Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушая дочь, старик чувствовал, как в нём закипает гнев.
– Ты в кого такая дура удалась? – бесцеремонно прервал он Ирину. – Мы с матерью вроде не слабоумные. Опять же, образование тебе дали высшее философское. А простых вещей не понимаешь. Не ожидал.
Он в сердцах отбросил плед, и, нашарив домашние туфли, принялся ходить по комнате взад-вперёд.
– Велика важность: Николаю вернули рукопись! – фыркнул он прямо в лицо онемевшей Ирине. – Просмотрел я её, враньё сплошное. Мишу не пустили в депутаты? Одним жуликом в Думе будет меньше. И я из-за этого пойду ругаться с президентом? Из-за этих? Ты в уме?
У Ирины в глазах блеснул недобрый огонёк.
– Боишься, папа, – сдавленно произнесла она, то ли спрашивая, то ли утверждая. – От своих отрекаешься.
– Чушь! – выкрикнул Мельников. – Какие они мне свои? Любовник твой Сашка, что ли? На коленях ведь выпросила, взял я его в администрацию, а зря. Борьку и вовсе моим именем в совет директоров пристроила, я и не знал. Забыла, какой с ним скандал вышел? Клан, понимаешь… В кого ни плюнь, все замараны. Взяток нахапали, наворовались, так пусть сидят и не рыпаются. На Бунеева и без того со всех сторон жмут: почему, дескать, коррупционные дела тормозит. Впору свечки в церкви ставить, чтобы и дальше слово держал, не уступил. Поняла?
По лицу Ирины было видно, что она изо всех сил сдерживает бешенство.
– Ах, был бы сейчас тут Вадим, – процедила она, с ненавистью глядя на отца.
Мельников сел на тахту. Лицо его стало пепельным, рука невольно потянулась к левой стороне груди.
– Ты вот что, – с трудом выговорил он. – Ты это имя… это слово… много на мне грехов, но этот…
Не договорив, Мельников начал медленно заваливаться набок.
– Папа! – взвизгнула Ирина, вскакивая с кресла.
На её крик прибежали. Грузное тело Мельникова перенесли в спальню, раздели, и вызванный врач сделал ему укол.
– Ничего страшного, – сказал медик, закончив осмотр. – Давление скакнуло. Похоже, какой-то мгновенный и сильный стресс.
При этом он как-то странно просмотрел на Ирину.
Мельников был в сознании, но лежал с крепко закрытыми глазами. Голоса дочери, жены, врача доносились будто бы издалека. Мыслей никаких не было, были картины, сами собой выплывающие из памяти.
… Вот его первая инаугурация. Он клянётся в верности России и Конституции, и ему аплодирует весь зал, вся страна, весь мир. Громче всех – самые близкие друзья-соратники: вице-президент и спикер парламента.
Вот он выступает по телевидению и радио с указом о начале реформ. Спустя считанные дни на прилавках появляется всё, и столь же стремительно деньги теряют свою цену. Подавляющее большинство людей нищает на глазах. В это время корабль всенародной любви к своему президенту получает первую пробоину.
Попытка переворота. Вчерашние самые близкие друзья-соратники во главе со спикером пытаются низложить президента. Мельников жестоко, танками и пушками, давит путч, получает сверхвласть и… обширный инфаркт.
К концу первого срока правления Мельников приходит серьёзно больным, смертельно уставшим и абсолютно разочарованным человеком. Народ отвернулся от былого любимца, рейтинг президента близок к нулю. И нет преемника, способного продолжить курс реформ и гарантировать спокойное, обеспеченное существование экс-президенту вместе с его близкими. С другой стороны, во власть рвётся «вождь краснокожих» – лидер компартии, обещающий судить Мельникова сразу же после прихода в Кремль. Мольбы окружения и угроза коммунистического реванша заставляют президента вновь идти на выборы. Он правдами и неправдами совершает невозможное – побеждает…
Сил править уже нет. От природы богатырское здоровье подорвано годами власти и борьбы за власть. Не прошло даром и пристрастие к вреднейшей из российских привычек – пьянству. Наступает серия операций. В это время окружение Мельникова пополняется новыми людьми. Это банкиры, промышленники, журналисты. Им протежирует Ирина. Шаг за шагом они просачиваются в администрацию, правительство, аппарат. Однажды Мельников понимает, что они стали чем-то вроде коллективного президента. Скипетр по-прежнему в его руках, но реальная власть мало-помалу переходит к ним. Они меняют премьер-министров и просто министров, решают вопросы войны и мира, управляют финансовыми потоками, и, по сути, всей страной. Известно: чем слабее царь, тем сильнее временщики.
Но Мельников не сдаётся. Время от времени, когда здоровье улучшается, он делает резкие шаги – выкидывает из своего окружения ту или иную фигуру. Такое, правда, случается всё реже, да и вакантное место быстро заполняется фигурой сходной, так что в итоге Мельников с удивлением замечает: ничего не изменилось. А нужны ли вообще изменения? Жизнь идёт своим чередом, российский бардак неизбывен, счета в западных банках пополняются словно сами собой. Мельников не жаден до денег, но у него дочери, внуки, жена, да и не век ему президентствовать – как-то ещё потом всё сложится…
Пресса между тем сатанеет. Открыто пишут и говорят о коррупции, казнокрадстве и вседозволенности в окружении президента. Назревает парламентское расследование. Скандал следует за скандалом, голос поднимает не только оппозиция, но и лояльные Мельникову политики. С усталым, болезненным любопытством просматривает он газетные заголовки. Достаётся всем, но главный огонь критическая артиллерия ведёт по человеку, считающемуся неформальным главой клана приближённых. Нападки становятся всё яростнее, они всё больнее бьют рикошетом по самому президенту, и в какой-то момент он решает: пора. Главный виновник скандалов лишается всех постов, ему приватно и очень серьёзно советуют покинуть Россию на неопределённый срок. Тот пытается спорить, рвётся на приём к Мельникову, но получает жёсткое «Пошёл вон!» по всем статьям. Он вынужден смириться и перед вылетом в Швейцарию просит передать старику только одну фразу:
– Вы горячитесь, мой президент.
… Когда Мельников проснулся, уже стемнело. У изголовья постели горел ночник, в кресле читала сиделка. Мельников спросил:
– Что, Ирина здесь?
– Уехала уже, – ответила женщина, протягивая ему на подносе таблетки и стакан с минеральной водой.
– А Нина Васильевна?
– У себя. Позвать?
– Не надо. Ты вот что… У меня в кабинете на столе книга лежит, раскрытая. Принеси.
Оставшись один, Мельников с отвращением проглотил таблетку, запил её водой и откинулся на подушку. «Водки бы сейчас», – мелькнуло в голове. Какое там… Разве что жить надоест. Ах, дочка, дочка…
Еле слышно скрипнула дверь.
– Нина, ты? – спросил Мельников, открывая глаза.
Сквозь полумрак спальни он увидел стоящего на пороге человека. Неслышными шагами тот приблизился и склонился над постелью.
– Это что такое, – начал Мельников,