В течение 1816–1817 гг. Строганов провел многочисленные встречи с членами Дивана – в дипломатических документах они назывались «конференциями». Турки старались всячески затемнить ситуацию в Сербии, ссылаясь на то, что уже решили все спорные вопросы в устных договоренностях с сербами. Кроме того, сам способ ведения конференций был утомителен для русского посланника: переговоры постоянно прерывались церемонией подачи кофе и курения чубука, после чего зачастую нельзя было вернуться к обсуждаемому предмету.
Кроме того, неожиданные сложности возникали и по вине сербского руководства. В июне 1817 г. Милош Обренович неожиданно направил турецкому правительству письмо, в котором благодарил за оказанные благодеяния и утверждал, что «сербы спокойны и счастливы, как и предки их не бывали»[72]. Конечно, письмо было послано Милошем по приказу Порты, но само его появление свидетельствовало о том, что сербы пытались договориться с османским руководством самостоятельно, в обход российского посланника. Все это лишь осложняло задачу Строганова, который должен был помимо прямых своих обязанностей еще и исправлять ошибки неуклюжей дипломатии Милоша. Сам факт существования такого письма ослаблял позиции российского посланника на переговорах и давал Порте веский повод к тому, чтобы прекратить всякие прения по сербскому вопросу. Османское правительство получило возможность отделаться от притязаний как беспокойных подданных, так и российских властей закреплением за сербами тех немногих прав, которые были обозначены в устных договоренностях.
Одним из способов принуждения Порты к исполнению ее обязательств были, по словам турецких министров, «бомбардировки нотами», исходящими из российского посольства. В этих документах Строганов отметал все уловки османского правительства и решительно выдвигал свои контраргументы. Дискуссия увязла в постоянных риторических заклинаниях Порты по поводу спокойного и счастливого положения сербов. Перед Строгановым встал вопрос: а стоит ли продолжать переговоры, ведение которых в данной ситуации лишь наносит ущерб авторитету российского правительства? Ответ пришел из Петербурга: способ переговоров был назван «наименее удачным», посланник должен был перейти к «дружественной и пассивной позиции по отношению к Порте»[73]. Согласно новым инструкциям, переговоры следовало вести не по отдельным спорным вопросам, а в их совокупности и внушить европейским кабинетам мнение, что инициатива переговоров исходит от османского правительства. Строганову предписывалось занять выжидательную позицию. Как можно было предвидеть, Порта не захотела продолжить дискуссию о Сербии, и этот вопрос не поднимался более двух лет.
Важным шагом, позволившим с большей компетентностью отстаивать интересы сербского народа, стало установление регулярной переписки Строганова с Милошем Обреновичем. Прибыв в Константинополь, посланник не имел на руках документов, регламентировавших взаимоотношения султанской власти с сербскими подданными. Получить их он рассчитывал от Милоша. Однако сделать это оказалось непросто. Строганов постоянно просил предоставить ему нужные документы – этому посвящались письма от 24 сентября, 6 октября, 14 ноября 1817 г., 15 и 30 июня 1818 г. Только 7 июля 1818 г. посланнику были отправлены документы об условиях Ичкого мира 1806 г. – устной договоренности, не претворенной в жизнь[74]. Подобное небрежение Милоша к официальной стороне дела заставило Строганова заподозрить сербского вождя в том, что тот не так уж заинтересован в получении султанского фермана о национальной независимости своей страны. Как выяснилось в дальнейшем, Милош действительно прежде всего добивался от Порты признания его верховным вождем Сербии, и документы, не содержавшие этого условия, не представляли для него большой ценности.
Милош Обренович являл собой тип восточного деспота, полностью принявшего турецкие методы и способы действий в борьбе с самими турками. Его вполне устраивала роль «сербского паши» Белградского пашалыка, чего он и добивался от Порты, выступив под знаменем национального освобождения. Поскольку Сербия уже продолжительное время являлась одной из самоуправляющихся областей Османской империи, надежды на получение титула верховного князя не были беспочвенными. На пути к достижению своей цели Милош пользовался коварными приемами подавления политических противников внутри самой Сербии, не останавливаясь перед тайными убийствами и жестокими казнями. Одновременно Милош был крупнейшим торговцем и собственником и нуждался в освобождении торговли от турецких налогов и податей[75].
Установив переписку с сербским лидером, Строганов не только давал тому рекомендации относительно ведения переговоров сербов с турецкими властями, но и постоянно напоминал Милошу, какие задачи для него являются первоочередными. В августе 1817 г. посланник разъяснял свою позицию в письме к Обреновичу: «Россия желает, чтобы Сербия наслаждалась совершенным счастьем и тишиною под державою Порты Оттоманской, но вместе под охранением собственных прав, прочно и ясно поставленных при покровительстве Его Императорского Величества. Глава сербского народа должен быть готов жертвовать всем, даже жизнью, за благо своих соотчичей, охраняя их от всяких насилий и тягостных притеснений»[76]. В другом письме Строганов писал: «Ужели вы сами согласитесь купить княжество ценою счастия своих соотечественников? Должно прежде устроить дела общественные, а потом уже ласкаться успехом своих собственных: без того последуют одни неудачи и позднее раскаяние»[77]. Поддерживая требование российских властей об ограничении власти князя, Строганов выражал и собственное желание видеть в стране конституционную монархию. Переписка с российским посланником оказала Милошу неоценимую услугу. На первых порах он охотно пользовался советами русского «друга», как называли Строганова сербы, если они не противоречили собственным планам князя. Особую статью русско-сербских отношений в эти годы составляла переписка по вопросам будущего устройства национального сербского государства.
Как подчеркивалось во всех документах, исходивших из Петербурга, Россия не поддерживает никакого освободительного движения южно-славянских народов на Балканах. Османская империя является законным сувереном всех своих подданных-славян. Однако российское правительство не хотело бы допускать применение силы в отношении своих единоверцев, объявив себя естественной покровительницей православных христиан Турции. Исходя из этих общих положений, сербский народ, имея сложившиеся органы управления и историческую традицию взаимоотношений с османскими властями, вполне мог бы пользоваться ограниченными правами самоуправляющейся автономной области. Безусловно, сербы оставались бы подданными Порты, исполняя перед ней все обязательства, связанные с выплатой необходимых налогов.
Строганову предписывалось держаться именно такой программы, поддерживая переговоры как с османскими, так и с сербскими властями.
Поскольку все предыдущие опыты по заключению с турками официальных договоренностей о статусе будущей автономии оказались безрезультатными, Строганов взял на себя труд по составлению программы политического устройства сербского государства. Эта программа была сформулирована посланником в форме прошения сербских депутатов к Порте. Одновременно он взял на себя роль руководителя сербской делегации, прибывающей в турецкую столицу для переговоров с османскими властями. Михаил Гаврилович в приложениях к первому тому своего фундаментального труда «Милош Обренович» помещает целый ряд прошений сербов к Порте, найденных им в Государственном архиве Сербии и Московском архиве Министерства иностранных дел России. Некоторые из этих документов были представлены Порте, другие послужили основой для составления последующих текстов подобного рода. Их сравнительный анализ позволяет проследить эволюцию программы социально-экономического устройства сербского государства.
Многие из приведенных Гавриловичем документов не попали на рассмотрение к османским министрам – это были первые опыты определения важнейших функций национального государства[78]. Зачастую составители, пытаясь регламентировать все стороны социальной и политической жизни Сербии, пренебрегали главнейшими условиями существования автономного государства[79]. Эти проекты умалчивают о размере податей, ничего не говорят о границах, но первым же условием ставят предоставление Милошу княжеского сана. Несмотря на явное несовершенство первых сербских прошений, весной 1820 г. была предпринята попытка вручить такой проект Порте без предварительного согласования со Строгановым. Милош лишь известил посланника о составе сербской депутации, в которую вошли П. Сретенович, Дж. Попович и С. Летич, и просил о поддержке «в отправлении дел народа сербского»[80]. Вероятно, депутаты имели тайную инструкцию князя действовать самостоятельно, хотя Милош и пытался скрыть этот факт[81]. Несовершенство проекта и возможность его принятия турками дали Строганову повод опасаться последствий подобного необдуманного шага: «Все это дает право Порте окончить сербские дела простым ферманом или гатти-шерифом, где будут упомянуты три или четыре пункта из прошения; потом послать комиссара в Белград; утвердить все присягой и ссылаться, в случае запросов от России, на соглашение самих сербов»[82]. Этот эпизод лишний раз подтверждал догадку посланника, что Милош не вполне доверяет ему и ведет двойную игру.