Читать интересную книгу Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером - Дуглас Рид

Не потеряв почти ни одного человека и воспользовавшись утренним туманом, немецкие войска в вверенном Штрассеру секторе, на самом острие атаки, преодолели две линии британских окопов и увидели, что примерно в 350 метрах от них расположена артиллерийская батарея англичан. Командир пехотинцев отказался идти дальше. Тогда Штрассер спросил, кто пойдет с ним. Вызвалось семнадцать человек, и именно с ними Штрассер захватил батарею. В ходе схватки он ранил командира англичан из его же собственного пистолета и, когда тот, раненый, лежал на земле, спросил у него, где находится следующая батарея. «Я не скажу ничего», – отвечал офицер. «Тогда я перебинтовал его, – рассказывает Штрассер, – и приказал его же подчиненным унести его с поля боя. Потом я развернул одно из британских орудий и подавил пулеметное гнездо противника, находившееся неподалеку».

За этот поступок и за другие подвиги, совершенные в те решающие дни, включая захват в плен штаба одной из британских бригад, Штрассер, который к тому моменту уже имел на груди Железный крест первого класса, баварский орден «За отличную службу», был дважды представлен к баварскому ордену Макса Йозефа. Это была очень редкая немецкая награда за доблесть, которую хотят получить даже больше, чем прусский орден Pour le Merite, который носит Геринг, и которая как бы обозначает принадлежность к аристократии. Отто Штрассер мог бы вполне себя называть «рыцарь Отто фон Штрассер», точно так же, как Джон Браун превращается в сэра Джона Брауна. Но послевоенные события в Германии и исчезновение Баварской монархии положили конец его надеждам на получение этой награды.

Таковы были дни величия Отто Штрассера. Он познал приятное возбуждение от победоносного продвижения вперед, когда, казалось, за каждым новым объектом находится желанная победа. И в нем самом, и в его подчиненных жила очень сильная надежда. Он крайне уважительно относился к английской армии, против которой, в основном, и сражался, и к британцам как противнику. «Если англичане что-то начнут, – писал он тогда, – то они уже не отступятся». И я думаю, что тут он прав: сравнение с бульдогом порой действительно справедливо. Командир «Графа Шпее» скажет то же самое двадцать один год спустя…

Но той весной, ведя своих людей в атаку, он думал, что война складывается для Германии наилучшим образом. Ее армии захватили почти всю Европу; они сокрушили Россию, и вот теперь снова рвались к Парижу.

В такую весну молодой офицер просто не мог думать иначе. Людендорф обязательно выиграет эту игру! Какой же он полководец, с восхищением думал Штрассер и его друзья-офицеры. (Сегодня Штрассер говорит, что приходит в ужас, когда видит, как Гитлер повторяет ошибки Людендорфа. Людендорф завоевал одну страну, победил одного врага, одерживал победы одну за другой, много побед, но в итоге так и не победил. Гитлер делает то же самое, говорит Штрассер. Он проглотил две страны, он может хапнуть еще десяток, может идти от победы к победе, но он никогда не придет к большой Победе.) Оглядываясь назад, Штрассер склонен считать, что Людендорф совершил ошибку, направив после победы над Россией все оставшиеся силы против французских и английских армий на Западном фронте. Было бы лучше, считает он, если бы Людендорф использовал хотя бы часть сил, чтобы захватить Италию. Эта победа стоила бы несравненно меньших усилий, и тот эффект, который она бы вызвала, дал бы Германии весьма хорошие возможности, чтобы выторговать для себя оптимальные условия мирного договора.

Сейчас трудно что-либо сказать об этом. Но тогда, к лету, наступление германских войск замедлилось, американцы все прибывали и прибывали во Францию, и на душе у Отто Штрассера становилось как-то не так. К июню 1918-го стало ясно, что обещания германского Адмиралтейства остановить переброску американских войск во Францию через Атлантику, использовав против кораблей противника подводные лодки, не сбылись. В Европе уже находилось около полумиллиона американцев, и каждый последующий месяц могло прибывать еще по двести пятьдесят тысяч человек.

«И они были неплохие солдаты! – говорит Штрассер. – Никогда не забуду впечатления от первого столкновения с американцами. Дело было 25 августа 1918 года. Моя батарея плюс несколько пехотинцев и пулеметчиков обороняла мост через канал недалеко от Суассона. Уже несколько дней мы отходили под натиском стремительно наступавшего, да к тому же численно превосходящего нас противника. У нас уже не хватало пищи и боеприпасов, мы не могли вывезти раненых и больных. У нас не было нормальной связи ни со штабом, ни с соседями на флангах. Мы окопались у этого моста и должны были сдерживать наступающую французскую армию – против нас действовали африканские подразделения, из колоний. Нам поручили продержаться как можно дольше, чтобы прикрыть отступление основных сил. И вот прошло несколько часов, а мы, к своему изумлению, так и не увидели противника. Вместе с ординарцем мы поскакали через мост и выехали на пустырь за ним, достаточно большой, километра два примерно.

Внезапно я увидел, как прямо передо мной, метрах в восьмистах, за скрытым деревьями поворотом бесконечные колонны солдат. Они шагали в колонны по четыре, такие бодрые, распевали песни… Одеты все были с иголочки – от касок до ботинок. Они шли и пели, молодые, радостные парни… словно и войны вокруг нету. Четыре года назад, летом 1914-го мы точно так же шли на фронт.

И вот когда я смотрел на них, у меня в душе впервые зародился страх. Я боялся, что мы проиграем войну. Что нам с того, что сейчас наши снаряды и пулеметные очереди покосят этих бравых ребят в солдатских обмотках – точно так же, как косили во Фландрии нас английские снаряды и патроны в 1914-м? Этот людской поток был таким мощным и непрестанным, что неизбежно поглотил бы нас.

И, – добавляет Отто Штрассер (и это очень важно), – ни один немецкий солдат, переживший подобное, который своими глазами видел разницу между голодными, истрепанными, уставшими бойцами нашей тающей армии и накормленными, прекрасно снаряженными, хорошо обученными и отдохнувшими парнями этой бесчисленной американской армии, никогда бы не поверил в глупую и вредную сказку про то, что подобные разговоры, мол, злословие и предательство».

(Я сказал, что это замечание Штрассера важно, потому что Гитлеру удалось, благодаря нерешительности и бездействию, с которым остальной мир принял его успешные военизированные путчи, заставить немцев поверить в то, что они никогда не терпели поражений на поле брани, а проиграли ту войну только потому, что их предали забастовщики и всякие внутренние враги.)

И вот, вслед за триумфальной весной и полным сомнений летом пришла осень разочарования и отчаяния. Это был первый по-настоящему горький период в жизни Отто Штрассера.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});