Читать интересную книгу Знают истину танки ! - Александр Солженицын

Они плетут нам новые сети. Будьте едины!

В о т н а ш и т р е б о в а н и я:

1. Свободу узникам БУРа!

2. Отменить карцеры и побои!

3. На ночь бараков не запирать!

4. Восьмичасовой рабочий день!

5. За труд - зарплату!

Бесплатно больше работать не будем!

Тираны! Мы требуем только справедливого!!

Федотов сам не свернул, но с улыбкой смотрит, как сворачивают к газетной витрине.

Его глаза блестят. Он запрокидывает голову, глубоко вдыхает, вдыхает и говорит никому:

музыка смолкла.

- Ах, как хорошо у нас в лагере дышится! Что за воздух стал!

С ним поравнялся кто-то и сует ему незапечатанный конверт:

- Володька! На, прочти быстро, что я пишу, и пойдем вместе бросим.

Федотов изумлен:

- А я при чем?

- Как при чем? Читай-читай! Что я не о п е р у пишу, а домой. Вместе запечатаем и бросим. Теперь все так делают. Чтоб за стукача не посчитали.

Федотов весело крутит головой, просматривает письмо на ходу:

- И я в цензоры попал! Нет, что за воздух?! Ты чувствуешь - что за воздух!

Они быстро идут. Автор письма заклеивает конверт и при Федотове бросает его в почтовый ящик на столбе.

Густая толпа на линейке. Оживление. Смех. В толпе курят, ходят, проталкиваются, играют (удар сзади - "узнай меня!"), беспорядочно стоят во все стороны спинами. Потом спохватываются и перед самым пересчетом и обыском разбираются по пять.

Мантров сбочь линейки стоит рядом с дюжим нарядчиком. Тот с фанерной дощечкой, пересчитывает каждую бригаду и записывает. В молодом приятном лице Мантрова - обычное самообладание.

Нарядчик сверяется с дощечкой:

- Мантров! У тебя на выходе - двадцать один. Меженинова оставишь в зоне.

Мантров поднимает бровь и усталым изящный движением кисти показывает:

- Дементий Григорьич! Вы - останетесь.

Строй бригады (уже первая пятерка проходят). В нем Меженинов.

Его большое лицо, крупные черты, брови седые. Давно не брит. Мягкие глаза его сверкнули твердостью:

- Почему это я должен остаться? Д л я к о г о? Голос нарядчика:

- Ничего не знаю. Распоряжение такое.

Но Меженинов, кажется, понял и знает. Непреклонно смотрит он чуть подальше, на...

лейтенанта Бекеча. В нескольких шагах от линейки недвижимо стоит

Бекеч. Он скрестил на груди руки. Нахмурился. Шапка барашковая большая, сам маленький. Молодой Наполеон?

Меженинов возвышает голос:

- Передайте, нарядчик, тем, кто вам велел: дурак только к ним сейчас пойдет! Сегодня останешься - а завтра на койке зарежут.

Все слышал Бекеч. Еще хмурей. Неподвижен. Нарядчик, наверстывая заминку, пропускает быстро пятерки:

- Вторая! Третья! Четвертая! В пятой два. Следующая бригада!

Бригаду Мантрова (в ней и широкая спина полковника Евдокимова) видим сзади, как она пошла на обыск, распахивая телогрейки. Пять надзирателей в армейских бушлатах, перепоясанных поясами, стоят поперек линейки и встречают заключенных объятьями Иуды.

ШТОРКА.

Во всю ширину экрана видны по грудь четверо из одной пятерки: Меженинов, Федотов, Евдокимов и Мантров. Пятый изредка виден плечом, иногда скрывается и Федотов. И сзади них мелькают лица - лишь настолько, что мы чувствуем толщу колонны, идущей не похоронно, как в начале фильма, а скорей размашисто. Явно ощущается ходьба. За головами - свинцовое недоброе небо.

Меженинов рассказывает полковнику и Мантрову:

- В зеленом начале моего срока на тихой теплой подкомандировке оперчасть вербовала меня в стукачи. Удивляюсь сам - это не было легко, но я устоял. Был сослан в штрафную бригаду - на каменный карьер, мрачнейшие бандиты. И полгода тянул среди них...! Устоявши раз, устоявши два,- падать под конец как-то жалко.

Полковник усмехается:

- Все-таки, дОцент, вы в вызывающей форме отказались! При остатке срока в год - можно на этом и погореть.

Мантров внимательно прислушивается к их разговору. Федотов же не слышит. Он упоен, смотрит вперед и никуда. Когда объектив больше поворачивается в его сторону - слышно дуновение маршеобразной музыки.

Меженинов:

- На этом нас и ловят. В начале - мы боимся чересчур долгого срока, в конце - дрожим за освобождение. Это - психология набора 37-го года. С ней гнулись и подыхали. А я - сторонник вот этих новых боевых ребят. Тем более с е й ч а с! - чего дрожать? Простая разумная отговорка: боюсь, мол, что меня зарежут!

Резкий окрик:

- Ра-зобраться по пять! Раз-говорчики в строю! Меженинов:

- ...Процедура чекистов, которой мы трепетали всю жизнь, вдруг оказалась такой неуклюжей: арест, протоколы, следствие, суд, пересуд. А здесь возмездие мгновенно: удар ножа! На рассвете. Все видят, что это - пострашней! И никто не только стучать не пойдет,- не пойдет и минуты с ними беседовать!

Полковник возмущен:

- Вы - интеллигентный человек, а отстаиваете какую-то дикую резню!

Меженинов:

- Прекрасное время! Где это есть еще на земле? - человек с нечистой совестью не может лечь спать!! Какое очищение!

Маршеобразные мысли Федотова. Окрик:

- Ра-зобраться по пятеркам! Кому говорят?! Полковник:

- Ав-вантюра!

Меженинов:

- Но мы доведены и приперты. А что бы вы предложили другое?

Полковник:

- Да если бы мне только дали сформированный современный полк...

Он приосанился. Он видит сейчас тот полк. Он уже почти им командует...

...я б этим псам показал!

Меженинов:

- Но тот, кто сформировал бы полк, нашел бы ему командира и без вас, учтите... Нет, не ждать вам полка. Надо учиться действовать там, где живешь.

Окрик:

- Сто-ой, направляющий!!

Это - краснорожий старший сержант, вбежавший внутрь цепочки конвоя.

Остановилась колонна беспорядочной толпой. И вокруг - конвоиры с автоматами и карабинами наперевес. Степь кругом. Небо черное. Сержант орет:

- Что это идете, как стадо баранов?

Из толпы:

- А мы не в армии!

- Присягу не давали!

- Сам баран!

Сержант:

- Ра-зобраться по пятеркам! Первая!

Первая пятерка отделилась и прошла вперед шагов десять.

...Стой! Вторая!

МЫ - БЛИЖЕ К ТОЛПЕ.

В ней - движение, гул:

- Не давайте ему считать, не давайте!

- Не иди по пятеркам!

- Прите все!

Голос сержанта:

- Третья!

Третья пятерка не отделяется, как первые две, а еле ноги переставляет, и сзади к ней льнут, льнут стадом, нельзя считать!

Смех в толпе. Крик сержанта:

- Сто-ой! Ра-зобраться по пятеркам!

Толпа продолжает медленно густо идти. Нагоняет первые две пятерки. Остановилась.

Из толпы:

- Хрен тебе разобраться!

- А ху-ху - не ху-ху?

Крик сержанта:

- Не разберетесь - до вечера здесь простоите!

Из толпы (кричащие прячутся за спинами):

- Хрен с тобой! Простоим!

- Время не наше - казенное!

- Пятилетка - ваша, не наша!

МГНОВЕННЫЙ ПЕРЕНОС (РЫВКОМ).

Лицо сержанта. Он рассвирепел, себя не помнит. Взмах:

- Оружие - к бою!! Патроны - дослать!!

Лязг затворов.

Грозная музыка.

ОБЪЕКТИВ КРУЖИТСЯ МЕДЛЕННО.

Под черным небом мы видим конвоиров, готовых в нас стрелять. Дула наведены! Челюсти оскалены!

И мы видим толпу, готовую броситься на конвоиров.

Их шестьсот человек! Если в разные стороны кинутся...! Наклонились вперед! А Гай даже руки приподнял для броска! Радостью боя горит худощавое лицо Федотова!

Что-то сейчас будет страшное! Что-то непоправимое!

в музыке растет-растет-растет это столкновение!

И вдруг отрезвленный голос сержанта:

- Марш, направляющий.

Общий выдох.

Заключенные вышли из стойки, повернулись. Опять пошли как попало. Оживление в колонне.

Опять во весь экран - та же наша четверка в ходьбе.

Никого не видит Федотов, смотрит далеко вперед и вверх.

Ветерком - его радостный марш!

ШТОРКА.

В двадцать глоток - раскатистый хохот.

Это на скатке бревен развалились в разных позах заключенные и хохочут в лицо вольному десятнику - жалкому потертому человечку, стоящему перед ними. Он уговаривает:

- Ребята! Цемент погибнет! Четыре тонны цемента. Ну, дождь вот-вот!

К нему выскакивает круглый придурковатый Кишкин, Ф-111. Номер на груди его поотпоролся, болтается:

- Десятник! Что ты нас, дураков, уговариваешь? Разве знает собака пятницу?

Хохот.

...Нам расчету нет. Не платят.

- Как не платят? Расценки единые государственные, что для вольных, что для вас!

Сзади на бревнах все так же развалились зэки. Кишкин впереди изгибается перед десятником:

- Расценки единые, да у нас семья большая. Гражданина майора Чередниченко надо накормить? А капитана-кума? А лейтенантов двадцать? А надзирателей - сорок? А конвоя батальон? А колючая проволока, знаешь, теперь почем?

С бревен возгласы:

- А пули?..

- Масло ружейное!..

- Забор деревянный!

- Бур каменный!..

Кишкин (показывает свой болтающийся номер):

- Даже вот номера писать - и то художников держим! И как баланс ни крутим - все мы начальнику должны, не он нам!