Читать интересную книгу Батумский связной - Наталья Александрова

В одном Горецкий прав: корни вчерашнего преступления, несомненно, в Батуме. Об этом говорит карточка, что Борис нашел в номере. Абсолютно точно, что потерял ее убитый, этот Георгий Махарадзе… Потому что под кроватью лежал слой пыли толщиной в палец, а карточка была абсолютно чистой, то есть попала туда недавно. Ладно, будем искать кофейню Сандаракиса, а там спрашивать Исмаил-бея, это единственная зацепка.

Звезды опускались все ниже и ниже, было такое чувство, что скоро небо сольется с морем и Борис поплывет в этой субстанции, разгоняя руками звезды, как светящиеся медузы…

Глава третья

Опять во сне встали перед ним дни его скитаний по охваченной пламенем Гражданской войны России.

Товарным поездом добрался Борис до станции Зерново. Дальше – Украина, дальше – Петлюра, а тут – красные, голод, а главное – там Варя. Он уверил себя, что она там, на юге…

Борис побродил вдоль путей, наткнулся на подозрительного красноармейца и от греха пошел на рынок. Там он потолкался среди продающих и покупающих, послушал разговоры… Около него остановился кривоносый бородатый мужик.

– Не надобно ли чего панычу? – спросил мужик вполголоса.

– Нет… – Борис нерешительно огляделся. – Мне ничего не надо покупать… а мне бы…

– Панычу треба до Украйны? – Мужик перешел совсем на шепот. – Мы это могем… Мы сами с Украйны будем…

Борис подошел к мужику вплотную и прошептал:

– Добрый человек, проведешь на Украину? Знаешь, как посты обойти?

– Знамо дело, – мужик радостно осклабился, – каждую ночь, почитай, ходим. Сто рубликов извольте, паныч, – и все будет в лучшем виде.

– Как же – я тебе деньги дам, а ты и сбежишь?

– Не извольте сомневаться, паныч, вечером с местечка в хлеба тикайте, подле дороги ждите, как меня завидите – выходьте. Туточки дадите мне пятьдесят рубликов, а как до места вас доведу – еще пятьдесят пожалуйте.

Борис прошатался по местечку до сумерек, стараясь не попадаться на глаза красным, а в сумерках спрятался возле дороги в высокой пшенице.

Когда стемнело, послышался скрип колес и на дороге показалась телега. Борис опасливо выбрался на дорогу, всмотрелся – возле телеги шел тот самый бородатый мужик, а на телеге сидело еще несколько.

– Здоров, паныч? – вполголоса окликнул Бориса знакомец. – Извольте гроши.

Борис протянул мужику деньги и пошел рядом с телегой. Шли молча несколько минут, потом с телеги донесся скрипучий голос:

– Зря ты, Матвей, паныча взял. Из-за него и нас красные постреляют.

– Типун те на язык, Васька! – вполголоса отругался провожатый. – Кажную ночь ходим, ни разу красным не попались!

– Прежде – не попадались, – проскрипел тот же голос, – а нынче – обязательно попадемся.

– Умолкни ты, окаянный! – Матвей в сердцах повысил голос. – Сглазить ты, что ли, хочешь? Всего-то версты три пройти, и обойдем все посты ихние!

– Умолкнуть? – ядовито проскрипел Васька. – А чтой-то я молчать должен? Ты-то с паныча гроши взял, вот ты и молчи, а мне ни жменечки не перепало, так я хоть покалякаю!

– Сволочь ты, Васька! – со слезой в голосе заговорил Матвей. – Что же ты, сволочь, делаешь? Мы же все через тебя пропадем! Я же тебя на телегу посадил и мешок твой взял, сам пешком тащусь – и тебе же еще и деньги плати?

– Не хочешь – не плати! – Васька заговорил нарочно громко, в голосе его зазвучала истерическая нотка. – А только точно тебе говорю – сегодня нас из-за твоего паныча красные постреляют!

Рядом с Васькой на телеге приподнялась чья-то голова, блеснули в темноте яркие белки глаз, женский молодой голос тихо произнес:

– Ты, шкура барабанная, только еще пикни – я тебе железом нутро-то прополосну!

Борис вгляделся: на телеге рядом с Васькой приподнялась молодая цыганка, в руке ее тускло отсвечивал в лунном свете нож.

– У, ведьма! – трусливо визгнул Васька, отодвигаясь от цыганки. – Креста на тебе нет, проклятое племя!

И в это мгновение впереди раздался самый страшный звук – звук передергиваемого затвора.

– Вот же ты сволочь какая, – вполголоса произнес Матвей, – накликал же Васька нелегкую!

Васька хотел было что-то сказать, но цыганка прижала нож к его боку и прошептала:

– Только пикнешь, шкура драная, зарежу и глазом не моргну!

Васька покосился на цыганку, поверил в серьезность ее слов и окончательно замолчал. Со всех сторон из пшеницы выступили солдаты.

– Кто такие, куда идете? – спросил комиссар-большевик в кожаной куртке.

– На Украйну, за мучицей, батюшка товарищ, а то голодно! – быстро ответил за всех Матвей, пока кто-нибудь не ляпнул чего лишнего.

– Все за мукой? – недоверчиво переспросил комиссар.

– Все, батюшка товарищ!

– Ладно, можете идти… кроме тебя. – Комиссар ткнул пальцем в Бориса.

– Почему же мне – нельзя? – спросил Борис, по возможности спокойно. – Мы ведь одна ватага.

– Правду он говорит? – Комиссар повернулся к людям на телеге.

– Правду, правду, батюшка товарищ! – торопливо подтвердил Матвей.

– Не тебя спрашиваю, – отмахнулся комиссар.

– Правду! – вразнобой подтвердили попутчики.

Васька покосился на цыганку и промолчал.

– Все равно, вы идите дальше, а этот останется.

Борис безнадежно смотрел вслед удаляющейся телеге.

– Почему же мне нельзя, товарищ большевик? – спросил он тоскливо, предчувствуя ответ.

– Личностью не вышел, – коротко ответил комиссар, – морда у тебя белая.

– Какой я белый? – запротестовал Борис. – С голоду за мукой иду…

– А вот в штаб тебя сведу – там и поглядят, какой ты взаправду. Стороженко, Храпцов – а ну, отведите этого в штаб!

Двое солдат вышли из общей массы, встали чуть сзади от Бориса и повели его по дороге обратно к станции.

– Братцы, – начал Борис, когда комиссар с остальными солдатами пропал из виду, – вы сами-то откуда будете?

– А тебе-то не все равно? – ответил один. – Я вот, допустим, псковский…

– А из какой же деревни?

– А тебе-то что? Ну из Надворья…

– Так я ведь в Надворье бывал, у меня там родня… – начал Борис вдохновенно врать, – дядя Ваня, что возле околицы живет, он мне родственник…

– Дядя Ваня? – заинтересовался солдат. – Это хромой, что ли?

– Во-во, он самый, хромой и есть.

– Так он не у околицы, а у пруда…

– Точно, возле пруда, это я запамятовал по малолетству… Мы в этом пруду мальчишками карасей ловили.

– Ха! – развеселился солдат. – Я ведь тоже карасей в том пруду ловил!

– Может, мы с тобой вместе их и ловили-то… то-то я смотрю, вроде человек знакомый!

– Ну надо же! – Солдат растрогался. – Где Бог свидиться дал…

– Хорошие караси в пруду были! А что в штабе-то, небось со мной и разбираться не станут: шлепнут – и все разговоры?

– Это как водится, – вздохнул солдат, – в штабе у них разговор короткий…

– Братцы, – пожалобнее начал Борис, – может, вы меня… того…

– Ты это брось, контра, – вступил в разговор второй солдат, до сих пор хранивший молчание. – Вишь, на жалость берет! Велено в штаб, значит, в штаб и поведем!

– А я бы… на водку вам… и по-человечески, земляки все ж таки… Карасей мальчишками вместе ловили…

– А сколько бы, допустим, ты нам на водку? – задумчиво проговорил «земляк».

– Да хоть бы сто рублей, – наудачу предложил Борис.

– Сто рублей – это хорошо… а то ведь правда в штабе шлепнут его без всяких разговоров… и земляки опять же…

Борис скосил глаза на небо: к луне подбиралась большая туча.

– Вот они, сто рубликов-то, – протянул он солдату деньги.

– Сто рублей – это хорошо… только комиссар-то нам… – начал раздумчиво «земляк», для верности спрятав деньги.

В это время туча наползла на щербатый диск луны, и Борис, не дожидаясь, пока размышления солдата придут в последнюю, явно неблагоприятную фазу, сложился пополам и резко нырнул в пшеницу.

– Стой, земляк! – недовольно окликнул его солдат и сдернул с плеча винтовку.

– Черт тебе земляк, – пробурчал Борис себе под нос, зигзагами улепетывая в хлеба.

– Стой, дура, я же тебя не трону! – истошно вопил солдат.

Борис бежал согнувшись, ожидая выстрелов. Пшеница предательски шуршала, обозначая его передвижение. Звук этот казался Борису непомерно громким.

– Стой же, контра проклятая! – Оба солдата начали палить по хлебам, но в сгустившейся темноте это было совершенно безнадежно.

Борис проснулся и долго лежал, глядя в ночное звездное небо, вспоминая наяву, что случилось дальше. Солдаты, постреляв, ушли, переругиваясь, а Борис, отлежавшись, потихоньку пошел прямо по полю в том направлении, куда уехала телега. Версты через полторы он отважился выйти на дорогу, а к рассвету вдали показались дома и железнодорожная станция.

– Какое село? – спросил он у мальчишки, что гнал в поле четырех коров.

– Отрадное, – бросил тот не оглянувшись.

У Бориса отлегло от сердца – Отрадное было уже на Украине.