Он хотел знать, когда аэромоб взлетит.
Карлик боялся видеть клеймение. Он мало чего боялся в этой жизни, а от клеймения его мутило. Со стороны могло показаться, что ничего особого не происходит, что Луций Тумидус просто изучает проституток из эскорт-агентства — обычное дело: девок привезли ублажить старика! — глядит на них по очереди, долго, внимательно, а после, разочаровавшись, отсылает прочь, вместе с менеджером. Карлику доводилось присутствовать при наложении клейма. Он знал, как это бывает. Дыша речной свежестью, Пак смотрел на воду, которую нельзя заклеймить, и ждал. Аэромоб взлетел, а Пак не двинулся с места.
Вернулся он поздним вечером.
Женщин — рабынь — увезли. Луций отдыхал в кресле-качалке, утомленный и благодушный. Курил трубочку, улыбался. Нервозность последних дней как ветром сдуло. Пак сбегал за водкой, завел разговор о пустяках. Узнал, что Валерия получила свежее письмо от Марка, что копия письма — у Луция, и старик уже письмо прочитал.
— Парень пишет, что я обезьяна? — спросил Пак.
— Пишет.
— Лучшая в мире?
— Лучшая.
— Когда он забудет написать про обезьяну, — хмыкнул Пак, — я не огорчусь. Третий раз подряд… Что еще?
— Ничего особенного. Служит…
Нервничает, подумал Пак, знавший старика, как облупленного. Все еще нервничает. Мимика, голос, жесты… Остаточные явления. Он был прав: Луций беспокоился, но рабыни не имели к его беспокойству никакого отношения.
— Ты рассказывай, — подбодрил друга карлик. — Язык проглотил?
— Про кнуты пишет. Таскает шамберьер, как талисман. Ну, не таскает — хранит у интенданта. Иногда берет, вспоминает меня…
— Славный парень, — сказал Пак.
— Славный…
Луций Тумидус сделал большой глоток. Ему хотелось напиться. Вдрызг, вдрабадан, до поросячьего визга. Никогда раньше внук не писал ему про кнуты. Никогда — в таком сентиментальном, нарочитом, неестественном тоне. Старик боялся признаться самому себе, но ему казалось, что в их переписку с внуком вмешался чужак.
Что Марк — в беде.
Я смешон, подумал старый клоун. Седой паяц с дурацкими предчувствиями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});