вы у нас…? – спрашивает географ, поправив толстые очки.
– У вас? – слабо усмехается новичок. – У меня к вам аналогичный вопрос, ведь вы не представились.
Учитель ахнул, а я еще раз убедилась в его отвратительности. Ведь ясно как день, что парень нарочно плывет против течения. Его закинуло не в тот жизненный пруд, и он не скрывает своего недовольства. Все его манеры вызывающи, а повадки – хамские. И если я смирилась со своей участью быть не такой, то он упрямится. Но ради чего? Из вредности? Кому и что он доказывает?
После последней нашей встречи, я однозначно убедилась в нежелании этого человека контактировать с кем-либо и в его неадекватности. В нем много злобы, которая буквально переполняет его. Очевидно всему этому есть причины, но я не хочу их узнавать. Не хочу даже думать об этом и искать ему оправдание.
– Так можно или нет? – нервничает Звягин. – Неужели, так сложно ответить?
– Я прошу вас, молодой человек, не важничать, – агрессивно взбодрился географ. – Вы новенький? Почему отсутствовали?
Звягин закидывает руку на плечо, будто эти два вопроса невероятно его вымотали, и закатывает глаза.
– Слушай, до конца урока жалких двадцать минут. Разве ты хочешь, чтобы мы потратили их на бессмысленную болтовню? Думаю, нет. Просто разреши мне пройти в класс, занять свое место и сделать вид, что мне до чертиков интересен твой предмет. Как тебе такой вариант?
Олег Петрович подавился воздухом, чем напомнил мне Марию Анатольевну, которая уже получила возможность быть оскорблённой, а вот я и еще большая часть одноклассников отреагировали на это с меньшим удивлением. К таким повадкам привыкнуть сложно, но их возможно предугадать.
– Пошел вон! – орет учитель. – Чтоб я тебя здесь больше не видел, щенок!
Витя резко отталкивается от косяка.
– Так бы сразу, – вздыхает он и, перед тем как уйти, поднимает руку. – Будь здоров! – хлопает дверью и уходит.
– Я обращусь к директору! Так и знай, хам!
Из меня невольно вырывается смешок, на что оборачивается Верещагина. Она смотрит то на меня, то на мои принадлежности – с подозрением ищет причину моего веселья, но не находит его и возвращается к самостоятельной работе.
Меня не позабавил новичок, совсем нет, мой смех был скорее истерическим. Его способность вызывать у людей отвращение была феноменальной. Блестящий талант. В этом деле он даже меня переплюнул.
Но что с тобой парень? Откуда вся эта чернота?
Еще раз ловлю себя на мысли, что мне это не интересно. Больше нет.
* * *
Школу я покинула с невероятным облегчением. Снег не думал заканчиваться, но было довольно тепло. Я уже предвкушала аромат чая с малиновым вареньем и недельное затворничество, как вдруг меня заставили отложить свои планы.
Свернув за угол школы, я наткнулась на Светку Верещагину и еще двое парней с параллельного класса. Они подпирали ворота, до верхов заснеженного, малого футбольного пола. Мне не понравились их взгляды. Слишком озабоченно они отнеслись к моему появлению, отчего я прибавила шаг.
Нет. Мои каникулы не должны начаться с потасовки. От моей уютной комнаты меня отделяет пара километров, и я должна преодолеть этот путь не тронутой.
Я затылком почувствовала слежку, а когда Верещагина приказала мне остановиться – побежала. Адреналин вдарил в голову. Мысли смешались. Непослушные ноги несли меня вперед, не дав шанса обдумать маршрут. В конечном итоге я уткнулась в западню из ряда бесхозных гаражей, которые находились за школой.
Прекрасно.
Первой меня догнала Светка, а потом и парни подоспели. По их лицам я поняла, что унизительной лекцией мы не обойдемся. Там было что-то посерьезнее. Так странно это все – заочно чувствовать вину за то, чего не существует.
– Тебе хана, Тарасова, – злостно предупреждает Светка, снимая варежки.
Довольно многообещающее начало. Впрочем, этого и следовало ожидать.
– За что?! – возмущаюсь я. – Что не так?!
– Ты мне волосы испортила, тварь!
– Да о чем ты?!
Она демонстрирует обрезанную каштановую прядь, перепачканную тягучей субстанцией.
– Я нашла в них жвачку! Я убью тебя за это!
Меня ударяет несправедливость.
– С чего ты взяла, что это я?!
– Больше некому! Я видела, как ты хихикала на уроке!
Прежде чем что-либо сделать – хорошо подумай. Так говорят? Что ж, в моем случае карается даже улыбка. Впервые меня затошнило от собственной слабости. Из меня сделали мишень для издевательств, будто магнитом я притягиваю неприятности, но это только моя вина. Вместо того, чтобы дать отпор, я улыбаюсь. Этот мир бьет меня по лбу грязной половой тряпкой, а я улыбаюсь. Хватит.
– Я тут не причем! – продолжаю доказывать свою правоту. – Тебе просто удобно видеть во мне виновницу! Ты не хочешь даже думать о том, что это могли сделать твои любимые подружки! Но знай, что это была не я!
Верещагина кидает сумку на снег и делает внушительный шаг вперед.
– Мне плевать, что ты там говоришь, Тарасова. У тебя есть два варианта: или ты даешь мне пять тысяч на парикмахерскую, или я выдираю твои вшивые пакли. Решай. Я сегодня добрая, поэтому даю тебе возможность…
Ее монолог уходит на второй план, потому что я вижу новичка. Он проплывает за их спинами. Смотрит. Долго смотрит. Понимает, что я попала в беду, но даже пытается помочь и проходит мимо.
– …ты поняла? Что скажешь?
Я возвращаюсь к Светке. Меня душит обида. С меня хватит.
– А не пойти ли тебе нахер? – предлагаю я, на что ее глаза округляются.
Подобно дикой кошке она вонзается когтями в мое лицо. Я не чувствую боли, но не могу удержать равновесие и падаю на землю. Светка продолжает тягать меня за шарф, как упрямую корову. Я слышу как трещат швы на куртке, чувствую холодный снег на пояснице и смотрю, то на козырек гаража, то на серое небо.
– Сука поганая! Дрянь тупорылая! Сука тупая! Тупица поганая! – Верещагина не сильна в эпитетах, отчего ее оскорбления превращаются в беспрерывное гавканье. – Ну чего ты развалилась? Сопротивляйся!
На удивление Света побаивается бить меня кулаками, так как прекрасно знает последствия. Есть факты – есть наказание. Бывшая подруга слишком быстро устает вытряхивать из меня кишки и в итоге отпускает, но не для того, чтобы завершить конфликт. Напротив, ее изворотливый ум способен только на гадости.
– Давай, Костян, как договаривались, – призывает она, и