Минуты две тянулось нестерпимое молчание.
— Ладно, идите, — сказал, наконец, полицейский.
Подпольщики быстро зашагали прочь, и тьма поглотила их. Они дважды, путая след, повернули в переулки. Теперь, что бы ни взбрело в голову полицейским, они уже не найдут их.
— А если бы нас обыскали, дядя Григорий? — охрипшим голосом спросил Юркий.
— Ну! Мы бы не дались, так припустили бы, только фараоны нас и видели! — пошутил Григорий. Потом, помолчав, сказал серьезно: — Если бы обыскали, посадили бы нас с тобой в тюрьму. За это дело не помилуют. А ты не бойся. Настоящий революционер ни тюрем, ни каторги не боится. Вон Бабушкин Иван Васильевич. Смелый мужик?
Юркий кивнул головой и посмотрел в серьезное лицо Петровского.
— Вот с него и пример бери, если хочешь драться за рабочее дело.
В эту ночь Петровский с Юркиным разбросали прокламации на улицах возле Трубного и Брянского заводов и до рассвета вернулись домой.
Оба, и Петровский и его юный помощник, с трудом подавляли улыбки, когда наутро, придя в цех, выслушивали разные небылицы о том, как в заводском поселке появились прокламации. Кто-то даже утверждал, что видел ночью нескольких студентов, которые ходили от дома к дому и клали на крылечки эти листки.
Полиция опять всполошилась. По ночам по всему Екатеринославу и особенно на рабочих окраинах города разъезжали патрули конной жандармерии. Тогда подпольщики изменили тактику. Листовки стали распространять в предрассветные часы, а на заводах — днем, в обеденный перерыв. Прокламации оставляли в уборных, незаметно подкладывали в ящики верстаков и сумки, в которых рабочие приносили с собой из дома еду. А надежным людям давали листки и просто в руки, отозвав куда-нибудь в укромное место. На прокламациях было написано: «Прочти и передай другим». Рабочие читали и в цехе и дома, в семье. Потом листовку передавали соседям. Читали, конечно, тайком от посторонних глаз, прятали за пазухой, а дома — под матрацы или под половицы, засовывали за иконы.
Позднее многие рабочие Брянского завода узнали тех, кто распространяет прокламации, и помогали подпольщикам. Григория Петровского в других цехах принимали, как своего.
В мае 1898 года на Брянском заводе произошли драматические события. Все случилось внезапно, бурно, в несколько часов — так, как выходит из берегов река в половодье.
Рабочие взбунтовались. Обида, гнев, жажда справедливости, человеческая гордость — все чувства, которые испытывают рабы, вечно угнетаемые господами, вдруг разом выплеснулись наружу, сломав в душах плотину терпения. Страсти так взбурлили, что остановить, образумить эту слепую стихию уже было невозможно.
Все началось с убийства рабочего. Охрану Брянского завода несли черкесы. Администрация специально нанимала этих темных, не знающих русского языка горцев, чтобы иметь под рукой безропотных стражей. К тому же черкесам хорошо платили. А деньги и национальная ненависть к русским, иноверцам, делали горцев послушным орудием в руках заводчиков.
Как-то вечером, после гудка, один молодой рабочий, выйдя из проходной, отломил для какой-то надобности кусок доски от заводского забора. Это заметили охранники. Они нагнали рабочего и набросились на него. Завязалась драка. Парень ударил и сбил с ног одного охранника. Тот, взбешенный, вскочил, выхватил из ножен кинжал и пырнул рабочего в живот.
Это видели скопившиеся у заводской проходной люди. Тотчас же толпа кинулась на стражников. Они были жестоко избиты. А когда рабочие увидели, что товарищ их мертв, они уже не смогли сдержать гнева.
Разъяренная, ревущая толпа хлынула к заводу. По пути разбила в щепы сторожевую будку, разломала забор. Вмиг рабочие окружили контору. Откуда-то притащили керосин, вспыхнул огонь. Через минуту здание конторы уже было объято пламенем. Люди кинулись громить заводские продуктовые лавки.
Перепуганное начальство срочно вызвало войска. Завод и рабочий поселок быстро оцепили жандармы. Начались стычки. Рабочие пустили в ход камни и дрекольё. Но вооруженная сила взяла верх. Рабочих загнали в дома. А тех, кто сопротивлялся, хватали, скручивали веревками руки и отвозили прямо в тюрьму. Было арестовано, а затем выслано из города около пятисот участников бунта.
Волна стихийного возмущения захватила и Григория Петровского. Ввязавшись в драку с жандармами, он едва не угодил им в лапы. Когда об этом узнал Бабушкин, он резко отчитал своего помощника за то, что он, Григорий, поддался чувству и, вместо того чтобы, как подобает сознательному революционеру, вести за собой массу, оказался сам на поводу у безрассудной толпы.
Вместе они сели писать текст прокламации. Нужно было разъяснить рабочим Екатеринослава бесплодность таких бунтов и призвать к организованной, последовательной борьбе с царизмом и буржуазией. Случившееся кровавое столкновение и поражение рабочих было горьким, но полезным уроком. Это способствовало политическому возмужанию рабочих.
Над участниками бунта состоялся суд. Было привлечено более тысячи рабочих Брянского завода в качестве обвиняемых и свидетелей.
Подсудимые, привезенные в зал заседания прямо из тюремных камер, выступали со страстными революционными речами. Их прерывали, лишали слова. Но на смену одним вставали другие и смело говорили все, что они думают об этой дикой полицейской расправе. На суде вскрылась картина жестокой эксплуатации, произвола и беззакония, творившихся на Брянском заводе. И рабочие заявляли, что теперь они ясно поняли, какой избрать путь: не бунты, а организованные политические стачки и демонстрации отныне станут средством борьбы пролетариев с заводской администрацией и царским самодержавием.
Эти события показали, что стихийность рабочих выступлений, их беспомощность перед властями объясняются двумя главными причинами: низким уровнем политического развития рабочих, большая часть которых еще недавно была крестьянами, и слабой еще работой социал-демократической организации в массах — ее влиянием была охвачена лишь небольшая группа передовых пролетариев.
Так оценивали руководители русской социал-демократии события в Екатеринославе. Эмигрантский центр в Женеве издал в 1900–1901 годах в связи с этим две брошюры: «Суд над брянскими рабочими» и «Движение в Екатеринославе». Брошюры были тайно переправлены через границу и читались подпольщиками по всей России.
Надежды екатеринославских властей на усмирение с помощью крутых мер не оправдались. Борьба не утихла. На Брянском заводе администрация под угрозой забастовки вынуждена была сделать рабочим некоторые уступки: уволила ненавистного всем мастера Миляка, соглядатая и хозяйского холуя, и исправила мошеннически исчисленные заработки в расчетных книжках рабочих. А осенью вспыхнула забастовка на трубном заводе Шодуара. Там рабочие сумели добиться повышения заработной платы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});