Кажется, я все испортил.
— Основой энергетической независимости Великой Помпилии, — Марк выкатил грудь колесом, барабаня как по писаному. Глаза парня превратились в оловянные пуговицы, — является рабовладение. Страна нуждается в притоке новых рабов. Абордажная пехота, чьей задачей и почетной миссией является захват живой силы потенциального противника…
— Отставить, курсант.
Гракх смотрел на Марка до тех пор, пока молодой человек не опустил взгляд. Такие поединки дисциплинар-легат научился выигрывать с давних пор, еще когда был молодым обер-центурионом с тремя орлами в петлицах.
— То же самое вы говорили на собеседовании, подав заявление с просьбой принять вас в наше училище. Эти слова повторяют все будущие курсанты. Проклятье! Я заучил их назубок. Они снятся мне по ночам. Это правильные слова: и по форме, и по содержанию. Но я хотел бы услышать вас, курсант Тумидус, а не профессионального идеолога, мастера составлять брошюры «Служу Отечеству!». Вы удивлены?
Марк пожал плечами:
— Мне нечего добавить, господин дисциплинар-легат. Энергетика нашей расы базируется на использовании рабов. Обеспечивать рост их количества — функция абордажной пехоты. Да, невольничьи рынки. Да, варварские царьки, меняющие подданных на бусы и лучевики устаревших моделей. Но либурнарии берут рабов по-нашему, по-помпилиански — в бою. Как и тысячи лет назад. Если я хочу служить во флоте, мое место на либурне.
Отец, подумал Гракх. Я чую след отца. Парня хотели сделать энергетиком, отцовским преемником; позже, когда парень удрал во флот, отлучили от дома. Теперь курсант Тумидус — отсюда, за тысячи парсеков от Октуберана! — доказывает отцу, что в какой-то мере следует заветам родителя. Вряд ли он сам это осознает, и тем не менее… След дяди виден еще ярче. Надеюсь, парень перерастет дурацкий комплекс — служить искупителем. Иначе ему будет трудно. У нас, военных, хватает своих неврозов, чтобы тащить еще и чужие.
— По плечу ли ноша? — спросил Гракх.
Марк улыбнулся:
— Мой дед однажды сказал: «Важен не вес. Важно, кого несешь.» Я запомнил.
Проникая в «бойницы», солнце расчерчивало пол палатки на длинные прямоугольники. Молчал уником — с укоризной, словно медик Туллий напоминал: «Пусть курсант Тумидус не опаздывает. Вы же в курсе, Гракх…» Вдалеке, за периметром лагеря, раздался рев зверя — и смолк.
— Вернемся к спасению туристов, — сказал дисциплинар-легат. — Значит, козырек? Вы были в тени скального козырька?
— Так точно!
— Вас не могли заснять со спутника?
— Так точно!
— Лицо Игги Добса к тому времени уже носило следы повреждений?
— Так точно!
— И ты, болван, ударил его в печень? Туллий, клистирная трубка, тоже хорош — по почкам… Чем ты думал, позор военно-космического флота?!
— А куда надо было бить, господин дисциплинар-легат?
Гракх молчал. Молчал и Марк.
В глазах курсанта медленно возникало понимание.
Контрапункт.
Марк Кай Тумидус по прозвищу Кнут
(двадцать два года тому назад)
Раньше в цирках убивали.
Ну да, в седой древности. И что? Умелые бойцы вставляли друг дружке меч в печень. Еретиков жрали львы. Детей еретиков — леопарды. Метатели ножей демонстрировали свое мастерство на приговоренных к смерти. Врагов народа — особая честь! — рвали на части упряжками коней. Публике нравилось, публика хотела еще.
В паузах выходили клоуны.
Это свойственно человеку. После острого тянет на кисленькое. После смерти — на смех. Клоуны кувыркались, обменивались пощечинами, ездили задом наперед на деревянных лошадках. Случалось, срывали аплодисменты. Насмеявшись вдоволь, публика гнала клоунов прочь.
Возвращалось время клыков и крови.
Сейчас, тысячелетия спустя, я не думаю, что многое изменилось. Глядя на акробата, творящего чудеса под куполом, партер с замиранием ждет: когда же он сорвется? Хлопая укротительнице, смиряющей тигра, ряды втайне надеются, что однажды хищник вспомнит, кто он, и превратит красотку в сочную отбивную. Люди не злы, о нет! Просто чужая смерть — лучшее в мире зрелище. О ней можно вспоминать годами, чувствуя собственную значимость. Рассказывать друзьям и близким: помнится, имел я удовольствие видеть…
В паузах по-прежнему выходят клоуны.
В паузах между надеждой, от которой пахнет кровью, и надеждой, в которой звучит похоронный оркестр. Вся история Ойкумены — эта надежда, которая сбывается чаще, чем хотелось бы, и клоуны в паузах.
И не говорите мне, что я — мизантроп.
Просто я не сразу стал клоуном.
(из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
— Внук, — сказал Луций Тумидус со счастливой улыбкой.
— Сын, — сказал Юлий Тумидус.
— У меня родился внук.
— У меня родился сын.
Мужчины переглянулись. Строгий, сдержанный Юлий — двубортный пиджак, белая сорочка, тугой узел галстука. Раскованный, свободный в движениях Луций — клетчатая рубашка расстегнута до пупа. Ничего общего. Семейное сходство раскопал бы, пожалуй, лишь археолог, мастер восстанавливать кувшины по черепкам.
Дед достал флягу.
Отец покачал головой: не здесь.
Пожав плечами, дед сделал глоток.
Без одобрения глянув на Луция, Юлий тронул пульт связи. Миг, пока запрос обрабатывался, и стена перед мужчинами растаяла, открыв палату с роженицей. Валерия кормила малыша грудью. Головка ребенка лежала на сгибе материнской руки; пальцами свободной руки женщина легко проводила по щеке сына, ближе к губам, стимулируя сосательный рефлекс. Она знала, что за ней наблюдают — информателла оповестила роженицу, кто находится в «комнате свиданий» на первом этаже — и нисколько не смущалась этим. Захоти Валерия Тумидус избавить себя от контактов с семьей, она бы сделала это без труда. Одно слово возражения, и связь мгновенно прервется.
«У нас рожают королевы!» — девиз Родильного дворца № 1 Управления здравоохранения Юго-Восточного админокруга города Нум, планета Октуберан. Стоимость услуг — продай звездолет, роди сына. Впрочем, семья Тумидусов жила в достатке. Они могли позволить себе солидный контракт на ведение беременности.
— Дорогая, — Юлий откашлялся. — Я счастлив сообщить…
И замолчал.
Валерия тихонько засмеялась, стараясь не потревожить ребенка. Она знала, как муж умеет выражать свои чувства словами.
— Хорошая грудь, детка, — Луций отсалютовал невестке флягой. — Поверь старику, у меня большой опыт. Когда мой скромный сын уйдет, я расскажу тебе про одну крошку с Хиззаца. Высший разум, что мы вытворяли! Юлий, заткни уши, тебе рано слышать о таком. А может, поздно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});