меня, скорее всего, утопят. Хотела встречи – пожалуйста. Мечты сбываются.
– На выход, красавица, – раздаётся одновременно с щелчком центрального замка.
Кажется, сердце сейчас разорвётся. Хриплый голос звучит на удивление мягко, но почему-то от этого становится ещё страшнее. Он ведь не на прогулку меня вывез, к чему любезности?
Не глядя, нащупываю дверную ручку, открываю. Светло-серые глаза внимательно наблюдают за мной, считывают намерение кинуться наутёк. Не знаю как, но я это понимаю, точно так же, как он сейчас читает мои мысли.
«Была не была» – подбираюсь в ответ на демонстративно-предостерегающий хруст его шейных позвонков. И это во мне говорит не смелость, не упрямство, а безысходность.
Беда снисходительно улыбается, качая головой – «зря…»
«Я всё-таки рискну» – срываюсь в обратную сторону – подальше от графитно чёрной Ауди к густому подлеску. Каблуки увязают в рыхлой почве, высокие травы оплетают щиколотки. Быстро не получится, но ужас толкает вперёд так, что пятки горят.
За спиной слышится жалобный стон металла, как если бы он перемахнул через капот. Проверять неохота – обернусь, и страх парализует. Огибаю раскидистый шиповник, прислушиваясь к шороху травы позади. Ничего. Слышно только грохот загнанного сердца. Деревья совсем близко, высокие, окружённые порослями молодняка. Мне бы оторваться, а там есть шанс затаиться, долго я такой темп всё равно не выдержу. И как в доказательство едва не падаю, запнувшись о корягу.
– Game over, – тяжёлая пятерня впечатывает меня в ствол смоковницы. Лёгкие горят, лопатка ноет под давлением чужой руки, ноги подкашиваются. Полная и безоговорочная капитуляция, подписанная его тихим: – Ты проиграла. Раздевайся.
Беда отступает ровно на шаг, позволяя мне обернуться и нервно закусить губу, глядя на его циничную едва заметную ухмылку.
– Ты рехнулся?
– У тебя нет выбора. Делай, что говорю и будешь свободна.
– Да катись ты к чёрту! Ай-й... – вскрикиваю под жалобный треск куртки. Рванув кашемировую ткань вниз, он опускает меня на колени.
– Обязательно, только сперва возьму, что мне нужно, – сильные пальцы, зарывшись в волосы на затылке, фиксируют моё лицо на уровне его ширинки. – Лучше бы ты сразу согласилась выслать мне ту фотку. Теперь время поджимает, так что не жди нежностей. Либо ты шустро раздеваешься и позируешь так, чтобы меня это впечатлило, либо работаешь ртом. Тоже на камеру. Что скажешь, шоу или леденец?
На секунду мне кажется, что это не более чем изощрённая шутка, но Беда остаётся серьёзным. Уверенно потянув за волосы, он запрокидывает моё лицо вверх. В ледяных глазах горит непреклонная решимость. Мерзавец своего добьётся, без разницы как.
– Ну? Тебе помочь с выбором?
Его вторая рука тянется к пряжке ремня, переключая в моей голове какой-то скрытый тумблер.
– Не нужно, – мотаю головой, начиная воспринимать реальность урывками.
Шелест листвы, сминаемой снятым сарафаном; заминка, перед тем как расстегнуть замок бюстгальтера; его гулкий выдох; ещё одна задержка, более продолжительная, прежде чем стянуть стринги; терпкий запах крапивы; ромашки, ловко вплетаемые в венок мужскими пальцами…
Я трусливо пытаюсь убедить себя в том, что этот кошмар происходит не на самом деле.
– Обопрись спиною о ствол, – хрипло шепчет он, поднимаясь с пенька, и впервые это больше походит на вымученную мольбу, нежели на твёрдый приказ.
Я медленно повинуюсь, дрожа как осиновый лист под потемневшим взглядом серых глаз. Беда тянется к моим волосам, чтобы украсить их цветами, замирает. Серьга в уголке его губы становится матовой от моего дыхания, учащённого погоней и ужасом.
– Попробуй расслабиться… Ты… просто… – он немного хмурится, словно с трудом подбирая слова, и его сбивчивый шёпот звучит сожалеюще, почти ласково. – Тварь!
Надежда на чудо исчезает в секунду. Он зло опускает мне на голову венок и сразу отстраняется. Звучит первый щелчок сработавшей камеры.
– Прошу тебя, не надо, – скулю, отчаянно хватаясь за жалкие крупицы своего достоинства. Каждый нерв в теле бьёт током от страха и унижения. – Посмотрел и хватит, не нужно ничего снимать, пожалуйста.
– Волосы убери за спину, грудь не видно, – сухо командует он, словно не слыша моих просьб. – Да натяни ты, наконец, улыбку. Помнишь, снимки должны возбуждать? Иначе я передумаю, и мы вернёмся к варианту с видео.
Мгновенно похолодев, я послушно улыбаюсь, стараясь не встречаться с ним взглядом и периодически становясь в требуемые позы. Что угодно, лишь бы не прикасался.
– Честно говоря, я удивлён, что ты столько ломалась, – тем временем усмехается он, обходя меня сзади. – Вставай на четвереньки. Прогнись. Да, так. Вот и всё. Можешь ведь. Хочешь полюбоваться? Румянец, глаза горят… Крылья прифотошопить и падший ангелок.
– Пошёл ты, – огрызаюсь, задыхаясь от ненависти. Меня лихорадит так сильно, что, даже подтянуть колени к груди не сразу получается.
– Ухожу-ухожу, – пренебрежительно фыркает этот псих, подбирая сброшенную под дерево одежду, затем встаёт передо мной на корточки. – И держи рот на замке, если не хочешь, чтоб его использовали не по назначению. Усекла?
Многозначительно приложив палец к своим губам, он идёт к машине.
Господи, мне казалось, что погоня длилась вечность, на деле Беда нагнал меня спустя каких-то жалких тридцать метров.
– Гори в аду, извращенец! – кричу ему вслед сквозь пелену выступивших слёз, чувствуя, как вместе с гулом заработавшего мотора трещат остатки выдержки.
Ответом мне стал высунутый из водительского окна средний палец. Да хоть зад! Главное, что я никогда больше его не увижу.
Game over. Бонус
Я слишком поглощён дорогой, чтобы отвлекаться на свою попутчицу. Переехать пешехода на чужой тачке с полумёртвой от страха похищенной девицей в салоне – перебор даже для меня. Причём проблемы с законом в моём случае далеко не самая большая из возможных трагедий.
Есть вещи на порядок страшнее отделения – например, два метра земли над переломанным телом. Вот когда родная мать пожалеет, что нельзя придушить меня собственными руками, а отец таки получит внятное основание отобрать у бестолкового отпрыска даже свою фамилию, ногтями сошкрябав её с надгробия.
Нет, свидетели нам с Лерой не нужны, а раз цель оправдывает средства, то несильный удар под дых вроде как минимальная плата за наши целые шкурки.
Но всё же…
Я то и дело прислушиваюсь к прерывистому дыханию своей пленницы и чувствую, как с каждым её хрипом во мне самом обрывается всё человеческое. Рычит. Кусает. Заходится воем, требуя отпустить, потому что привык к ней!
Потому что если б