемый вифинский флот расположился в крошечной бухте, поскольку суда дали течь. Там ветер всегда дует с суши, но нас это нисколько не волновало. Все равно в сражении мы спускаем паруса и ставим всех людей к рулю. Вышли мы еще до рассвета и, когда солнце взошло и осветило лучами скопище жалких суденышек, разразились таким громовым хохотом, что, наверное, смогли бы заглушить самого Зевса Громовержца[39]. Вдруг от них отделилось маленькое судно под белым флагом. Вроде как они собрались вступить с нами в переговоры или даже сдаться. Тем временем мы уже подошли вплотную к бухте и кое-как втиснулись в нее, И тут, представляете, это суденышко приблизилось к нам, и какой-то человек осведомился, на каком из наших кораблей расположился наварх, а потом вдруг предложил нам сдаться. Ну мы его подняли на смех и прогнали прочь, а потом, увидев, что вифинцы наполовину подняли паруса, дали сигнал к атаке.