Сегодня я собиралась встретиться с адвокатом, собиралась работать над обеспечением своей свободы от Маршалла. У меня был чертов план.
Теперь я принадлежу сумасшедшему.
В том, что он сумасшедший нет никаких сомнений. Ни один здравомыслящий человек не может считать, что он имеет право владеть другим человеком и думать, что ему это сойдет с рук.
Как мне вытащить нас из этого? Разнообразные варианты проносятся в моей голове, когда я принимаю столь необходимый мне душ.
Попытаться обратиться к властям? Смогут ли они мне помочь? Он сказал, что имеет влияние и на них. Если я все же решусь обратиться за помощью в правоохранительные органы, то мне, вероятно, нужно будет связаться с кем-то на федеральном уровне. Несомненно, что все местные правоохранительные органы под Люцифером.
И, без сомнения, обращение к властям только вызовет его гнев. Что я могу предложить в обмен на защиту?
Ничего. Абсолютно. У меня нет никакой полезной информации.
Все, что я знаю, это то, что видела прошлой ночью. Все, что я знаю, это то, что мой муж должен ему пять миллионов долларов.
Правда, Люцифер еще ничего мне не сделал, кроме угроз... Но к его словам нужно относиться серьезно, я знаю, как обычно происходят такие дела. Это не пойдет мне на пользу.
Ему даже не пришлось принуждать меня спать с ним. Я так жаждала прикосновений, ласки, что сама на него набросилась, и это совсем не поможет моему делу.
Это заставит выглядеть меня нуждающейся. Боже, какая я жалкая.
Намыливая руки, я чувствую себя грязной и распутной. И такой чертовски глупой.
Как я могла позволить этому случиться? Почему позволила своему телу преобладать над мозгом? Я могла бы сказать ему «нет». Могла бы потребовать, чтобы он остановился, но не сделала этого. Потому что хотела большего.
Даже сейчас, в этом душе, от одного воспоминания о том, что мы сделали, у меня закипает кровь. Его запах и тело притягивают меня. В нем есть что-то захватывающее, я даже не могу этого объяснить. Я потеряла всякое восприятие правильного и неправильного. И просто сильно его хотела.
Я даже не просила его использовать защиту.
Черт. Моя рука трет живот. Я уже несколько месяцев не принимала противозачаточные таблетки из-за того, что в этом не было необходимости. У нас с Маршаллом уже почти год мертвый сезон.
Это маловероятно, но сейчас я могу быть беременна ребенком Люцифера.
О, Боже. О, Боже! Заводить третьего ребенка, да ещё и считай от незнакомого человека – прямой путь к сумасшествию.
Я выключаю воду и вытираюсь.
Я не беременна, ни в коем случае. Делаю глубокий успокаивающий вдох, а затем медленный выдох.
Сохраняй хладнокровие, Лили.
С Маршаллом всегда требовалось несколько недель, прежде чем его маленькие пловцы добирались до цели. Чтобы этого больше не повторилось нужно приложить все усилия для ухода. Мы должны уйти.
Что, если мы просто сбежим и заляжем на дно? Кажется, это лучший вариант. Может быть, если Люцифер не сможет через некоторое время нас найти, он просто сдастся. Не то чтобы я стоила больших усилий. Он может украсть очередную чужую жену или, черт подери, найти свою собственную.
Мы не стоим его хлопот.
Мне нужно снять немного денег с банковского счета, чтобы купить все, что нам нужно. Нам понадобится одежда, еда и кров. Надеюсь, Маршалл еще не потратил все деньги. В последний раз, когда я проверяла наши сбережения, на счету лежало около пятидесяти тысяч.
Закручивая волосы в небрежный узел, хмуро смотрю на себя в зеркало. Под глазами у меня появились темные круги, а кожа побледнела, будто я не спала целый год.
Что мне надеть? Когда вожу детей на учебу, я обычно надеваю спортивные штаны, мешковатую футболку и не наношу макияж. Меня не волнует, кто увидит меня такой, забросить детей в начальную школу – это не торжественное мероприятие.
Если я не хочу, чтобы кто-то узнал о моих планах, мне, вероятно, следует вести себя как обычно.
Если мне действительно повезет, я смогу вытащить детей и себя из этого беспорядка так, что они даже не поймут, что происходит или в какой опасности мы находимся. Если я буду действовать достаточно быстро, то избавлю их от растерянности по поводу нашей ситуации.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Эта маленькая искорка надежды заставляет меня двигаться.
Обычно сборы детей происходят немного суматошно. Всегда есть что-то, что мешает сборам идти гладко, поэтому я должна действовать быстро.
Накинув утреннюю одежду, я бужу детей и помогаю им одеться. Ни один из них, кажется, ничего не знает о том, что произошло прошлой ночью. Проспав все это, они как всегда сонные и раздражительные.
Все кажется вполне нормальным, когда мы сидим и вместе завтракаем. Насытившись, я беру их куртки и рюкзаки и выхожу за дверь. Может, это будет не так сложно, как я думала.
— Мама, — спрашивает Адам, когда я запираю за нами дверь. — Чья это машина?
— Что? — спрашиваю я, прежде чем повернуть голову. Поворачивая ключ в замке, едва не ломаю его.
Ублюдок.
Позади меня на подъездной дорожке припаркован элегантный черный седан, который блокирует мою машину.
Черт подери. Я должна была догадаться.
— Мама? — снова спрашивает Адам, глядя на меня своими большими зелеными глазами в ожидании ответа.
Вздыхая, вешаю сумочку на плечо и стараюсь говорить как можно более равнодушно:
— Я не знаю, дорогой. Может, они заблудились.
— Ошиблись домом? — предполагает он.
Я бодро улыбаюсь и киваю головой.
— Такое возможно.
Делаю шаг вперед, водительская дверь черного седана открывается и из него выходит натуральный викинг в черном костюме.
Маленькая Эвелин, сделав резкий вдох, хватает меня за ногу, а зеленые глаза Адама становятся еще шире. Я их не виню. Я тоже чувствую себя немного напуганной гигантским человеком, смотрящим на нас. Ростом он, вероятно, под метр девяносто, а сложен как полузащитник НФЛ. У него светлые волосы, голубые глаза и густая светлая борода.
— Мэм, Люцифер сказал отвезти вас сегодня, — говорит он грохочущим низким голосом.
Пробежавшись взглядом вверх и вниз по улице, мое сердце бешено заколотилось в груди, а утренние хлопья грозили выйти наружу. Могу я сбежать от этого парня? Осмелюсь ли я вовлечь своих соседей, прося их о помощи?
Я не хочу, чтобы от моего имени убивали ни в чем не повинных людей.
Через пару домов дальше по улице я замечаю еще одну припаркованную черную машину.
Проклятье.
Этой машины там обычно нет. Сколько его людей за мной наблюдает? Как далеко мы сможем убежать, если попытаемся сделать это сейчас?
Недалеко, вероятно.
Викинг не произносит ни слова. Он просто смотрит на меня сверху вниз. Он большой и, держу пари, медлительный. Я могла бы обогнать его... если бы со мной не было двух маленьких детей.
Есть ли у меня выбор?
Облизав губы, я спрашиваю:
— Как вы сказали вас зовут?
Его руки расслабляются, и он кажется более непринужденным, когда отвечает.
— Питер.
Слезы разочарования жгут мне глаза, но я не могу сломаться перед своими детьми, просто не могу этого сделать. Они оба и так уже кажутся напуганными.
Я наклоняюсь, беру Эвелин за руку и успокаивающе говорю:
— Все в порядке, дорогая. Нечего бояться. Питер просто отвезет нас в школу.
— Почему? Кто он? — спрашивает Адам. Он всегда был любознательным ребенком, и я знаю, что должна очень осторожно подбирать слова, иначе он поймет, что что-то не так.
— О, я совсем забыла, что мне нужно отвезти машину в мастерскую. Нужно кое-что починить.
Оторвав маленькие пальчики Эвелин от своей ноги, я смотрю на часы.
— Давайте. Нам нужно поторопиться, иначе вы опоздаете к первому звонку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Адам скептически смотрит на меня и хмурится. Эвелин буквально волочит ноги, когда мы идем к черной машине.
Питер подходит к машине и открывает для нас заднюю дверь. Эвелин старательно уклоняется, но Адам только смотрит на него с любопытством, как будто Питер – это уравнение, которое он хочет решить.