— Вижу.
Я же видел, что она, как небезызвестный фокс, устремилась в сторону Сокольников, очевидно, с той же целью — затеряться в тамошних переулках. Но я ошибся. Неожиданно Ольга резко свернула в сторону Яузы, потом еще, и мы попали в лабиринт заборов, за которыми возвышались цеха каких-то заводов. Когда наша машина оторвалась от преследователей, Ольга остановилась в неприметном тупичке, заглушив мотор и погасив все огни.
Мы относительно долго просидели в интимной темноте. Однако первый вопрос, который я задал девушке, интимным можно было назвать с большой натяжкой.
— Откуда у тебя пистолет? — спросил я вполголоса.
— Он всегда со мной в машине для защиты, — также вполголоса ответила девушка. — Он газовый.
Я не стал спрашивать, почему она не воспользовалась им раньше, при своей первой встрече с нашими преследователями, решив, что Ольга просто хотела показать мне свою готовность пустить в ход оружие. В мировой политике такой трюк называется демонстрацией силы. Очевидно, она и мне хотела явить свою силу, рассчитывая на продолжение нашего знакомства. Что ж, я был отнюдь не против, но без применения приемчиков, которыми она воспользовалась при знакомстве с длинным Химиком. А еще мне хотелось бы знать об этой девушке чуть больше, чем сейчас. Поэтому я задал следующий вопрос:
— А что это за типы? Ты и правда никогда их раньше не видела?
— Конечно, не видела, — возмущенно ответила Ольга. — Если бы я их раньше видела, они не посмели бы ко мне сегодня приблизиться.
Я потрогал опухшую скулу и разбитую губу и поинтересовался:
— Почему это, интересно, они не посмели бы к тебе приблизиться?
— Потому что я бы им глаза выцарапала.
— Тоже мне, Никита нашлась, прыткая какая.
Почему же это, интересно, ты тогда ко мне примчалась за помощью?
— Мы же теперь вместе. Что же, только мне что ли рисковать своей шкурой на темных улицах, пока ты будешь спокойно дрыхнуть у себя дома? — услышал я веселые нотки в ее голосе. Видеть ее лица в темноте я не мог, но очень хорошо представлял ее милую улыбочку. — И потом, — продолжала девица, — я хотела, чтобы ты стал более активным.
— Я активен в другом месте, а здесь спешка не нужна.
Вкус крови на губах мне не нравился и, несмотря на ее слова, что «мы теперь вместе», которые мне понравились, я решил поставить девицу на место: негоже ей улыбаться в то время, когда близкий ей человек истекает кровью. Поэтому я задумчиво произнес:
— Не знаю. Как-то это все подозрительно.
— Что ты имеешь в виду?
— Почему они привязались именно к тебе? Я понимаю, что у обладательницы такой… — я немного замялся, подыскивая подходящее определение, — несколько выпирающей внешности…
— Меня еще никто не догадался так обозвать! Это надо же придумать — выпирающая внешность! — запротестовала Ольга с неподдельным возмущением в голосе.
— Хорошо, неординарной внешности.
— Почему бы просто не сказать — красивой?
— Ладно, — сдался я. — Симпатичной внешности. Не важно. Почему они к тебе привязались? Ну, в первый раз, может быть, случайно. Но после того как ты от них сбежала, они бы ушли. Что же, они почти целый час тебя ждали? Откуда им было знать, что ты вернешься? Да и вообще, на уличных хулиганов, пристающих к прохожим, они не очень похожи. У них машина. Будь они простыми хулиганами, сразу бы после твоего бегства поехали искать приключения. И почему они в первый раз не бросились за тобой в погоню?
— Я же говорила тебе. Шли люди, они за меня заступились, завязалась перепалка, а я воспользовалась этим и смылась к тебе, потому что в подъезд было не проскочить.
— Ну, ты попытайся вспомнить: может, эти типы живут где-нибудь поблизости, может, ты запала им в душу?
— Да я же говорю тебе — я в первый раз их вижу, а память у меня на лица хорошая. Уж эти-то рожи я бы наверняка запомнила. Я не знаю, какого черта им от меня нужно.
После недолгого молчания я заметил, что можно уже и ехать. Ольга со мной согласилась и завела мотор.
Когда мы выбрались из укрывших нас закоулков, я заметил, что Ольга повернула не в сторону моего дома.
— Ты собралась ехать к себе? — поинтересовался я.
— Нет, конечно. Мне нужно позвонить, а потом, может быть, поедем в одно место.
Я помахал рукой, на которой болтался наручник.
— Если ты заметила, я сижу в кандалах. И совсем не прочь от их избавиться. Поэтому отвези меня домой и езжай себе с миром хоть в одно место, хоть в два.
Девица повернула ко мне личико и, не обращая внимания на дорогу, с возмущением спросила:
— Ты хочешь оставить меня одну после всего случившегося?
— Ты и без меня неплохо управляешься. Думаешь, я не видел, как ты покалечила человеку ногу своим каблуком?
— Жаль, что я ему обе ступни не проткнула, — проворчала себе под носик девушка, даже не думая разворачиваться в сторону моего дома.
Я решил не спорить с ней, пока у нее из головы не улетучатся воспоминания о недавней борьбе, и на всякий случай отодвинул свои ступни подальше в сторону.
Как и было запланировано, по дороге в «одно место» Ольга остановилась и пошла позвонить. Перед тем как выйти из машины, она, глядя сквозь меня, задумчиво вопросила, не стоит ли ей кое-кого приковать наручниками к рулю. Я не мешал девушке общаться с собой и сидел молча. Признаюсь, у меня была мысль выйти из машины и вернуться к себе домой, но представив, как я буду путешествовать с побитым лицом и наручником на руке, я отказался от этой заманчивой идеи.
Ольга отсутствовала минут двадцать. О чем можно говорить столько времени, в такой обстановке и в такой момент, я лично представлял с трудом. Когда же она вернулась, молча завела машину и мы поехали дальше, я не стал ни о чем спрашивать — все равно от нее ничего не добьешься, пока сама не расскажет.
Ольга не выдержала первая. Как бы между прочим, скорее даже не мне, а самой себе она сообщила, что мы переночуем у ее подруги, чтобы завтра рано утром съездить еще в одно место. Поскольку девица оказалась любительницей поговорить сама с собой, я не стал встревать в беседу. Просто молча сидел в машине и думал о своем бытие.
А бытие мое неожиданно стало непредсказуемым. Еще вчера я не подозревал о существовании сидящей рядом девицы, а сегодня мчусь с ней по ночному городу неизвестно куда и неизвестно зачем. На руке у меня болтаются наручники, физиономия побита, работа стоит, и я ничего не решаю. И последнее обстоятельство беспокоило меня больше всего.
Я терпеть не могу, когда за меня решает кто-то другой. И когда наше НИИ село на мель, я, наверное, оказался единственным сотрудником, воспринявшим такую катастрофу с облегчением и без кисло траурной маски на лице. Не надо было с утра вскакивать и бежать, чтобы через девять часов, а точнее через восемь часов сорок пять минут снова вскакивать и бежать, но уж в обратном направлении. А самое главное, не надо было больше выслушивать невразумительные распоряжения начальника нашего отдела — Миклована, как называли мы его между собой. Конечно, иногда я скучал по прежней работе — создавать новое интереснее, чем ремонтировать старое, но что поделаешь, если ремонт позволяет более или менее жить, а созидание не дает возможности даже выжить. В общем, все это к делу не относится. Тем более, что я безнадежно утонул в синих глазах полузнакомой эксцентричной девицы, непонятно каким образом подчинившись ее воле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});